Ну, на 120 лет раньше в этом варианте АИ жила одна весьма примечательная личность - могут у человека быть свои слабости? в т.ч. и в области кулинарии... 
а блюдо - весьма еще и экономически выгодное - при наличии ледника (что даже сейчас в этих местах еще не слишком большая редкость)

так он же не по неподвижной мишени стреляет - в этом случае приходится наводится во всех плоскостях разом, 20 м/с галопа коня это весьма не мало...
да еще и целится приходится со склона (или стены) под углом вниз.

Отредактировано AL1618 (25-01-2011 23:47:09)

а зачем мясорубка? в "настоящем" варианте, что битков что пельменей - резанное (мелко рубленное секачем) мясо, в отличие от мясорубки острый нож не выдавливает сок, продукт меньше контактирует с металлом и т.д. - достоинства масса, одно из которых как не смешно - СКОРОСТЬ приготовления
к томуже - семья далеко не крестьянская, а городская (может ремесленная или купеческая, честно говоря над этим не думал) - вокруг сельского хозяйства не особо (болота, реки, овраги).

тут можно поспорить - традиционные (т.е. веками прошедшие естественный отбор и районирование   ) блюда демонстрируют весьма интересные "особенности" в этой области.
как и то что язва (и гастрит) - это в большинстве случаев инфекционное заболевание.
но - спорить не будем   тема эта - вечна, вроде вегетарианства и сыроедения...

