Удар
Сотник тяжелой конницы, совсем недавно командовавший резервом, а теперь ставший командиром тысячи (увы, целиком из этого резерва и состоящей), стоял под деревом с наблюдателем. Русы умело пользовались дальностью и точностью своих машин и всего в пяти конских корпусах лежали тела трех воинов и двух их коней, хитер был старый инженер – предыдущий тысячник, догадался, что будут целить в старших, и отправил вместо себя на смерть воинов из сотни «провинившихся», но забыл – от судьбы не ускачешь, смерть только сразить можно, а не спрятаться.
Но осторожность проявлять все же нужно – и сотник вместе с конем прятался в густом подлеске.
- Ну, что там?
- Белые рубашки, разбрелись по полю – собирают трофеи.
- Забудь про шакалов. Ополченцы где.
- Стоят там же где были перед атакой, только щиты всего в два ряда высотой и в щели копья выставлены. Огнеметный сарай закончил жечь овраг.
«Так,- подумал сотник - о пошедших в обход фланга похоже можно забыть ... не будет от туда даже обстрела, не говоря о внезапном ударе.»   
- От сарая отошла телега со щитами, идет назад к строю, за четыре перестрела вижу точно такую же, идет к нам.
Это был шанс, огнемет растратил запас, а новый еще не подвезли. Строй сейчас беззащитен.
Опытен и осторожен был старый тысячник, не соглашался, что главная сила конницы – скорость, он ждал ловушки, и надо сказать в этом не ошибся - ошибся в ее сути, потому вперед пошли шиты-чапары с укрытой за ними спешенной сотней, сотня конных стрелков и две сотни тяжелой конницы из себя стрелков изображающих.
Вроде все было беспроигрышно – чапарам нестрашны ни стрелы, ни прячущиеся в траве ямы и ловушки, подойдя в упор, они расстреляют прячущегося щитами противника отравленными стрелами (отдали для этого весь запас яда), одновременно с этим – тяжелая конница одним ударом опрокинет разваливающийся строй.         
А вышла – катастрофа, закрытая щитами кибитка на левом краю строя оказалась не ставкой местного хана, а византийской огнеметной машиной. В ее пламени сгорели и чапары, и, начавшая разгон уже не способная остановится, но еще не имеющая достаточной скорости, чтобы уйти из под удара, конница.
Своими глазами сотник этого не видел – резерв, был укрыт от глаз наблюдателей за поворотом узкой, как жабья кишка, даже не дороги - узости между холмами и оврагом.
Решение созрело мгновенно:
- Стрелу, атакуем. И слазь – больше смотреть незачем.
Из-за поворота начал накатывать звук, самый приятный знакомому с ним уху – шли кони, сто тяжелых всадников на острие атаки, неполных три сотни конных лучников. Шли пока не спешной рысью, за поворотом строй развернется и пойдет галопом. В этом  единственная надежда – скорость, надо успеть быстрее проскочить огнемет пока он не успел поставить перед атакующими стену огня. Стрелять в сторону своих они не смогут, пройти перестрел пока перезаряжаются машины на холме, и разметать строй. Лучники из задних рядов на скаку будут метать стрелы навесом - для «бескровной волны» нет места, а потом довершат разгром саблями и стрелами – вне строя из ополчения сражаться могут очень немногие тем более, пешим против конного.
Вскочить на коня и встать в середину третей шеренги «своей» сотни – секундное дело, копье с волчьими хвостами – лежит горизонтально, урок урусы дали более чем понятный – сотник решил поднимать его только на момент отдачи команды. Броня у него и коня такая же как и воинов вокруг, хоть и хотелось порадовать друга нарядной попоной или наголовником, но сотник считал что воина должна выделять доблесть, а не красивые цацки – вот пусть теперь попробуют стрелки найти нужного коня посреди многотысячного табуна (невелик труд, если честно, но надежду дает).
С чем сравнить этот полет конных сотен? С чем сравнить упоение силой и единением? С любовным поединком? Но там – скорее скачка/полет по бескрайней степи, когда на весь мир остаешься только ты, конь и встающее на встречу солнце.
А здесь – рядом сотни подчиненные твоей воле, и каждого воина ты чувствуешь как фалангу собственного пальца.
