Начинаю вторую часть. Первый кусочек главы 28-й (маленький, для затравки):

Часть вторая

Глава 28. Я становлюсь позвоночным

28.1.

Когда читаешь про безработицу, или видишь очередь на биржу труда, или даже смотришь в растерянные глаза сотрудников, попавших под сокращение – это одно. Когда сам не можешь найти работу, простаиваешь многочасовые очереди, чтобы отметиться на бирже труда и получить крохи пособия по безработице, когда начинаешь считать копейки и экономить на всем – это совсем другое.
Впрочем, совсем отчаянным мое положение назвать было нельзя. Отец Лиды, как и обещал, все-таки подкинул одну работенку с переводом. Какой-никакой, а заработок. Да и Рязанов помог. Несколько лекций, прочитанных по его протекции, не так уж давно помогли заработать мне на покупку пистолетов в Берлине. И теперь он не оставил меня в беде. Хвалил даже, за мое изложение студентам основ метода К.Маркса в «Капитале».
– Вот бы вам с Рубиным встретиться! – восклицал он. – Такого знатока метода Маркса еще поискать. Но как я не бьюсь, но пока Исаака Ильича из рук ОГПУ выцарапать не удается. Чертов позёр! И надо же было ему изображать активную политическую деятельность Бунда! Ах, как жаль! – и тут же, снова обращаясь непосредственно ко мне, – А вы бы не согласились читать у нас в Комакадемии лекции на постоянной основе? Зарплата у нас, конечно, не такая большая, как на руководящей должности в наркомате, но уж всяко лучше, чем прозябать на бирже труда!
Пойти, что ли, к Рязанову? Раз уж он о моих знаниях по методу «Капитала» так хорошо отзывается, и к себе прямо заманивает. Но ведь с преподавательской должности мои задумки будет осуществлять не так уж и легко. Хотя… Лишней преподавательская работа не будет. Ведь здесь – молодежь. Плохо только, что не умею я легко с людьми отношения налаживать. Вон уже сколько студентов подходили ко мне после лекций, интересовались, спорили, – а ни с одним прочные контакты не завязались.
Нервы мои после первых двух недель горячки, последовавшей за решением уволиться из наркомата (о котором я уже десять раз успел пожалеть – а вдруг страхи были напрасны и все бы обошлось?), успели немного успокоиться. Поэтому вечером сижу перед раскрытым блокнотом и подвожу итоги. Ну, и что же мне удалось сделать более, чем за год моего пребывания здесь? С одной стороны, вроде и немало. Смотрите:
– Провал восстания в Германии обошелся меньшей кровью (не было боев в Гамбурге);
– Не удалось предотвратить, но удалось свернуть партийную дискуссию в конце 1923 года;
– Ликвидирован пост генеральнего секретаря ЦК, а занимавший его Сталин стал председателем Совнаркома;
– Раньше, чем в моем времени, ликвидирован пост генерального секретаря ИККИ, и Зиновьев лишился этого поста;
– Налажены первые контакты с представителями ОГПУ и РВС;
– Сделаны первые шаги в развитии бригадного хозрасчета и к этому движению активно подключен комсомол;
– Изменилась расстановка сил в ЦК, Оргбюро и Секретариате ЦК;
– Сорвана афера с «письмом Зиновьева» и лейбористы не проиграли парламентские выборы 1924 года;
– Зачем-то зацепил интересы Ягоды и теперь из этого как-то надо выкручиваться…
Но с другой стороны – это все еще не результаты, а пока только первые шаги к ним. Чтобы эти первые шаги превратились во что-то более осязаемое, а не остались эфемерной рябью на поверхности исторического потока, предстоит еще провернуть массу работы. Привычно вздыхаю, и тут дребезжит звонок в дверь. Из прихожей слышится звонкий голос Игнатьевны:
– Виктор Викентьевич! Это к вам!
Выйдя в прихожую, вижу у дверей молодого человека, одетого в довольно-таки добротное драповое пальто и теплую кепку. Он только что пытался растирать руками раскрасневшиеся с морозца уши, но, завидев меня, тут  же бросил это занятие и встал чуть не по стойке смирно:
– Вы – Осецкий, Виктор Викентьевич?
– Да, я. – То, что парень из «органов», чувствуется сразу: это и к гадалке не ходи.