Миридда. Гостевой двор у Златоградья.

Дан прождал их день. Потом другой. Потом еще. Он кружил у дороги, жадно вслушиваясь в любой обрывок разговора – вдруг скажут о его семье?
  И дождался.
  Не на дороге – в кормище при гостевом доме. В кушельной, как говорили рацейцы. Подвыпивший купец горевал, что вот сгорел-де Кошель Дереш в своем доме… нет чтоб сначала товар обещанный поставить.
  Дану тогда показалось, что его сердце кто-то ухватил в руки и сжал… больно-больно сжал… а потом  в кипяток швырнул. Он пошатнулся, слепо нащупывая дверь в кормище, но оказалось, что это не все.
- Так разве ж это такая уж беда большая, почтенный? С другим сговоритесь.
- Нет, такой товар только у него был.
- Так с вдовой сговоритесь. Али наследниками… Продадут, небось.
  И жуткая фраза, от которой стенка расплывается перед глазами...
- Так не осталось никого. Все погорели.

  Все. Мать, сестры… братишка… Отец… Все, все… В голове еще кружились отголоски подслушанного разговора.
  Все погорели.
  Никого не нашли? 
  Да где там… В том пекле камень и то спекся. И что там такое гореть могло? Прям магия, не иначе.
  Магия. Магия!
  Судьбиня, за что?!
  Что было дальше, Дан не помнил. Шел по роще, обдирая руки о стволы, ничего видя… кажется, рычал… очнулся только на берегу, у какой-то речки, когда из воды поднялась полупрозрачная фигура… несколько фигур. Мать, девочки. Печальные…
  Он подумал… нет, ни о чем не думал, просто рванулся вперед, раскрывая руки.. и наткнулся на воду.
  Они были неживые.
  Просто вода, собранная его магией. Трижды проклятой магией.
  Дан рухнул на берег где стоял, уткнулся в песок, что-то шептал, что-то выкрикивал.  Судьбина, за что? Не их ведь надо было! Не их!
  Он так и заснул на песке под плеск речки.

  Дан. Дан? Дан…
  Голос шептал и шептал, звал, тревожил, и юноша отвернулся. Но там был огонь. Он бросил взгляд в другую сторону – вода. Она пошла волнами, словно опять собралась перелиться в фигурки родных… Пришлось повернуться к тому, кто звал. Темнота, как в рацейском погребе.
Кто здесь?
  Хвала богам, получилось…
  Из темноты протаял чей-то силуэт.
Не говори мне о богах. Подожди… кто ты?
  Клод! Клод из Улевы!
  Сон…
  Пусть сон, только дослушай! У  нас мало времени. Если в тебе проснулась магия, ты должен уходить оттуда, где ее увидели. Оттуда, где живешь. Срочно. На магов охотится Орден, и если он до тебя доберется…
  Сестры, мать, братик…
  Уже добрался.
  Уже? Злишево копыто, опоздал… Подожди, но я же тебя слышу… На тебе есть ошейник?
  Что?
  Опекун, поводырь, ошейник – есть?
  Сон был каким-то очень уж настойчивым, и поневоле к сумасшедшему разговору стали подключаться мозги Дана-торговца.
  О чем ты, приятель? Может и глупо звать приятелем парня из сна, который растает с рассветом, но что-то тут не так.
  Дан, мне надо предупредить и остальных. Слушай…
  Быстро, коротко, чуть сбивчиво Клод из Улевы рассказывает, что узнал и понял. Орден. Орден… Отче Лисий. Ошейник. Скорченная у столба фигура… неужели это тот самый Тир? Неужели это все – правда? И снова невольно всплыло то, подслушанное:
В том пекле камень и то спекся. И что там такое гореть могло? Прям магия, не иначе.
  Магия…
  Кроме них, магические силы есть только у…
  Орден! Кажется, у меня есть чем заняться… и кем.
Клод, где вы?
Зачем тебе?
Помогу выбраться, если смогу. Мы должны держаться вместе. Где вы?
Крепость Лицита. У излучины Интильи.  Удачи, Дан.
 
 
  Сгорают на огне времени пушинки. Зажигается нить за нитью, истаивает свеча, потом вторая, все затихает в крепости Лицита.
  Клод спит, крепко спит.
  Но на песке у безымянной лесной речушки просыпается юноша в лохматой рацейской куртке.
  Вздрогнув, открывает глаза Син. Как раз вовремя – от огня начинает тлеть кончик его одеяла.
  Спускает с постели босые ноги Латка.
  Всем им теперь надо понять, что и как делать дальше.

    Аранция. Крепость Лицита..
  Прибежище Ордена Опоры.

