Звездный дождь.

  Ступени башенной лестницы были не из гранита, а из мореного дерева. Говорят, южный народ саюри к тому же натирает это дерево особыми смолами. Поэтому со временем изделия из него не портились жучком, не гнили и не выветривались. Только древесные узоры проступали ясней – будто под медвяным воском.
  Редко, ох редко из такого материала делали лестницы. Разве что в очень богатых домах. Или здесь, в башне Опоры.
Мягко ступая,  Митрес прошел последний пролет драгоценной лестницы и вышел на обзорную площадку. Тот, кого он искал, был здесь.
Силуэт мужчины в зелено-коричневой, а теперь просто темной мантии почти сливался с чернотой небес, и сначала непривычный взгляд уловил лишь участок темноты на краю площадки. Темноты, словно проглотившей несколько звезд. Потом глаза Митреса уловили седые волосы, рассыпанные по плечам, и неясно белеющие в темноте кисти рук.
  Опершись на камень башенной ограды,  провозвестник Михел, Верховный столп Ордена Опоры,  любовался звездным небом.
  Митрес помедлил с обращением, ожидая, когда его заметят. Да, его послали, причем не кто-нибудь, а Проводник Дисок, но вторгаться в размышления  Верховного…
- Да, Митрес?
  Заметил.
- Я…
- Потом. Иди сюда. Посмотришь звездопад…
  Вот это да!
- Но разве… учитель, разве он сегодня?
- Да…  Это мой последний.
  Но как же? Предупреждения ведь не было.
- Но я…
- Все подождет. Смотри. Начинается…
  Иссиня-черное небо прорезала первая золотистая полоска. Рассыпая нежные, еле заметные искры, она коснулась кромки черного леса и растаяла. Но в небе уже расцветали три новые. Серебряная, алая, белая… И еще, и еще. Сверкающие линии пересекались, расходились, вспыхивали целыми роями, кипели дождем разноцветных искр. Словно там, где-то наверху, порхала, отряхивала перья стая сказочных огонь-птиц…
  Забыв обо всем, затаив дыхание, Митрес смотрел на это огненное действо. Красиво. Как же красиво…
  Он знал, что такие дожди бывают не каждый год… кажется, раз в тридцать семь лет… или раз в пятьдесят семь… что в это время все нормальные люди стараются прятаться под крыши… но сейчас об этом не думал. Просто смотрел, как полыхают в небе огненные змеи и расцветают пламенные лилии.
  Звездный дождь.
  Он стоял и смотрел… смотрел…
  Пока сзади не послышался топот.
- Провозвестник Михел! – яростно прошипел знакомый голос. – Почему? Вы знали! И вы…
   Провозвестник не обернулся. Легко прошуршала зеленая мантия – Михел пожал плечами.
- Да, не сказал. Не захотел.
- Вы… выживший из ума старец! Вы понимаете, какой это риск?!
- Да, – темные глаза старика отражали поредевшие вспышки гаснущего звездопада. – Да… Мне бы только знать, правильно ли я поступил…

  Год спустя. Лиддия. Селище Прудниково.

- Какого числа родился ваш ребенок?
- Дык, господин… кто ж такое отмечает? – Мужик комкал в руках шапку и смотрел на стол приезжему орденцу. Там почти ничего не было, только свиток,  перо-трубочка и кувшин. Как раз кувшин притягивал внимание мужика с неодолимой силой. Селищанин  сам видел, что посудину приезжему принесла не кто-нибудь, а тетка Китра. А уж у нее зерновуха… язык проглотишь. – Летом. Травы косили неделю. Вернулся – а он тута вот.
- Может, жена отметила?
- Не, господин. Звиняйте пожалуйста… - мужик адресовал кувшину виноватую улыбку. – Баба, известно дело… того она. Без понятия. Да и не по обычаю то. Сами знаете.
  Кувшин остался безответным – наверное, не знал. А вот орденец почувствовал, как закипает от злости. Проклятые приметы – не отмечать дату рождения ребенка! В домах новорожденных даже календари сжигали, чтоб не дай Судьбина не проболтаться. Считалось, что если злые духи узнают про нового человечка, то до наречения первого имени погубят и его, и родителей. Орденцы боролись с суеверием как могли, но в городах и то получалось плохо, а уж тут… попробуй втолкуй тут что-то, если впрямую говорить нельзя.
  В городах, кстати, пытались объявить награду, но тоже без толку – желающие заработать денежку притащили и своих младенцев, и чужих, и вовсе не младенцев. Даже пятилетних-семилетних притаскивали, жадобы.
  Нет, без толку, все без толку. К тому же лишние слухи Ордену ни к чему. Да и хлопоты. Придется подождать.
- Ладно, иди.
- Прощевайте, - мужик старательно поклонился кувшину и осторожно закрыл дверь, не подозревая, что уже спустя  пушинку тот с грохотом разобьется о стену. Орденцы тоже люди.

