Сырожа, это очень интересная ассоциация)))

  Темно-золотые, будто златни старые, потемневшие. Такие у котов иногда бывают, у черных –  желтые с чернющими щелками… Только вот каждая щелка-зрачок была размером чуть побольше кота.
  Латка не закричала только потому, что голос пропал. От дикости и непонятности – как так, глаза есть, а остальное?
  Глаза мигнули. Пропали и появились.
- Не бойся, деяница.
  Голос вернулся.
- А? – пискнула Латка.
- Не бойся. Я не злой.
- Да? – плохо соображая, девушка отступила к двери, но та уже успела закрыться. Не успеть. И это, с глазами… оно большое. Очень большое. В домике не спрячешься. А куда? В подпол? Но у нее тут нет подпола. Мысли метались, будто вспугнутые мыши…
- Я не повредил твой дом. И твои  цветы… Я прилетел помочь, деяница.
- Кто?
  Вряд ли Латка сейчас смогла бы точно сказать, что именно спрашивает: кто такая эта деяница, которой ее обозвали золотые глаза, или кто такие они сами? Но ранний и незваный гость понял ее по-своему. Воздух помутнел. Сначала. Потом в нем затанцевали серебристо-синие искорки и вылепились в зубчатую горку с орех высотой. «Горка» шевельнула крыльями, убрала свой хвост от латкиных лапотков и склонила к девушке переливчато поблескивающую шею.
- Вот.
  Второго явления дракона на своем дворике «деяница» не выдержала. И прислонившись к стене, сползла в беспамятство.

На что похоже беспамятство, в которое, чуть что, падала по обычаю знати старостина жена Петрыся, Латка раньше не знала. Оказывается, как сон, только тяжелый. Просыпаешься и знаешь – что-то плохое случилось, что-то ждет нехорошее…
  Что именно, она вспомнила не сразу. Только когда глаза открыла и увидела «нехорошее» рядышком. Дракон не исчез, не растворился. Он все еще был тут. И – Латка на всякий случай потрогала маковку – может, напекло или ударилась… очень уж непонятное ей виделось.
  Летучая смерть дразнила кота.
  Пушок уже не сидел на дереве – дымчато-серый хвост сердито бил по огуречным грядкам, а сам коток припал к земле и сверкал глазами, нацелившись на растрепанную камышину, которая торчала из драконьей лапы. Пушок был уже не котенком, а солидным мышеловом, но устоять не мог. Вжавшись в песок, кот весь напружился, прижал уши и вдруг молнией метнулся вперед, целясь в незнакомую добычу. Та подло ускользнула, и обозленный Пушок обиженно заорал, не замечая, что приблизился к дракону уже почти вплотную. Метелка снова легла на землю…
  Чего ему надо, этому дракону? Кот?
- Дымок… - хрипловато позвала Латка, не подумав.
  Получилось опять неправильно: кот на хозяйку внимания не обратил, а вот дракон – очень даже. Поэтому прыгнувший Пушок обеими лапами накрыл добычу, острые зубы сомкнулись на метелке… Латка невольно фыркнула. Кот сердито дернул в ее сторону хвостом и зафыркал, затоптался на месте, пытаясь рассмотреть, что это он поймал такое невкусное.
- Раньше они были побольше, - вздохнул голос.
- А? – не то чтобы Латка решила подразнить незваного гостя – и в мыслях не было. Просто… ну представьте чувства человека, который обнаружил, что приходит в себя после обморока в драконьем крыле. А главное, непонятно, как из него выбраться... оно ведь большое, и по живому топтаться нехорошо.
  Драконья голова мягко приблизилась.
  И опасно…
- Я давно не разговаривал с людьми, - проговорил он. - Вы ведь не разучились говорить?
- Говорить? Нет. Умеем мы. Ага. А что? Что вы про котов говорили?
  Дракон призадумался.
- Я не смогу здесь объяснить. Нужно улетать в безопасное место. Люди в синем найдут тебя, и будет плохо, – кажется, он не поверил, что Латка хорошо умеет говорить, и старался высказываться коротко и понятно. -  Ты согласна?
  Улетать? С драконом?! Латка снова цапнула косу. Что ж это деется, люди добрые? С одной стороны – Орден, с другой - дракон. Куда податься девушке?
  Дракон не торопил. Сидел молча, смотрел своими желтыми глазами.
- А… а куда?
- Далеко. Туда, где ты можешь укрыться. Набраться сил, деяница.
- Я не понимаю… -  Лата замолчала. Еще вчера никуда бы она не полетела. Но сегодня… после того как она узнала про Мариту, про Тира… про Клода… избушка показалась реденьким шалашиком. Отыщет ее Орден, как есть отыщет. И, может, она потом всю жизнь будет растить репу. Или ядовитую змейчатку, людей травить. Упаси, Судьбиня. Пусть лучше ее дракон съест.
  Дракон снова понял молчание девушки по-своему. И низко склонил голову:
- Не бойся. Крыльями клянусь, я не причиню тебе вреда.
- Я не боюсь, – Латка соврала чуть ли не первый раз в жизни. И тут же размазала по щекам некстати покатившиеся слезы. - А братики…
- Им лучше пока быть отдельно.
- А… а мои семена… - начала девушка… и махнула рукой. Какие уж там семена.
  Дракон снова шевельнул крыльями.
- Ты можешь взять свои вещи. Еще примерно столько, сколько весят две тебя.
  Ага! Сразу успокоенная, Латка быстро подобрала ноги и прикинула, что взять в первую очередь. Еду, одежку, нитки, иголочку, кресало, растопку, котелок, ложку…
  И тут на глаза попалось еще кое-что. Точней, кое-кто.
- А кот?

