Крепость была построена вообще-то просто – четырехугольник с башнями по краям и дворами внутри. Дворы были разные: для хозяйственных работ, например, для стирки, для птицы (с подветренной стороны), для тренировок небольшого воинского отряда – «охранцов», для молитв в божеские дни, когда приходили жители окрестных городков-поселков. И вот еще… для укрощения. Часто ли его используют? В небольшой пограничной крепости молодых магов больше не было. По крайней мере, Клоду так сказали. И «опекуна» ему тогда выбирали долго, никто не брался, забыли тут, как с молодыми магами работать.
- Осторожно, понял? – полушепотом напомнил Стимий. - Рот лишний раз не открывай, про вопросы свои забудь. Полечил – и стой столбом, пока не скомандуют. И это… потерпи, если что.
  Если что? Клод не спросил, да и времени особого не было. Страж у калитки (тоже приезжий,  местных Клод успел выучить вместе с их болячками) уже мерил их взглядом…
  В этом дворике, как и везде, имелся натяжной тент, но здесь светлое полотно было свернуто, и солнце заливало горячим и стены, и булыжники под ногами… и тело у столба. И тебе нужно помнить, что подойти к нему можно только по приказу…
- Эй, ты!
  Над одним углом двора тент все-таки был натянут. Именно там, в прохладе, сидели на матерчатых стульях отче Лисий с приезжим… Хими, кажется. Именно Хими, как проговорился Стимий, и привез в глухую пограничную крепость опоенного мага-огневика. Выкрал? Арестовал?
- Ты, как тебя? Стимий, прикажи своему даренышу заняться этим… А то что-то долго он валяется.
  Клод никогда в лицедеи не рвался. Но лекарю приходится освоить науку притворства. Ты приходишь к человеку, которому больно – значит, должен излучать уверенность и спокойствие. Нельзя показывать растерянности,  нельзя…
  Так что притворяться он умел. Не очень, конечно. Но на то, чтобы с безразличным выражением подойти к Тиру, его хватило. И даже не вздрогнуть.
     
   Ожоги он опознал. Следы, похожие на рубцы от удара ремнем, тоже. Но странные припухлости с темной точкой в центре? Эти пятна… похожи на синяки, но цвет странный – почти красный. И запах, от которого к горлу подкатывает тошнота. И мошки жужжащей тучей… У Клода дрогнули губы. Нельзя так… Пусть они маги, но так нельзя.
- Не возись долго, парень. Лечи, и пошли отсюда.
  Ладно. Ладно…
  Клод опустился на колени. Бывший рыцарь не шевельнулся. Лежал, вытянув вперед связанные руки. Был в сознании (бессознательные лежат по-другому, словно растекаются, распластываются), но не двигался. И молчал.
-  Cпокойно, я помогу… - по привычке проговорил юноша. И осекся. Рыцарь из Алты извернулся всем телом, поднял голову, посмотрел в глаза. Ненавидяще.
  Лекарь замер.
  Серые глаза просто жгли. Стыд, боль, ярость, отчаяние, злость… и ненависть, ненависть. На него никогда так не смотрели, никто…
  Когда Клод все-таки наложил руки на исчерченную рубцами кожу, пальцы у него ощутимо дрожали.
 
  Крепость Сабри. Аранция.