Шесть лет спустя. Лиддия. Селище Пригорки.

- Латка! Латка! Девчонка ты негодная, а ну поди сюда!  Латка!
  Молодая женщина сердито запахнула на груди рубаху и, осторожно ступая босыми ногами по росной траве, подошла к ближнему малиннику.
- Лата! Иди в дом, маленький плачет!
  Девочка в старой, перешитой из материной, рубашке сжалась на ветке дальней груши редкостного сорта «златеника». Маленький каждое утро плачет. И каждую ночь. Она уже замаялась и петь, и колыбельку качать. А груша ранняя, ее сегодня оберут, и все, попробовать даже не получится. Отец строго-настрого запрещает трогать – ведь в городе за каждую такую грушу одну резку дают. Целую монетку медную. Урожай продашь – богатым станешь. Правда, богатство почему-то запаздывало – то маленький родился, то отец с кем-то об заклад побился – пришлось платить, то родичи на постройку избы одолжили, а сами «с дождиком смылись». Словом ни денег, ни груш. Только паданцы зеленые. Но они ж невкусные.
  А Лата уже неделю как присмотрела себе грушку  - с румяным бочком, блестящую на солнце. Неужели не удастся попробовать?
- Ах вот ты где, негодница! – голос матери послышался совсем рядом, и девочка резко подалась назад, нечаянно сшибив локтем одну из груш.
- Ой…
- Что там у вас? – на крыльцо, зевая, вышел отец. – Ах ты, злодейка!
  И тут хрустнула ветка…

Город Алта.

- Ваша милость! Тир! Проснитесь!
- М-ммммм…
- Ваша милость! Вы велели разбудить вас на рыбалку!
- Уже не велю. Уйди.
  Слуга удалился, тихо прикрыв дверь, но сон не вернулся. Глупый какой сон. Про груши, про девчонку с облупленным носом. Во трусиха… Свалилась она с того дерева, что ли? И глупая. Почему она не потребует эту грушу? Надо требовать, тогда дадут. Не понимает, потому что девчонка.
  Тир повернулся на постели, не удостоив взглядом резное блюдо, полное груш и орехов. И уплыл в другой сон, приятный и привычный – про то, что с границы вернулся папа…
 
  Зартхэ. Город Сишша.

  Утренний холодок чуть пощипывал босые ноги.
  Смотритель над рабами зевнул – солнце только поднималось – и спешно сотворил над раскрытым ртом охранительный знак, чтоб не влетело порождение Злиша, третьего, лишнего божка, не внесло порчу.  Жалко. Син бы хотел, чтоб с нехорошим человеком, который обижает маму, случилось что-то плохое. Хоть немножко. Он вздохнул. Пока ни одного порождения он не видел. Может, их надо приманивать, как рыбу или птичек? Он ковырнул пальцем ноги камушки на утоптанной площадке. Почему они так долго стоят? 
- Твоему сыну шесть, Асанка?
- Да, смотритель.
  Рука у мамы почему-то дрожала. Син сердито покосился на злого дядю. Ну почему он всегда командует? Мама умная, почему она его слушается?
- Что ж, пора ему поработать немного?
- Господин…
- Пора-пора. В помощники пойдет, покамест… - взгляд смотрителя неодобрительно скользнул по исцарапанным ногам мальчишки, по серым от пыли подошвам. Мальчишка зыркнул глазами и спрятался за мать. – К… - большие темные глаза Асанки с мольбой смотрели на смотрителя, и он довольно благодушно улыбнулся – нравилось ему ощущать свою власть в таких случаях. – Пожалуй что к кладовщику.
  Асанка только успела облегченно выдохнуть – место хорошее, перебирать зерна-травы-плоды под силу ее сыну – как смотритель зло зашипел и отшатнулся. Один из поддетых Сином камушков оказался вовсе не камнем, а затаившимся жибком, крупным прыгучим жуком. Жибок, который с ночи затаился здесь, прячась от летучей крысы, наверное, решил, что до него таки добрались. Он подскочил, с треском расправив крылья, и с жужжанием пронесся над смотрителем, оросив его рубаху и жилет пахучей черной жидкостью – слезовкой, как ее называли.
  Смотритель проводил взглядом это злишево наказание, потом разглядел свой рукав, испакощенное шитье на жилете ( а главное – унюхал) и полоснул по мальчишке таким взглядом, что Асанка повалилась на колени.
- Господин смотритель!
  Тот скрежетнул зубами, но сворачивать шею отродью Асанки не стал. Во-первых, не его имущество, во-вторых, Асанка мастерица по тканью и кружеплет отменный, такая любую вещь в драгоценность превращает. Кому надо, чтоб такая работать не смогла из-за переживаний по ребенку? Так что он просто рявкнул:
- Марш на работу! Госпожа ждет свою накидку. А этот… этот  таки пойдет к кладовщику. Но сначала - выпороть.

