Товарищи, огромное спасибо за вычитку и правки. Исправления в основной текст внесены.
Глава 6
Через две недели после такого неудачного завтрака лейтенант РККА и член ВКП(б) Алексей Владимирович Уваров праздновал не одно, не два а целых три радостных события.
Во-первых, его перевели на «общий стол», то есть он, наконец, смог получить пищу не только в виде жидкости – обезжиренный говяжий бульон и сладкая водичка с витаминами и не только в виде инъекций глюкозы, а спокойно, по-человечески, сжевать рубленную куриную котлетку, спокойно и по-человечески сидя у стола. Правда, до него он добрался с помощью костылей, но ведь сам добрался! И руки почти не тряслись, когда он котлетку вилкой ковырял, и голова не дрожала, и не подавился он почти ни разу. А что это значит? А значит это, что на поправку пошел. Разве не радость?
Во-вторых, ему сняли бинты с обожженных лица и головы, и он убедился, что не так уж страшно и пострадал. Так, несколько лилово-розовых пятен на лице, да на половине головы волос нет. А все остальное – очень даже хорошо: даже глаза совсем не пострадали. Разве не радость?
И, в-третьих, пришел навестить симпатичный паренек, тоже лейтенант-танкист Валера Белоусов. Его приятель. Не очень давний – познакомились они по дороге в Брест – но сошлись близко и потому Белоусов, успевший юркнуть в бомбоубежище, очень переживал за своего старшего товарища. И вот теперь, наконец, получил разрешение навестить. Разве не радость?
Валерий сидел у кровати Уварова и болтал без умолку:
- Понимаешь, я-то хотел на что-нибудь новое. На «пятидесятку » там или уж хотя бы – на новую «двадцать восьмерку ». А меня – отличника, который взводом в училище командовал – сажают на «бэтэ семь». Между прочим, это не вредительство? Ты как считаешь, Алексей?
Ответить Уваров не успел – в их разговор вмешался Петрович. Тяжело опираясь на костыль, он подошел к Белоусову и, оглядел его с таким видом, словно разглядывает музейную диковину, а потом поинтересовался:
- А скажи-ка мне, лейтенант, ты о встречном сражении у Потсдама слыхал?
Валера с сомнением взглянул на некстати появившегося собеседника, и, заподозрив подвох, поинтересовался:
- А вы, товарищ, почему интересуетесь?
Должно быть, он собирался еще что-то добавить, но Петрович тяжело плюхнулся на Уваровскую койку и сообщил:
- Капитан Сахошко, командир танкового батальона. Так слыхал про это сражение, лейтенант, или нет?
- Ну… – лейтенант замялся, – мы проходили… изучали… Нам наш преподаватель по тактике рассказывал… он там участвовал… может знаете: полковник Лизюков ?
- Александр Ильич? Наш комбриг? И слышал, и видел и вообще… Слушай, а как это он у вас в преподавателях оказался? Опять что ли политику пришили? – Петр Петрович возмущенно взмахнул рукой и, обращаясь уже к Уварову, произнес – Нет, Леха, ну вот надо же! Один раз его эта сука Халепский – шкура продажная, шпион фашистский – не обижайся Герман – оговорил – и до сих пор человеку вздохнуть спокойно не дают!
Но Граф-слесарь все же обиделся. Он выпрямился на своей койке и гордо сообщил:
- Их не ист фашист! Их бил национал-социалист, но уже год – коммюнист, б…! Эта сука, шайсе, б…., е…в рот Рудольф Гесс обманул Хитлер, а тот верийт! Б…! Потом Адольф Хитлер освобождайт Тельман, и всех коммюнист. И партия соединилась: теперь ми – коммюнист, братишка!
- И Гитлер? – не удержался Алексей.
Он ни как не мог понять, откуда в голове вдруг возникла картина: люди в черных мундирах выносят два свертка завернутые в ковры, бросают в яму и тут же над ней вспыхивает бело-голубое бензиновое пламя. И совершенно ясно звучит в ушах: «Сжигают тела Гитлера и Евы Браун…»
- Йа, – Херман Граф улыбнулся. – Он быть первый коммюнист, только не… успевайт, так? – не успевайт стать в партии. Британски б…, мать их… бомбен… ми не успевайт… Толстый Геринг пуф-пуф сам себя… за-стре-ляй-ти-рен, йа? Стыдно стал… Потом узнавайт: Рудольф Гесс предал, гнида семидюймовая, в гроб, в закон, в полторы тысячи икон, в ж… его е… в перехлест тройной тягой, шайсе! Наводить британ на Бергхоф , когда фюрер ист бил там. Ми не успевайт! Сафон сказал: ми перехватай их на отход. Ми не успевай хватай их, сука, б…, е… в рот – ми перехватай их на дорога в дом.