  Аранция. Крепость Лицита..
  Прибежище Ордена Опоры.

  Клоду казалось, что маска дурака вот-вот растает. Как воск лечебный…
  День, который он обещал Тиру, превратился в два. Потом в три. Клод боялся думать, кем его сейчас считает Тир. Обманщиком? Самое мягкое. Пособником укротителей, подсунувшим фальшивую надежду.
  У него сейчас не было сил об этом думать. Не было даже энергии на бесплодные пожелания. Чтоб укротителей поразила болезнь бессилия или птичья пляска, отнимающая разум. Он словно закаменел, проживая один и тот же день.
  День... когда сидишь у нагретого солнцем камня и стараешься ничего не видеть и не слышать. День, когда каждые полсвечки должен встать и подойти к раненому. Хитришь сам с собой, называешь его раненым, не думая про имя… не думая про причины ран. Ты лекарь, он раненый, и надо помочь, не обращая внимания ни на что. На глаза Тира. Сначала они смотрят терпеливо. Потом – с недоумением. Потом с ненавистью. А ты молчишь…
  А потом приходит вечер. И тебя снова зовет отче Лисий…
  Клод зажмурился.
  Отче Лисий. Невысокий, благообразный, чуть полноватый… улыбчивый такой. Угощает конфетами, с милой улыбкой подносит печенье... а потом с той же улыбкой достает нож. И втыкает себе в живот. А ты должен его лечить – наблюдают. Потом он пьет яд – а ты должен его лечить.
  Отче Лисию нравится играть со смертью.
 
  Крепость Сабри.
  Аранция.