В строю, а тем более в конной лаве, и человек и конь теряют частицу своего «я», точнее отдают его взамен возможности чувствовать окружающее - как рыба чувствует окружающую ее воду, не глазами – телом. Все происходящее при этом – начинает оцениваться по другому: не отстранено, не бесчувственно – просто по другому, не с точки зрения «Я», а с точки «Мы»:
- Вот из-за поворота выходит передовая сотня и начинает разгоняться – специально медленно, надо дать возможность тем, кто в хвосте догнать – двигаться все должные единым телом.
Вот начался окончательный разгон – после рыси это быстро.
В этот миг замечает самую сладостную картину – еще миг назад стоявший нерушимой стеной щитов строй рассыпается на отдельные фигурки, которые бросая щиты нестройной массой откатываются назад. Миг – и они показывают спины, подпрыгивая и падая темной массой рвутся назад. Но удача не полна – стоявшие за ними колонны не смяты этими трусами, видимо зная об их стойкости, строй за ними не монолитен. Бегущие втягиваются в оставленные прорехи, слитное движение, и снова впереди нерушимая стена – с этими будет непросто…
Воины вокруг огнеметной кибитки лезут под нее, выставляя наружу копья, остальные сбивают шиты позади нее – сейчас не до вас, все потом. Сама кибитка провожает атакующую конницу поворотом шлема с торчащей из него трубой огнемета – опоздали, не подвела скорость, теперь даже если сожгут задние ряды – атаку этим не остановить.
- Вот от холма занятого урусами поднимется вверх несколько точек и начинают приближаться, превращаясь на глазах в раскинутую в небе рыбацкую сеть, в сети явно видна запутавшаяся в ней рыба, но и она – перемахивает голову колоны (успели!), чтобы опустится на задние ряды.
Сзади плеснуло невыносимым жаром, от невообразимой боли закричали лошади. Весь проход от края до края залило огнем. Брошенная требуше вязкая смесь, это действительно страшно – когда огонь растекается по броне, на глазах накаляя ее до красного цвета, и нет никакой возможности сбросить ее, а попытка бежать только увеличивает боль – ветер раздувает пламя, а в это время огонь сплавляет песок под копытами коня и еще живой человек понимает – не уйти.
Но плевать – там были только лучники, и они успели уже выпустить по две стрелы – свою задачу они выполнили. Оставшиеся лучники выдают еще две волны стрел, перед строем разбегаются бездоспешные шакалы, с разбега сигая в овраг – правильно, стрелы на вас тратить никто не будет – значит, шакалы как раз и уцелеют, как и всегда.
Следом за «сетью» с холма срываются два облака – катапульты вместо копий выдали струю глиняных шаров – первый ряд падает, но тела коней и всадников,  закрывают остальных стеной плоти, давая возможность идти дальше – по еще живым телам.
Прошли, споткнувшихся и рухнувших под копыта следующих рядов почти нет – хорошо выучены и кони, и люди – сам учил, с гордостью осознал на миг себя сотник, прежде чем снова слиться с собственным войском.
То здесь, то там дергается от боли конь, а то и валится вместе с всадником – из-за строя Урусов навесом бьют их лучники, ерунда – даже более сильный дождь из стрел не сможет остановить сотню на покрытых кожаными попонами лошадях, а это даже не дождь – так, капли.   
Со строем противника тем временем происходили метаморфозы:
Еще только когда ударная сотня вышла из-за поворота – строй качнулся на шаг назад оставив перед собой стоящих на коленях воинов в блестящем крепком доспехе и они не ставая с колен начали что-то делать – что было непонятно, захваченный общим движением мозг не мог анализировать необычное – кажется, опоры под котлы ставили, готовить что-ли перед смертью собрались?
При этом, совершенно не обращают внимания на падающие одну за другой волны стрел – они конечно больше на строй за ними сыпяться – пытаясь смести его с дороги раньше удара конницы, но сегодня – это не дает результата, слишком хорошо спрятался враг, слишком много на нем брони. Ну так, арбалетчикам выстрелить не дали и ладно – в сердце проникает сомнение – а может они просто ждут? Ничего – еще два удара сердца, и врага не спасут ни щиты, ни броня, ни выпущенные в упор болты.
  И вот строй, уже рядом – «блестящие» прекратили свою непонятную деятельность и отбегают к строю, прикрыв, надо сказать, показанную врагу спину повешенным через плечо щитом – опытные воины, ничего не скажешь. После них остается какая-то хлипкая заросль из перекрещенных веток – неважно, разогнанную до предела массу она не остановит. А строй отползает все дальше, но не бегут - жаль, может, и побросали бы свои щиты и копья показав спины – да уже не смогут, мы тут – один удар остался, жаль – коней жаль, они всегда страдают за людей.