Он перевел дух и продолжил, все также широко улыбаясь:
- У нас – только Эмили и Ратишки , а тут – Веллингтоны и Уитли … Пока собьешь, половину патрон – на х…! Сафон говорит: бейте мотор. Ми бить мотор… Восемь наших – капут, у них семеро тоже капут… Но и Хитлер – тоже капут…
У Уварова уже кружилась голова от полученной информации. Англичане убили Гитлера с помощью Гесса, которого потом НКВД Германии повесило на рояльной струне. Вместе с Гитлером погибли с полдесятка генералов, в компанию которых почему-то затесался какой-то адмирал – Алексей не расслышал фамилию – и, до кучи, Густав Крупп . Он пытался решить: что собственно его не устраивает в полученной информации, но не смог. Однако он точно ощущал какую-то неправильность, неверность, невозможность того, что слышал, и от этого голова кружилась еще больше…
Между тем Петрович продолжал что-то втолковывать Белоусову:
- Сколько там наших было? Две полные легкотанковые бригады, одна – тяжелая танковая , да вдобавок – немецкая пятая танковая дивизия. Ну, эта, положим, говорили, потрепана была, хотя, думаю, врут – выглядела как свежая, а все же: сколько танков у нас было? На круг?
Валерий задумался, потом протянул:
- Это, конечно, выходит одних наших танков семь сотен было… Но нам говорили, что все соединения уже участвовали в боях и были ослаблены…
- Черта! – рявкнул капитан Сахошко и даже вновь встал на ноги. Подцепив костыли, он захромал по палате, – Черта! Шестая легкотанковая и девяностая тяжелая – прям с вокзала прибыли. В Берлине разгружались! А сколько, голубь, в немецкой танковой дивизии машин?
- Триста двадцать четыре, – все еще не понимая, к чему клонит Петрович, сказал Белоусов.
- И выходит, на круг у нас сколько было?
Уваров уже давно посчитал, что с Советской стороны в бою принимали участие почти тысяча танков. «Прохоровка, – подумалось ему вдруг. – Чистой воды – Прохоровка!»
- А у Антанты сколько было?
Белоусов задумался, вспоминая:
- Третья кирасирская, вторая кавалерийская, батальон… этот… как его?..
- Самучий батальон был, точно. Все?
- Не, у них еще были шесть батальонов королевских… Английских, одним словом.
- Все?
- Да, вроде…
- И сколько это танков будет?
Валерий принялся перечислять:
- Кирасирская – это две сотни, кавалерийская – еще сто, батальон – двадцать пять танков. И у томми – сотня, наверное…
- И выходит?
- Это что ж: их вдвое меньше, чем вас было? А чего ж тогда – Белоусов смутился и замолчал, но Алексей точно услышал невысказанное: «А что ж они вас тогда так?..»
И Петрович тоже это услышал. Он вдруг слегка сгорбился и глухо произнес:
- Больше, чем вдвое. Они же из боя в бой, а мы – с эшелонов. Но, видишь, они – звери были, уже шесть месяцев – как на фронте. И воевать умели. А мы – нет! Сажали на лучшие машины, таких вот мальчишек, как ты, а в результате – тут его голос окончательно сел и он как-то очень грустно пропел на веселый мотив:
Три танкиста –
Братская могила –
Экипаж машины боевой!
- Нас изо всего батальона – восемь экипажей из боя вышло! Восемь! – и с этими словами Сахошко повалился на свою кровать, отвернулся к стене и замолк.
Белоусов потрясенно молчал. Уваров был потрясен не меньше. В голове вдруг всплыли характеристики французских танков. Да, конечно, броня толстая, но на этом положительные качества большинства машин, в общем-то, и исчерпываются. Ну, у В1-bis – трехдюймовка, так ведь она – во лбу, а не в башне, как Т-28 или Т-35. Ну, S-35 – подвижный, хотя до БТ ему далеко… Английские танки образца тридцать девятого года и танками-то называть было как-то не прилично. Чего стоит, например, «Матильда» Mk 1 – чудовище, защищенное шестидесяти миллиметровой броней, вооруженное одним пулеметом и обладающее скоростью, сделавшей бы честь самой резвой черепахе и самому скоростному асфальтовому катку…
Внезапно Алексей (или все-таки не Алексей – он снова не был в этом уверен) увидел перед мысленным взором слова – так ясно, словно они были отпечатаны на листе бумаги: «В период с двадцать второго июня по девятое июля сорок первого года потери РККА составили одиннадцать тысяч семьсот двенадцать танков. Среднесуточные – двести тридцать три танка». А ведь у Вермахта танки были куда хуже, чем Т-34 – что уж говорить про КВ, которому вообще не было равных?! И при этом – такие потери!
Алексей (все-таки безусловно Алексей!) подумал, что капитан Сахошко прав, и боевой опыт значат куда больше, чем простое качество машин. Значит…
«Значит, здесь война тоже началась не слишком удачно», – подумалось ему.
Словно в подтверждение его слов раздался голос Петровича:
- Вот когда финнов уделали, и ветеранов, что линию Маннергейма брали, на основные фронты прислали – вот тогда и началось уже что-то вытанцовываться. А ты, парень, обижаешься, что тебя в самое пекло не хотят бросать. Радоваться должен: может успеешь чему научиться – глядишь, и факелом бронированным поле боя освещать тогда не придется…