А еще спустя, две недели, взял воевода свое жалование, все, что успел получить от князя за полгода (аж две гривны – женится можно и хозяйство завести), и еще десять гривен миром собранные, да Пашку, в месте с его болтливым языком в качестве противовеса к голове, и поехали они «за тридевять земель в место чудес полное».
Два дня по тракту, на сменных конях, и у ярмарочного города пересели в ладью – сколько чудного там было, да «по усам текло…». Прыгнули на борт, и понесла неспешная речка их дальше. За двое суток сна и прибыли.
Пока Укадемик сговаривался с мастерами, Пашка успел сунуть нос везде, и что странно – нос остался не пострадавшим. Вот про остальное так сказать нельзя: уши, за которые его оттягивали от разливающего жидкое железо многопудового чана (там же и рубаху, заодно, пропалил брызгами) и от чана для протравки, превратились из лопухов «в слоновьи», голова едва не отвалилась, от полученных подзатыльников – чтоб не стоял где не надо, не лез руками туда где пальцы оставить можно, и вообще – не лез со своими мыслями к знающим поболе него людям. Количество пинков – учету не поддавалось даже приблизительно, тут как в муравейнике, как не стань, все одно кому-то пробежать мешаешь.
Но посмотрел, если не все, то многое. Более всего поразили Пашку: молот если не на сотню пудов, то на пять десятков – точно, что с змеиным шипением взмывал под потолок, чтобы рухнуть от туда с силой от которой земля в пятки била, и небольшая бочка в которой крутилась чугунная болванка. Не сама понятно – парнишка одного с ним возраста хитрые штуки «пендалями» именуемые крутил. Парень по старше – прикладывал к ней хитро вырезанный шаблон, тоже не сам конечно – винты крутил, на вроде тех что сейчас на прицеле красуются, и за десяток минут – болванка превращалась в точную копию МЕДНОГО шаблона, большего чуда – медью сталь резать, да еще и будто масло, Пашка  в своей жизни не видал.
На выпученные глаза старший ответил – «А ты в соседнюю выгородку загляни – там вообще углем треугольные дырки в плите продавливают». Сходил ясно дело, но там не так занятно, стоит на плите черный полый стержень, да по чуток вглубь уходит, глазу незаметно, но какой смысл ему врать? Разве что на подмастерье посмотрел, как тот на пять аршин вверх носится, чтоб ведро воды колдовской в воронку вылить – из которой вода по кишке в дырку в середине стержня течет.     
Много было чудес, а потом пришел Укадемик, взял его за ухо многострадальное и поволок в управление – к главным колдунам, стало быть местным.
Один из них что-то с порога Пашке предлагать начал, но воевода оскалился на него – натурально, по волчьи, и колдун завял, буркнул только себе под нос неодобрительно, только смотрели все странно – будто на собака на еду на хозяйском столе – и жрать хочется и НЕЛЬЗЯ (неужто – вправду людоеды?). Потом начали про придумки расспрашивать – тут вся робость с опаской прошла, заболтал их так, что глаза тоскливыми стали. Но, заказ – приняли, выдали штуку с два кулака, не Пашкиных ясно, в которую круглое зажимать и втулку куда она вставляется. Стоит все – две семьи себе по корове купят и на лошадей останется. Да плоскую коробочку из металла (!) – в ней прицел. Дуги и прочее обещали передать с купцами поздней – как откуют.
И благословили на строительство, и заходить еще зазывали – и опять голодными глазами по Пашке мазнули, аж шерсть по хребту дыбом встала, спасибо дорогие хозяева – мы в котел пока не торопимся.
В тех кроках, что чародеи в дорогу выдали, Пашкиных каракулей не проглядывало, но вышло все – даже лучше, мастера, что не говори.
И вот сидит Пашка теперь в кресле – разложенные заряды обозревает. Кило золота в сотнях пудов зарядов.
Про ствол ранее было, а вот внутри него «сулица» - хотя на ту, что вои мечут похожа мало. Древко крепкого дерева, полированное да щедро пишущим камнем натертое, на конец его медной трубки кусок одет, «на горячую», туда вставлен железный прут, в мизинец толщиной и четверть сажени длиной, расклепанный на конце в острее зазубренное. Труба свинцом залита – для веса, крепления наконечника и самое главное – балансировку делать просто, мягкий он свинец – простым шилом ковырять можно.
Всего 2/3 стоуна копьецо, а сколько маялись, пока прутки из слитка в горне вытягивать не додумались – ковать, никак ровный не выйдет, а протачивать столько сколько надо – состояние в стружку уйдет. Ведь это не стрелы – не соберешь после стычки, ими, если не на учениях в песочный склон стрелять – выстрелил, и годится жало только на перековку, да и на учениях, много в негодность приходит.   
Но металлические стволы – для точного боя в самую даль, и хоть не долго сулицу внутрь сунуть, а в бою – скорость часто важней точности, вот и стоят рядом стволы из дерева высверленные, по проще да похуже, но ими по одному и не бьют - на каретке по мимо центрального зажима еще две прорези – слева и справа от него, туда они и идут три слева, три справа, один по центру – даже если полетят неточно, то это даже лучше (ежели не слишком рассеются).