______
Сколько занимает удар конницы с сотни сажень? особенно если не с места? Ответ простой – два десятка ударов спокойного сердца.
Вот только где найти такое, когда по полю несется конная лава.
Это ведь только всадникам кажется что они летят, не касаясь земли, а на самом деле: накатывает на людей все усиливающийся гул – тысячи копыт в миг поднимаются и опускаются на землю, за много верст дикие животные начинают беспокоиться и искать укрытия – не услышав звук, уловив страшную дрожь земли.
Кто видел, а таких счастливчиков – видевших, и способных рассказать, очень мало на свете белом, мог бы рассказать – вот так же надвигается на сжавшийся от ужаса берег громадная волна, гнев божий – после которого остается только груда щепы там где рос лес, а то – слизнет все назад, не оставив вообще ничего.
Что можно успеть сделать за это время? Как ни странно – довольно много, просто все действия должны быть приготовлены и отработаны заранее – в такое время человек не способен сделать ничего сверх «заученного», даже испугаться, бывает, не успевает.       
Конный татарин – успеет расстрелять колчан стрел  и открыть новый, но погодит стрелять.
Тяжелая конница – разгонится и опустит копья.
Мефодий – успеет выбить замок требуше, четко понимая, что стрелять приходится туда куда он стоит нацеленный, перенацелить не удастся – следовательно, выпущенные огневые шары не смогут защитить стоявший внизу, и уже, скорее всего,  мертвый строй.
Катапульты – успеют отстреляться, приготовленными для предыдущих атакующих ядрами, целясь в первый ряд - стараясь заставить сломать атаку, споткнутся, навалить перед лавой непроходимый вал из людей и коней – не вышло, прошли как по ровному...
А строй ползет назад, оставляя впереди самых одоспешенных – второй раз за день, уже и привыкнуть можно – в прошлый раз это ничего не дало, только людей потеряли, но – сейчас делаем как приказано.
Отошли, и уперлись – первый ряд чуть не «на четвереньках», только на рогатине держатся, подток которой в землю уперли и правой ногой сверху наступили, левым боком к врагу стоят, второй ряд копья к бедру прижал, подток тоже в землю – поверх щитов первого ряда острия высунул, второй третий ряды – в поднятых в верх руках рогатины держат – всадника колоть. Арбалетчики тоже готовы – в упор бить.
А оставленные пред строем, тем временем, без дела не сидят – пред каждым  на земле лежит три колышка из хлыстов в руку толщиной, аршин высотой, веревкой перевязанных. Осталось только поднять их вверх, развести колья на три стороны и хитрый узел затянуть – все, готов «ежик», от него вперед веревка к вбитому колышку, чтоб с дороги не столкнуть и еще одна, свободная – к колышку прямо под ним, это ежели первая лопнет. Удар сердца – один «ежь», и вот уже перед строем выросли чащи – ни проехать, ни с дороги столкнуть.   
Но главное, то что терпеливо ждало этого момента, ждало надо сказать давненько – с самого утра, когда спешно выстроенный строй прикрывал своими щитами работу бездоспешных мужиков – присыпавших сеном траву за ними. Ох, недаром опасался молодой батур рассыпанного в траве сена, зеленого на зеленом, в одном ошибся – не перед строем оно было, за ним. А теперь эта полоска засыпанной сеном земли располагалась как надо – перед строем. 
В сене скрывались небольшие колышки: берем жердину и отпиливаем под углом – выходит кол и готовый острый конец для следующего, напилить таких можно быстро и много. Посадить их тоже быстро – если есть пять хитрых «винтовых» першей.
Кои на каждую зимнюю рыбалку староста лично каждой ватаге выдавал. Оно и неудивительно, хоть и подешевело железо с времен дедов/прадедов, а все одно стоит немало – и на такое баловство его тратить никто не стал (тем боле – на пять), но князь почему-то согласился принять его в счет налога наравне с прочим «боевым железом» - теперь-то понятно, почему.
Вот и сидят они аршин длинной, десять вершков в яме шесть – наружу. Семь рядов в шахматном порядке, разрыв в сажень еще семь рядов и так – все пятнадцать сажень. Серьезное препятствие – для конницы неодолимое, ежели колышки между собой веревкой спутать. А староста на это еще и чужого не пожалел – бухту проволоки с купеческих складов извели – приличную бухту, кольчуг на двадцать хватило бы.