  Миридда. Город Златоград.

  Взрослые так любят спать! И ночью спят, и даже днем иногда. Дан их не понимал. Ведь в жизни столько интересного! Сколько яиц в гнезде синеперой птицы под окном? Что такого у лошадей на ногах и как им удалось надеть эти железки? Почему пушинка сгорает сразу, а нитянка – погорит, потом перестанет? И почему нельзя прогнать с неба противного Злиша, если Судьбиня и Дар, старшие боги, такие сильные?
  Эх, папа и мама ничего не понимают.
  Сняв сына с дерева (яйца он, правда, все-таки пересчитал  - пять!), вытащив из-под копыт у коня, загасив небольшой пожарчик и заплатив Храму откуп за «невнушение отроку благих помышлений», родители решили, что сыну нужен присмотр, и попробовали нанять менторов.
  Дану это не понравилось. Вредные дядьки ходили за ним по пятам, говорили глупости и пробовали даже поколачивать, когда родителей дома не было. Троих Дан выжил -  хватило раков в постель и жуков в пиво. Еще трое ушли сами – один, когда Дан полез ловить кота (кот, кажется, решил, что ментор – дерево, и вскарабкался ему на голову.). Второй выдержал месяц и удрал после первой же выплаты денег. Дан тогда услышал его слова: мол, хорошо бы, чтоб на монетах вместо королевы был король (король ставился на десятках, а лицо королевы на одинарках). Мальчик решил помочь ментору, утащил на папином складе гвоздь и целую свечу нацарапывал лицам на монетах усы и бороды. Глянув на переправленную плату, ментор почему-то не обрадовался – спасибо даже не сказал! – а удрал в момент.
  Третий сбежал после того, как Дан пропал. Вообще-то он не пропадал, а искал винную змею – тот ментор сам рассказывал, что они водятся в старом вине, и если постучать по бочке и сказать нужные слова, то из крана выползет алая змея. И желания выполнит. А у Дана было одно желание, очень нужное – чтобы папа никуда не уезжал. Но папа был купец, и по «торговым делам» уезжал часто. Так что у бочек мальчишка застрял надолго. Когда поднялся из подвала во двор, слуги, мама и стража успели обыскать полгорода, а ментор – удрать, чтоб не посадили за недогляд или похищение ребенка.
  Больше ни один из златоградских менторов к ним не нанимался. А мама с папой сердились и говорили, что Дан загонит их в саван. Ну что он такого делает?
  Интересно, а правда, что у летучих крысок есть королева?

  Аранция. Город Улева.

- Клод! Кло-од! – госпожа Надин, супруга городского лекаря, растерянно оглядывала двор. Клод такой послушный мальчик. Куда он мог деваться? А если его украли? А если…
- Я здесь, мама, - послышался тихий голос, от которого в голову бедной женщины сами собой полезли нехорошие мысли о непокойных и подземных обманках – потому что голос шел прямо из-под ног. Через пушинки три Надин сообразила, что под ногами не земля, а деревянное крылечко… и еле спустилась на ослабевших ногах по просмоленным живицей доскам. Под крыльцом было полутемно, темноту прошивали только просочившиеся солнечные лучи – тонкие, в нитку. На белой рубашке сына чуть светились пятнышки от них –  как звездочки
- Клод? О Дар, что это у тебя?
  Глаза цвета темного янтаря нерешительно блеснули:
- Птичка… мам, смотри, какая красивая.
  Красивой птичку назвать было трудно – взъерошенные перья ее не красили. Да и к тому же пташка была самым обычным уличным скворцом. Сереньким. Но Надин кивнула.
- Милая. Где ты ее взял?
- Купил, - пожал плечиком малыш. – У мальчишек на улице.
- Зачем?
  Плечико снова шевельнулось:
- Лечить. Лапка сломана, видишь?
  Женщина пригляделась. Лапка была сломана. А сейчас на ней красовалась аккуратная повязка с.. о, даже шины были.
- Это ты наложил повязку?!
- Ага. – сын мягко отвел в сторону птичье крыло, прощупывая косточки.
- А кто тебя научил?
  Клод посмотрел на нее, как на маленькую.
- Я в папиной книге посмотрел. Там же все нарисовано. Мам, а у нас есть зернышки? Покормить.