- Тир.
  Тишина. Темнота за колючими прутьями.
- Тир, эй!
- Пошел вон, орденская крыса, - голос лиддийца еле слышен. Хриплый голос, сорванный. Этого он не лечил…
- Прости, я не хотел. Я тебе помогал, не им.
  Цепь еле слышно брякает о камень.
- Убирайся. Завтра и поможешь, - зло цедит темнота. - А сейчас пошел вон.
- Я помогу тебе сбежать, - выдыхает Клод. – Завтра.
  За шипастой решеткой прорезается белое пятно – лицо. Запавшие глаза смотрят недоверчиво:
- Повтори.
- Мы сбежим завтра, – хотел бы Клод чувствовать сам ту уверенность, с которой говорил. – Пока на тебе нет ошейника. Ты продержишься день?
  Пауза. Лиддиец хочет верить, хочет. Но боится.
- Почему не сегодня? – наконец спрашивает он…
- Мне надо подготовиться. Ты продержишься день? Вот, возьми… в этой бутылочке зелье, которое боль снимает. Глотни утром…

Лиддия. Избушка близ селища Пригорки.

Разобраны смешанные семена, постиран передник, зашита оторванная пуговица… Все дела кончились, а рассвета нет и нет.
Заснуть после страшного сна Латка так и не смогла. Сидела на скамье, глядя на огонек лучины, хваталась за работу, прилечь пыталась. Подходила к окошку, силясь рассмотреть крохотный дворик у лесной хатки. Ей то казалось, что это просто сон, наваждение, то мучило ощущение, что все правда. То мерещился шум за окном – едут, ищут, хотят ошейник нацепить.
  Шум…
  И правда шум, Судьбина! Сильный ветер, разом утихший, треск и шорох. Что это?
  Латка метнулась к двери, потом к лестнице на чердак… Спохватилась, задула лучину, поднялась «на гарище», как звали чердачную комнатку. Выглянула в окошко – и села на ломкие стебли прошлогоднего гороха.
  Рассвет уже занимался, над лесом вызолотились первые вершинки и посветлело небо. Свет был, хоть и слабый, и в этом свете…
  Судьбиня, да что ж это?
  Двор заполнило золотое чешуйчатое тело. Крылья, голова на длинной шее. Дракон?!
  Латка зажмурилась и потрясла головой. Нет-нет, упаси, Судьбиня. Драконы – живая смерть, страх огневой, сгинь-пропади… ведь огородик только посадила, цветки вот-вот ростки выбросят…
  Мысль об огороде заставила приоткрыть глаза…и потом и вовсе широко раскрыть – двор был пустой. Никаких драконов.
  Примерещилось, что ли? Латка на всякий случай сотворила охранительный знак: щепоти пальцев поочередно быстро коснулись лба (чтоб напасть не тронула ум), груди (сохранить здоровье) и живота (чтоб скверна Злиша не задела будущих детей). Нет их пока, но когда-то ж будут?
  Попросив благословения богов, девушка уже смелей выглянула в окошко. Никого. Туман слабый по дворику стелется, кутает редкий тын в серую ряднину. И никого. Ни дракона, ни кота, что братик вчера опять притащил. Опять удрал коток? Дымчатый Пушок хозяйку любил, мышей исправно таскал… только чуть что, в селище удирал. Там кошки…
  Нет, во дворе правда никого.  Примерещилось…
  Латка глотнула водицы – уже степлившейся за ночь, но еще вкусной – умылась над кадкой, накинула на рубаху рабочее платье и повязала косынку. Когда на душе смутно, а мысли не дают покоя, то лучше занять руки работой. За делом и мысли другие притекут.
  Она толкнула легкую дверь (к зиме надо будет обшить войлоком)…  но та почему-то открылась лишь на две ладошки, а дальше застряла. Будто подпер кто с той стороны. Удивленная девушка выглянула за створку…  Пусто. Ступила на утоптанный дворик (песком надо бы посыпать), огляделась… и обмерла. Пушок нашелся. Словно скатанное из тумана тельце кота было совсем недалеко, у плетня. Только он почему-то пятился от хозяйки. Выгибал спину, шипел… и пятился, пятился… будто чудище увидал.
  Девушка стиснула в ладони кончик косы.
- Дымок, - позвала она отчего-то шепотом. – Дымочка…
  Но кот отозвался диким, дурным мявом и одним духом взлетел на дерево. Через секунду он, будто белка, перелетел на второе, потом третье, и все это – не переставая орать.
  Не на хозяйку. Куда-то в сторону. Словно видел что-то над ее головой. Или правда видел?
  Похолодев, Лата подняла голову.
  И увидела глаза.

Little, Клод не подумал, наверное, потому что торопился.
Ты прав, необдуманно...