   Ох! Син закусил губу и прижал обожженную руку к груди. Злишевы козни! Одеяло… одеяло осталось цело. Хвала Судьбине. Совсем маленький кусочек опален. Син дрожащими руками сложил мягкий войлок  и поспешил наверх, в отведенную комнату.
  Остывшая крепость дышала холодом…
  Говорят, вот такой холод будет в Ледяной Пустоши, засмертном мире для нерадивых рабов. И каждый вечер ты замерзаешь насмерть. А утром снова оживаешь, и снова бредешь по холодным барханам…
  Юноша зябко передернул плечами. Холодно было не только снаружи, но и внутри. Если свободный из сна сказал правду…
  Если он сказал правду, если его купили как мага, то рабство будет вечным, что бы ни обещал купивший. И худшим, много худшим. Рабам дозволяется иметь хоть что-то свое, у раба могут быть семья, дети… А у магов даже имен нет, говорят. Юноша почувствовал, что задыхается.  Он поспешно свернул в первый попавшийся закоулок, в какой-то тупичок, заставленный почему-то бревнами и досками. Вжался в стену, закрыл лицо руками… Что же делать?
- Его зовут Син, - послышался чей-то негромкий голос, и зарханец превратился в изваяние. – Пока.
  Кто здесь?!
  Никого. Пустой коридор с низким каменным потолком. Совсем пустой. Откуда голос? Голоса. На слова говорившего тут же отозвался второй:
- Зеленец? Огневик?
- Погодник. Вроде как.
- А-а…
- И поверьте, мне стоило немало сил и денег его заполучить.
- Верим. Кстати, пора подбавить горячей воды…
- Пора. Соскучился я по купаньям в этом Зартхэ…
  Послышался плеск.
  Плеск помог сообразить, в чем дело. По стене от кухни внизу до чердака тянулась труба, укутанная в какие-то толстые циновки из сухой травы. Вчера он спросил у готовящих еду, что это такое. А ему сказали, что жар от печей не только еду варит, но и греет воду для купален и стирки. И вот тут такая труба уходила в стену. И между травяной обмоткой и серым камнем стены как раз виднелась трещина. Оттуда и слышались голоса… и плеск воды. Там купальня?
- Кстати, почему ваш маг до сих пор без оков?
  Смешок, от которого Сину хочется ощетиниться.
- Нет, вам не стать высоко, собрате Титру. Будь вы землевиком, наверное, ели бы недозрелые фрукты и маленьких цыплят.
- Ваши намеки, собрате Лево…
- Не стоит обижаться. Просто вы всегда хватаете сиюминутное, забывая, что стоит проявить немного терпения – и в ваши руки свалится куда более зрелая и аппетитная добыча. Взять хотя бы нашего мага. Вы на моем месте сразу бы нацепили на мальчишку ошейник и принялись за укрощение. И?
- И?
- И бродили бы с ним потом по селищам до конца жизни, продавая дождик скуповатым землевикам!
- Можно подумать, вы б не бродили!
- Смею надеяться, нет. В отличие от неких собратьев, чересчур ленивых, я изучил все работы о магах. И знаю, что в шестнадцать лет у них проявляется лишь первая способность. А следом прорезается еще один дар… и еще один. И если надеть ошейник сразу, то они так и не проявятся, ибо развитие мага на сем и прекращается. А ведь среди этих упущенных даров может быть талант исцеления… продления жизни… превращения меди в злато… перемещения на дальние расстояния… да мало ли. Нет уж, я подожду, пока мой не оформится.
  Син прилип к стене, впитывая каждое слово. Из трещины веяло сыростью, холодноватым паром, и он постоянно боялся закашляться…
- Дар заповедовал в проповеди своей, что священен каждый подарок, и если порицаем будет нетерпеливый, то вдвойне порицаем отвергший малый дар во имя большего, ибо это жадность и неверие в промысел божий…- влился в разговор новый голос. Снисходительный такой.
- То есть?
- Допрыгаетесь вы со своим опекаемым, - уже без благости изрекает третий. – Удерет он у вас, и останетесь объясняться с Вышним кругом.
  Син даже через стенку почувствовал, что кого-кого, а третьего такой расклад бы вполне устроил. Кажется, сотоварищи не любили купившего.
- Не удерет. Знаете, почему? Там в Зартхэ оказывается, неплохо устроился один наш собрат. При одной обители. Маг у него слабенький, но наш умник смог придумать кое-что крайне интересное. Если все так, как он говорит, то… впрочем, об этом потом. А пока коротко: мой раб не удерет. И подчинится любому моему слову. Даже если я велю ему пойти и прыгнуть в речку, а речек он боится. И еще будет мне за это благодарен. Так-то.
  Он знает про начарованных… Син сжал кулаки – больную руку тут же ошпарило болью.  Купивший знает, что Син не сможет ослушаться…
  Третий замолк, зато оживился первый.
- То есть он очень послушный? А… а ты с ним уже пробовал? Ну, это?
- Не понимаю, о чем ты.
- Брось, тут все свои. Ты ведь не мог не попробовать. А?
- Нет. Я хвала богам, еще достаточно молод, чтобы не заниматься такими пробами.  Более того, я считаю, что как раз из-за этих «проб» Орден и оказался в таком тяжелом положении!
- Орден ослабел из-за выходки бывшего провозвестника Михела! Это все знают.
- А мне вот кажется, что не столько из-за него. А из-за кое-чьей жадности! Почему  у нас осталось так мало магов?  «Падальщики» съели. Мой дядя тоже, кстати, так думает.
- Можно подумать, ваш дядя никогда никого не пил… Для него и бережете?
- Поосторожней, Титру.
- Я ничего такого не имел в виду, - торопливо извинился первый. Лживый голос…
  Все они лживые…
  Син послушал еще, но дальше разговор закрутился вокруг привычного и бесполезного –  девушек. Все мужчины говорят о девушках, если не хотят говорить о важном. И Син ушел. Чем дальше он тут стоит, тем больше шансов, что проснется стерегущий. А ему надо подумать…

Отредактировано Елена Белова (22-01-2011 21:19:33)