  Дижю. Город Льеш

- Дочь моя, как твой день? – Лижбет по-королевски склонила голову.
  Девочка старательно присела, отводя в сторону расшитую кружевцами юбку.
- Все благополучно, матушка.
- Рада слышать. Как твои занятия с учителем лиддийского?
- Спасибо, матушка. А соор рет мист. – малышка благовоспитанно улыбнулась, - Биос а салти.
  Дама благосклонно кивнула. Ее муж до сих пор злился, что она не принесла ему сына. Видите ли, так роду не будет продвижения к союзу с домами Вышней знати. Глупец до сих пор думал, что связь может обеспечить только сын. Вздор. Госпожа Лижбет прекрасно знала - мужчина рожден что-то делать. А женщина править.
- Хорошо, Марита. Ты можешь сегодня присутствовать на нашем ужине. – подумав, она уточнила.-  На начале ужина.
   Позже супруг обязательно напьется и поведет себя не самым достойным образом. А девочке нужна изысканность и утонченность.
- Спасибо, матушка.
  Последние приседание, и девочка в сопровождении женщины-ментора покидает зал. Идет по галерее. Стрельчатые окна чередуются с портретами предков, окатывая то светом, то темнотой. Ментор невольно любуется малышкой.
  Затянутая в парчу спинка прямая, как по линейке, узкие плечики развернуты. Юбочка плывет и шелестит размеренно, мягко. Нежное личико серьезно и горделиво-спокойно.
- Мама, мама! – пищит недалеко восторженный голосок, - Мама пришла!
  Девочка на миг замедляет шаг и смотрит в окно, туда, где замурзанный ребенок обнимает служанку. Кажется, Исселу, ментор не уверена в имени. Но зато взгляд, брошенный малышкой-ученицей, она истолковала предельно уверенно – чистая, ясная, неприкрытая зависть.

  Двенадцать лет спустя.
  Миридда. Город Златоград.