  Сину было холодно. Ему дали вместо безрукавки местную рубаху, и даже накидку выдали, но эта страна – не жаркий Зартхэ, и южанин не мерз только в теплые послеполуденные часы. А сейчас вечер.
  Син плотнее закутался в покрывало, но это не помогло. Холодно… может, пойти ближе к огню? Но он все равно скоро потухнет, а из комнаты в зал ему спускаться не разрешали. Но и не запрещали же? Спросить? Поводырь – сопровождающий – спал. Син бесшумно поднялся. Он только погреться…
  Широкая каменная лестница привела в зал. Там было теплее. На огне грелся большой котел. Син улыбнулся и присел рядом на теплый пол.
  Сколько всего он видел за время путешествия. Много-много диких деревьев рядом – лес. Целые поля диких цветов, алых, белых, желтых, розовых. И их просто косят, «на сено», как сказал возница. Когда косят, над полем такой запах… голова кругом.
  А какие здесь реки! Быстрые, широкие, только очень холодные.
  И дома совсем другие, и крыши, и одежда у людей. Сину все было интересно, он вертел головой и сначала едва удерживался от вопросов, а потом оказалось, что молчать не надо. Возницам было скучно, и они совсем не против были поболтать с незнайкой-южанином. Правда, Син не всему верил – ведь нельзя же всерьез верить в то, что северяне правда едят вот эти круглые корешки с невыносимым запахом? Ведь слезы на глаза наворачиваются, едва вдохнешь.
  Но вечером пришлось поверить, когда возница по прозвищу Подкова под смешки остальных съел не только круглый корешок (странно он называется: лу-кви-ца, что ли), но еще и «сыр»! А от него тоже разило, будто от ящерки-вонючки. Фу… ну и еда у этих северян! Сыр, луквицы; вместо лупи, зерновых хлебцев, тут большие круглые хлеба, причем в тесте не видно ни зернышка. И их режут плоскими кусками. Лупь ведь намного удобнее… И еще один местный ужас – раки.
  Хорошо, что его это есть не заставляют.
  Все хорошо. И спина давно зажила. И к холоду он привыкнет.
  Только бы знать все-таки, зачем он покупателю? Что заставят делать?
  Он же ничего пока не умеет из того, что здесь надо. И Син расспрашивал, узнавал, пока мог, примеривал на себя то одно, то другое.
  Что будет? Ведь начарованный раб обречен выполнять все приказы. Чары так и не сняли. Чтоб этим магам в Пустоши попасть, в самые жаркие. Выдумали гадость…
 
  Аранция. Крепость Лицита..
  Прибежище Ордена Опоры.

Так мерзко после исцеления  еще никогда не было. Вообще не было.
Судьбина, за что?
   Он еще стерпел первый взгляд парня, успокаивая себя тем, что тот неправ, что излечение не может принести вреда.
  Может.
  Когда Стимий потянул его встать, отче Лисий, переглянувшись со вторым орденцем, подошел поближе и недоверчиво потрогал гладкую, будто нетронутую кожу.
- Вот это да… Молодец, дареныш. Вы видели такое когда-нибудь, Хими?
- Э-э…
- Ясное дело, не видели. Целители и так редки, а уж так быстро справиться и вовсе чудо.
- И ни одного шрама, заметьте.
- Да… да, - приезжий снова повел рукой по исцеленной коже, - Да. Здоров… Какие возможности открываются, однако. Стимий, вы побродите пока со своим подопечным. Мы скоро вас снова позовем. Ну-ка, Хими…
  И через свечку его снова зовут исцелять. И снова. И если б не ночь и усталость самих укротителей, может, позвали бы еще раз. Ну что, лекарь, нравится служить «во благо и по воле»? Прислужником у укротителей. Твой дар и правда открывает для них большие возможности!
  Мерзость какая. Мерзость…
  Так, встряхнись. Точнее, расслабься. До четвертой свечи есть время. И терять его зря нельзя. Ну-ка, где мешок? Мешок, а в нем лекарскую сумку, он захватил с собой нечаянно. Просто по привычке. За все это время она ни разу не пригодилась. А сейчас вот кстати придется… Полевичка серебристая. Цветки альерицы. Семеричник. За привычным занятием успокаивается дрожь в руках и проясняется голова. И через веревицу он подносит к губам кружку… которую перехватывает чья-то рука.
  Стимий!
- Ты это чего, парень? А ну брось!
Лиддия. Избушка близ селища Пригорки.