Вот, стоят рядком десяток ящиков с пазами на торцах, эти один человек в вертикальные пазы каретки не вставит – три стоуна весят 38 коротких трубок (каждая – в своем гнезде), в которых тем же свинцом закреплены конические «бронебойные» слегка притупленные острия. В трубке – свернут шнур с кисточкой льняной на конце,их сейчас не видно, поскольку жала стоймя. Распрямятся плечи луков, вытянет воздух шнур наружу за кисточку, и пойдут они искать – «кто тут себя шибко бронированным и неуязвимым мыслит?».
С другой стороны – рядок таких же ящиков выложен, просто острия по тоньше и не трубки, а цельные, стабилизатор - лента вокруг штыря обмотанная, весят они меньше вдвое, а числом больше в половину.
Дальше – корзины конической формы, предпоследнее средство весом в три стоуна – обожженные глиняные шары в кулак, внутри каждого – свинцовое ядро небольшое. Спросил у кузница – почему просто ядрами не стрелять, тот сказал, что слишком много свинца теряться будет ... Можно подумать – если дело до картечи дойдет кого-то это волновать будет? На что ответили – а учится?
Ну и последнее средство: корзины с галькой речной, черепками битыми, щебнем крупным, без весу, без счету – сколько влезло.
Огневые снаряды Пашка не любит – как горящей хреновиной с ложа дегтем смазанного стрелять? Да и хрупкие они… нет, пока то, что выльется из лопнувшего при выстреле горшка, будет гореть – пусть ими требуше из своей пращи стреляет, ее хоть отцепить и песочком присыпать можно. 
Хотя мы родная, тому требуше не сильно уступим – 20 градусов вниз (если саму телегу не наклонять, а ставить ровно) и до 50 градусов по вертикали – хороший станок у нас. А если ему лапы во второе положение переставить и дополнительную опору на конец ложа – и 87 градусов к горизонту выдадим, уму нерастяжимо, зачем это – последнего дракона век назад кончили. Разве что действительно требуше изображать, под стеной стоя – если на башни, к примеру, слабые и встать не позволяют?       
И не надо думать, что мы только из укрытия, да с высоты можем – шиты от стрел, чуть не шатер целый, и телега они не зря в табель входят, можем и поверх голов пехоты бить. Для этого на торец ложа ставится две дуги, чтоб на плечи наводчику легли, и становится баллиста на вроде арбалета – куда повернет, туда и целит, а по вертикали – чуть присел, чуть привстал.
Наряд на такой случай – удваивается за счет второй смены, на одну машину – два комплекта людей приходится, есть ведь и спать надо? Это сейчас вторые – на лесных засеках, да на корабликах со старушками-стрелометами стоят.
Заряжающие перецепляют свои блоки на середину, в такой стрельбе каретку тянут дальше – на вторую позицию, на краю ложа, да и скорость – нужна большая, слева и справа и тянут разом - в разные стороны. А Пашке в этом развлечении пока не участвовать – сил мало, половина веса каретки и заряда на плечи наводчика в таком случае приходится, так что будет он сидеть под телегой и на специальных счетах – поправки, да упреждения в «пальцы» пересчитывать, командовать словом.
Так, вот и кончилась передышка, за поворотом явственно обозначилось шевеление. Тащат здоровенные щиты на колесах, идет тяжелая конница, поблескивая металлом, ух, и много же ее. Сигнальщики отыграли тревогу и замерли колонками – считают.
Чтоб к приходу воеводы все было четко доложено.
А Пашка смотрит то поверх прицела, то в него – за поворот. Вспоминает похвалу воеводы, не ту которую прилюдно, а второй разговор, позднее, с глазу на глаз.
Особо, оказалось, понравилось воеводе, что пока лазутчика на сноси грузили он по ним не стрелял, хотя чуть не половину положить мог, но не стрелял – и из благородства глупого,не оценят татары, что раненого забрать позволили, ну да его не для других являют – для себя, чтоб снов поменьше видеть, и потому что команды не было  «вдвойне молодец», - сказал.- «на войне первая доблесть – послушание». И вышло, что не знают теперь татары, ни того, что его баллиста за поворот бить может, ни скорости с которой сулицы мечет.
И следовательно – без нужды врагу это выдавать не след. Только если тысячник с ближниками в прицел попадет.
На ловца и зверь бежит – даже не за поворотом, а под сосной с которой соглядатай слетел (вот наглецы! ), нарисовалось трое конных под бунчуком со многими кистями, выглядят прям как по книге: «В низких шлемах с полумасками украшенными позолотой и укрепленной снизу бармицей закрывавшей для защиты лица и шеи. Одетые в ламинарные доспехи с искусно прошитыми пластинами блестевшими и переливающиеся на свету как рыбья чешуя. Кони гордо вышагивали, на каждом шаге приподымая край егара покрытый железными пластинами, весело поблескивая фиолетовыми глазами из под богато украшенного налобника.»
Все это великолепие замечательно блестело прямо в прицел – «они еще себе белые круги на животе нарисовали» - подумал Пашка.
Откинулся от прицела, стоящий с другой стороны ложа «второй» понял без слов, приник к прицелу – присвистнул удивленно и метнулся к выходу.
Пашка отставил в сторону левую руку с тремя оттопыренными пальцами, теперь: предохранитель (всегда, всегда предохранитель!) – зажим каретки – пауза – и в продольные прорези ложатся деревянные стволы, три слева, три справа от стального – зажим – предохранитель – взгляд в прицел – тут ли?
Снаружи голос «второго»:
- Дятел, сосна с глазами, семь левее, бунчук видишь? – пауза.
- Нет. – надо же, всего три сажени вниз, а уже чем-то закрыто 
Опять взгляд в прицел, туточки все, только посыльный отошел – ну, с богом!