- Дан?
  З-злиш побери! Неужели донесли? Взгляд мальчишки заметался по стенкам… но удрать было некуда. И прятать тоже. Ну ладно.
- Дан!
- Я тут, отец! – мальчишка торопливо пихнул в корзинку пищащий сверток, корзину сунул под кровать и дернул покров вместе с одеялом там, чтобы доставали до пола. А сам шустро метнулся к верхнему тазу, и пока дверь приоткрывалась, успел вымочить в воде голову и даже полотенце набросить…- Прости, я тут решил немного смыть дорожную пыль…
- Кхм…Вполне понятно. Я похоже, не вовремя? - почтенный Кристен по прозвищу Кошель покивал и как бы невзначай вдвинулся в комнату.
- Э-э… - глаза на намыленном лице стрельнули в сторону кровати и спешно закрылись, - Э-э…
- Благодарю, - отец, кажется, принял это за утвердительный ответ (или сделал вид?) и,  улыбнувшись, направился к кровати.
  Дан, забыв о мыле, шустрым зайчиком прыгнул вперед, и перед почтенным Кристеном внезапно материализовался стул, отрезая отцу путь к намеченной цели.
- Присаживайся.
  Кристен вскинул бровь и посмотрел на стул – между прочим, даже с подушкой, - и, спрятав улыбку, присел.
- Как прошла поездка?
- Все отлично! – бодро отозвался мальчишка, уткнувшись носом в хрусткое полотенце. - Нет, правда хорошо! Я все сделал. Все уже отгружено и рассортировано. И деньги я вручил кому надо. И…
  Купец слушал, одобрительно кивая на торопливую мальчишескую скороговорку. После выходки сына трехгодичной давности он почти усомнился в том, что из сына выйдет что-то путное. Подумать только... Что Дан подружится с девочкой, еще можно было догадаться. Что добрый мальчик выберет в подружки не кого-нибудь, а тощую Тринку – странно, конечно. Девчонка в собственной семье считалась обсевком – ее непутевый отец все собирался в Храм проверить, его ли дочка. Мать, мол, черноволосая, он – рыжий, а Тринка белобрысая. Это с чего бы? Вот и на квартале Тринку не брали ни в одну игру, частенько поколачивали, и что Дан в ней нашел, было неизвестно. Но вот нашел же… и придумал, как помочь подружке – краску у отца утащил. Иноземную, льешскую, «Пламень в ночи», три королька склянка! И, недолго думая,  выкрасил подружке волосы. В рыжий, само собой. Нет, мысль неплохая. Волосы Тринка уже года три носила под платком, чтоб отцу глаза не мозолить, а у детей цвет волос меняется – почему б девчонке не стать рыжей? Только вот сначала Дан, проявив несвойственную ему обычно осторожность, сначала решил испытать краску на чем-нибудь другом. Точней, на ком. На коте. Увы, белый кот на квартале был только один, и принадлежал он вдове Мауре, которая молилась Дару по ночам, а Судьбине днем, и потому почти не вылезала из Храма. Что именно пыталась замолить вдова? Неясно… Но даже кот знал, где искать хозяйку, чтоб пожаловаться на юных негодяев, измазавших его чудную белую шкурку. Кот протестовал изо всех сил, но что он мог поделать, мяу?
  Он только не учел, что «лишний бог», Злиш, по слухам, мог представать в облике красного кота… и что юные негодяи немножко перестарались с краской, так что интенсивно-рыжий цвет в полутьме Храма вполне мог сойти за красный.
  Визг вдовы, узревшей  явление злокозненного бога прямо у своих юбок,  едва не снес крышу, а уж потом, когда остальные верующие рассмотрели нового посетителя Храма… Наверное, каждый решил, что лохматое воплощение лишнего божка пришло именно за его душой, поэтому вопли и визги совершенно заглушили и голоса пастырей, и мяв несчастного кота. Кто в суматохе свалил ящик молитвенными колокольцами, дело темное, но платить пришлось именно купцу.
  Платить пришлось за многое: за упавший светильник, за лики богов, которые поцарапал перепуганный кот, и за предерзостное вмешательство в дела божьи (хотя каким боком покраска кота относится к божьи делам?), и за синяки верующих. Синяков, кстати, было подозрительно много, и купец мудро обратился к пастырям за проповедью о пагубности лжи во имя наживы…
  Но, хвала Судьбине, его дела шли хорошо, и удалось даже откупить Дана от положенного покаяния. Кто знает, что стало бы с мальчишкой после трех месяцев в монастырских стенах?
  Самое интересное, что после покраски у Тринки и впрямь стали расти рыжие волосы. Настоящие. И дела в семье отчего-то наладились.
  Так что, оценив предприимчивость, упорство и благословение Дара у своего сына, купец предпочел не ругать Дана и не отсылать в глушь Пограничья к деду… а просто нагрузить делами так, чтоб на шалости времени не было. Заодно и смену подрастить.
  И не прогадал. Дан был сообразителен, не ленив, памятлив на цены и курсы монет, умел чуять ложь и разбирался, кому и что говорить. И купец даже порой завидовал тому, как легко Дану верили незнакомые люди. Так что потихоньку-полегоньку Кристен  давал мальчику все больше доверия. Вот, например, торги в Язычках. Язычки – крохотный городок при небольшом порте, где обитали те еще выжиги. Торговцы и дети торговцев, привыкшие обирать сходящих на берег матросов, как малину в огороде. Интересно, что такого привез оттуда сын и почему уводит глаза в сторону. Причем в сторону кровати.
  Может… да нет, не может быть… Дану всего-то двенадцать.
- Сыры хорошо ушли, - отчитывался юный торговец, - Те, что могут храниться с полгода. По королевке каждая головка. Ягода сушеная в мешочках – тех, смоленых. Даже на пол-резки на каждую больше сторговали, чем думали. Моряки взяли, в плаванье собрались. Златоцвет… Шерсть ушла влет.
  Ну да. Причем тоже немного подороже, чем намечали. Куда ж делась половина разницы?
- А с покупками как? – купец тоже глянул в сторону кровати. Вроде никого. Что ж он прячет?
- Купил все по списку.
- А сверх? – Кристен не помнил, чтоб Дан когда-то покупал все точно по списку. Всегда было что-то сверх – нарядные платки из пуха неизвестного зверя, незнакомое лакомство, семена душистой травы, которая глушила даже гадостный запах сточных канав. Пусть немного, но обычно с пользой.
- Э-э…
- Дан?
- Ох, ладно. – Дан вздохнул… и вдруг бухнулся на колени.
  Не успел Кристен удивиться такому странному поведению сына, как мальчишка нырнул под кровать, и спустя пушинки две оттуда послышался негодующий крик.
- Чтоб тебя!
  В следующую пушинку из-под кровати буквально брызнули какие-то белые комки, при виде которых купец почему-то опять вспомнил историю про крашеного кота. Мелкие, пушистые, шустрые, они заскакали по полу, нервно шарахаясь от Дана и друг от друга.
- Они корзину прогрызли! Лови их!
  Но Кристену не слишком хотелось голыми руками ловить существ, способных прогрызть корзину. Тем более, существа могли быть и ядовитыми.
- Ну пап!
- Кто это вообще?
- Кролы!
- Кто?!
- Это те зверьки, из шерсти которых платки вяжут на севере… - объяснил сын, выволакивая из-под кровати… о боги, оба сразу! Ушастая красноглазая зверюга была размером в руку, а из пасти весьма отчетливо виднелись клыки.
- Дан! – отец рванулся на помощь.