  Аккуратные, по ниточке, грядки с ростками картопи. Огурцы, уже выпустившие первые листки. Невысокий, но пышный укроп. Репа, редиска. И это за полторы недели! Хозяйка Латка, ох и хозяюшка же! Все такое свеженькое, крепкое – прямо в рот просится! И посреди всего – вот это.
  Староста почесал затылок… снова посмотрел на невиданное дерево. Покачал головой:
- Ну, дева… это как же вышло?
  Латка развела руками. Как-то нечаянно получилось. Просто она очень хотела вырастить на дикой яблоньке что-то хорошее для братика, а он менял желания, как курица место для кладки яиц. Она спохватилась только после пятого, когда братишка поднял глаза на деревце и замер с открытым ртом.
  Перестаралась. Теперь на яблоньке гордо красовались яблоки, желтые, алые и зеленые, а вдобавок груши, непонятно как там выросшие. И уж совсем непонятно, откуда там появился синий фрукт – вроде как слива, но что-то очень уж большая…
- А это чего?
- Не знаю.
- Ну, дева… Ты хоть знакомое что расти, а то потравимся к злишеву хвосту.
  Латка заулыбалась: знакомое тоже было. Гостинцы староста брать не хотел – опасно, мол, внимание привлекать – но кое-что все-таки взял. Вкусные сливы, к примеру. Пусть только успокоится все – а уж она ему вырастит что-то невиданное и очень-очень полезное!
  Подарок отдаривать надо, так по заветам положено, а староста ей считай, наново жизнь подарил. От Ордена спас, в избушке укрыл…
  Служители Ордена в селище заезжали. И здорово злились на селищан за «изгнание колдовки». Но те только виновато руками разводили, «кто, мол, знал-то, что ее ловить надо было», а не гнать.  Мужики даже взялись пособить с ловлей девчонки, споро так взялись… да скоро «нашли» на берегу омута колдовкино платье и косынку. И объявили, что старшая дочка Листков, стало быть,  потопла. А с потоплой какой спрос.
  Орден еще покопошился у омута, но найти ничего не нашел. И не найдет. В омуте со дна били студеные ключи, свиваясь в ледяной водоворот, и тела утопших затягивало быстро, притом непонятно куда. Так что, крепко отругав непутевых пригорчан, служители уехали…
  Латка вздохнула спокойно.
  Жить в лесу оказалось не так уж плохо. Сначала, конечно. Было непривычно пусто и одиноко. Но потом Латка притерпелась и даже нашла в этом житье хорошее. Избушка была невелика, но на одну девушку места хватало с лихвой. Никто не следил за ней недовольными глазами, никто не гонял, никто не следил, сколько она съест за столом. Впервые в жизни ей жилось спокойно. Скучно за работой не было, семена прорастали, ручей радовал чистотой воды, за крошками хлебцев прилетали говорливые птахи. А потом братики стали ее навещать, осторожно так, по одному, незаметно.  Девушке снова было, о ком заботиться, и Латка стала… ну…  счастлива.
- Ну прощевай покуда, дева, - староста снова покосился на диковинную яблоню. Бывает же такое на свете. Дева – просто клад для селища. Когда в силу войдет, ох и пользы принесет! -  Здорова будь.
- И вам здоровья, дядька Софрон, - поклонилась Латка. -  Хоть яблок-то возьмите…
- Братцам отдашь.
  И староста, вздохнув, полез в гущу леса. Тропок к жилищу колдовки оставлять было нельзя, потому и приходилось каждый раз другим путем идти…
   
  Аранция. Крепость Лицита..
  Прибежище Ордена Опоры.

- Чего надумал, спрашиваю? Чего намешал? – Стимий дернул из ослабевшей руки кружку и принюхался к пару. – Говори быстро.
  Он что думает, Клод отравиться решил? Тоже выход, если другого нет. Но это в самом-самом последнем случае. Не сейчас.
- Спать. Это сонное зелье.
  Опекун всмотрелся…
- Правда, что ль? Раньше вроде так спал.
- А сейчас не могу… - Клод не пытался быть убедительным, он просто посмотрел в ответ... и Стимий отвел глаза.
- Ладно. Понятно… Пей, дозволяю. Эх, жизнь наша, растудыть ее…
  Сонный сбор подействовал быстро, тем более, что Клод ничего не ел ни вечером, ни днем. Но, засыпая, он успел увидеть, как Стимий, покосившись на подопечного, достает из-под лежанки свое собственное успокоительное – тыквенную бутыль…

  Миридда. Гостевой двор у Златоградья.

Дан прождал их день. Потом другой. Потом еще. Он кружил у дороги, жадно вслушиваясь в любой обрывок разговора – вдруг скажут о его семье?
  И дождался.
  Не на дороге – в кормище при гостевом доме. В кушельной, как говорили рацейцы. Подвыпивший купец горевал, что вот сгорел-де Кошель Дереш в своем доме… нет чтоб сначала товар обещанный поставить.
  Дану тогда показалось, что его сердце кто-то ухватил в руки и сжал… больно-больно сжал… а потом  в кипяток швырнул. Он пошатнулся, слепо нащупывая дверь в кормище, но оказалось, что это не все.
- Так разве ж это такая уж беда большая, почтенный? С другим сговоритесь.
- Нет, такой товар только у него был.
- Так с вдовой сговоритесь. Али наследниками… Продадут, небось.
  И жуткая фраза, от которой стенка расплывается перед глазами...
- Так не осталось никого. Все погорели.

Отредактировано Елена Белова (20-01-2011 23:36:36)