Вот и дождались, накатила неудержимая волна конной лавы и как настоящая волна – перевернулась с грохотом, следующая шеренга пошла по еще живым, чтобы рухнуть под копыта следующих – слишком велика была инерция разгона, не могли кони хотя бы нагромоздить гору собственных тел, что бы остальные упершись в этот страшный барьер могли остановится.
Вместо этого – вышел настил из мертвых людей и бьющихся коней, по которому пытались скакать задние – пока не прижала волна ставший передним ряд, к рядам «ежей».
Тут они и замерли – кто недвижимый в седле, зажатый конскими боками соседей слева и права, а кто и вылетевший из седла, да повисший на кольях. Но, не сдались – начали рубить колья саблями свешиваясь с седла.
В эту спрессованную толпу – сначала разрядили свои арбалеты стрелки. На таком расстоянии болт пробивает любую бронь «на вылет», а щит - прикалывает к груди его владельца, а затем – копейщики разом бросив щиты («да плоскостью вверх, чему вас учили косорукие!»), и, разогнавшись на разделявших их с ежами пяти саженях, слитно, всем строем разом (5 шеренг!) на несли удар. Отступили на четыре шага – и удрали снова.
В копейную шеренгу, в первый ряд, кто куда смог, втиснулись ставившие колья – рубить тех, кто перелезет через барьер кольев и плоти. Из-за спин – били арбалетчики, сзади – в конных, из третьего ряда – в самых опасных, спешенных. Катапульты – сметали пытающихся отойти, чтобы начать обстрел из луков.
Бойня словом, чем большинство битв и есть.
Заключение. Совсем не героическое.
Завершение боя совсем не походило на эпические описания, просто вдруг и разом спало напряжение смертельной опасности - и не менее смертельно уставшие люди поняли, что да, действительно, - удалось выжить, но солнце катится на закат, а дел предстоит чуть не больше чем уже сделано.
Ушли, вскочив на коней, десятки витязей и купеческой охраны - догнать ускакавших конных, да лагерь с табунами заводных захватить.
Ушли смешанные ватаги местных охотников и судовой рати – здесь свою долю они уже заработали, а то что можно взять с пытающихся уйти на юг лесами недобитков - делить уже только на ватагу. Тем боле, наверняка где-то там, лесами пытается уйти какой ни будь старшой - унося с собой самое ценное из добычи, али казну тысячи. Казной, само собой, придется делиться, но тройная доля того стоит.
На поле - шла деловитая суета:
- своих убитых складывали под навес, в ногах складывая бронь и оружие. Потом их заберут родичи.
- бездоспешные собирали трофеи - брони, оружие, а если баять честно - с поверженного ворога снимали все, вплоть до вымазанной кровью одежи, с коней (у кого были) сдирали подковы. С некоторых коней снимали и шкуры - телега за телегой отваливали в сторону городка с сырыми шкурами, возницы торопились, не успеешь замочить - считай пропало. А пропадать и так будет немало - не в силах человеческих со всем управится.
Встал вопрос - что делать с телами, многие хотели оставить их здесь - благо до села далеко, но тут староста очнулся от обдумывания нового прожекта (по очистке русла будущего канала с помощью огнеметной машины) и выдал веское: "Неслед зверье к человечине приучать, неприятностей потом не оберемся".
Так что в небольшой "отнорок" оврага теперь были скинуты все росшие по кроям деревья, поверх этого завала накидали навезенных ранее из села колод (ну, не назад же их везть?), а затем туда крючьями начали стаскивать туши лошадей - тех с которых шкуру уже сняли и тех с которых это не планировалось.
Затем, сверху накидали несколько привезенных телег колод, коим уже не судьба стать дровами, покидали сверху с обрыва трупы татарвы, опять дрова, и так несколько раз, чередуя мертвую плоть с деревом. Полученную в итоге кучу щедро полили из огнемета - да свалили на сторону поскорее. А бездоспешным еще несколько дней предстояло подбрасывать в эту страшную печь дрова, а дня через четыре - пробьют по краям расщелины траншеи и сползет обрыв вниз похоронив все что не сгорит под тоннами песка и глины.
За столом сидели и грустили два старика с кувшином вина - Митрофан и кузнец, причина у них была одинакова - Митрофану за весь день довелось выстрелить только два раза, а кузнецу - не довелось вообще. А вокруг суетились люди, постепенно проигрывая гонку с заходящим солнцем - уже было ясно, что придется продолжать работы при свете факелов да костров.
"День страды" - клонился к своему закату.
Эпилог