   Опять. Проснувшись, Марита долго лежала не шевелясь. Словно рассматривала лики богов, вышитые на пологе. Но ни печального взгляда Судьбины, ни доброго лица Дара девочка не видела. Перед глазами все еще стояла маленькая чистая комната без всякого полога и белые пушистики, скачущие по полу. И мальчишка со зверьком покрупнее.
  Злишево наваждение!
  Почему она опять видит эти странные сны? Ведь молилась…
  Это была ее тайна. Маленькая стыдная тайна – то, что во сне она часто видит вовсе не то, что подобает даме высокого рода…. совсем другие места и других людей. И если бы только юного рыцаря из Алты. Тоже недостойно, мальчик ведь, но он хоть ровня. Но сны показывали ей не только его. И не только Дана… Девчонку из низших земледельцев с кучей пискливых малышей, ученика лекаря с вечными пятнами на пальцах, раба из Зартхэ. Раньше, кажется, был еще кто-то, но их сны давно потухли. Не приходили больше.
  Но хватало и этого. Против снов не помогали молитвы и усталость. Да и сонные травы.
  Матушка удивляется ее успехам в лиддийском и миридде. Знала бы она…
  Стыдно. Девушке высокого рода подобает знать о гусе только блюда, кои должно изготовить из этой птицы, и кого возможно оными блюдами угостить. Ей не должно знать, чем эту гогочущую гадость кормить, как выгонять хворостиной (ну и слова) на ставок да как потрошить. Как-то раз Марита не сдержалась, проговорила какое-то из услышанных слов… Матушка пришла в ярость. Спать пришлось на животе целую неделю. Ментора выгнали…
  Теперь каждое слово приходилось взвешивать. Обдумывать… Сидеть на уроке, слушать как ментор рассказывает про Зартхэ, путая харр с хасром и не поправлять, смотреть, как гость заявляет, что птиц невозможно лечить от переломов – и не вмешиваться. Слушать про Златоград и восхищаться, хотя сама можешь рассказать это куда лучше.
- Ваша милость, одеваться? – шепнула появившаяся служанка.
  Сейчас? До того, как проснулась ментор? В последние пушинки тишины? С ума сошла. Кто ее спрашивает!
- Пошла вон, - прошелестела Марита, но глаза, кажется, сказали служанке куда больше и темпераментнее. Она сжалась и исчезла за пологом. Почти неслышно прошуршала завесь у входа – служанка ушла в свою комнатушку.
  Хорошо. Марита снова закрыла глаза. У нее есть еще несколько пушинок… может, даже полсвечки, пока не проснется ментор. И снова ледяное умывание, осмотр, повторение Правил, обязательные три молитвы, уроки, красиво сервированный стол с крохотными порциями еды – девица должна быть стройной, дородность пристойна лишь простолюдинкам! И снова уроки, уроки, уроки…
  Нет, все-таки хорошо, что есть сны.
  Без них мир был бы совсем серым…

Отредактировано Елена Белова (12-01-2011 21:36:38)