Начало следующей главы:
Глава 41. Заситино, Исса, Посинь… и французские поэты.
40.1.
Издав протяжный гудок, паровоз, натужно пыхтя, потащил наш состав из пяти теплушек и одной платформы со станции. Уже в скрипящем и громыхающем на стыках вагоне, где царила почти полная тьма спрашиваю практически невидимого в этой тьме Галькевича:
– Ты ведь местный, себежский? Места эти знаешь?
– А как же! – гордо отвечает командир чекистов.
– Так подскажи, где и как бандитов перехватить можно.
– Пядышев! – крикнул в ответ чекист. – Пядышев! Тащи сюда мою командирскую сумку! И фонарь запали!
Вскоре фонарь уже осветил небольшой пятачок перед нами слабым колеблющимся пламенем свечи, спрятанной за пыльным стеклом. Яков Исидорович извлек из своего планшета сложенную карту и аккуратно развернул ее у себя на коленях.
– Вот смотри, – начал он водить пальцем по карте, – большак идет на Заситино и дальше до линии перемирия. И вот тут, не доходя Заситино, есть одно место, которое банда никак миновать не может. Без подвод, они, может быть, и прошли бы инако, а с подводами – никак. Тут два мостка через Иссу. С подводами – только по ним.
А почему два мостка? – спешу уточнить у Галькевича.
– На карте оно плохо видно, но Исса здесь делится на два рукава. Потому и мостов два, – пояснил командир отряда ВЧК. – Вот у этих мостов и надобно банду встретить. Поставить пулеметы, и вдарить! – энергично махнул он рукой, сжатой в кулак.
Вглядываясь в карту, задаю уточняющий вопрос:
– Хорошо, напорются они на пулеметы, бросят подводы, и кинутся в лес – вон он, у самой дороги, с северной стороны. Или, вон еще, проселок на юго-восток обозначен. Вот, где «Хорошки» написано. Хутор, что ли? Туда тоже могут свернуть. Что тогда?
– Правильные вопросы задаешь, – присоединился к разговору Романов, – а говорил, не военный. Надо с севера у дороги, аккурат на самой опушке, еще засаду ставить, и туда – второй пулемет.
– А если кто на Хорошки свернет? – напоминаю о своих сомнениях.
– У Хорошек тогда моих в засаду поставим, с Льюисом, – предлагает Галькевич.
– Нет, – качаю головой – если они в этом месте на засаду наскочат, то смогут сразу в лес с дороги кинуться. Лучше пулемет у самой развилки дорог поставить. Тогда им и дорогу на Хорошки перекроем, и назад по тракту не дадим рвануть.
– А говорил – не военный! – еще раз выдал Романов. – Соображаешь! Тебя бы командиром поставить, опыта бы набрался и, глядишь, на батальон, а то и на полк бы вышел!
– Соображать не только на войне надо. В мирном времени как бы не сильнее соображалка нужна будет. – Вот не прельщает меня военная карьера, и все тут.
– Не, мир не война, там так крутиться не надо, – возражает Романов.
– Не скажи, – качает головой Галькевич, по всему видать, более подкованный, да и более опытный. – Вот ты знаешь, какими путями можно из нашей нынешней разрухи в будущую Коммуну дойти?
Комроты промолчал, видимо, сразу не найдя что ответить.
– Вот то-то же! – осадил его чекист.
– Ладно, revenons à nos moutons («вернемся к нашим баранам»), – сорвалось у меня. Черт, за языком следи, шляпа!
– Чево? – тут же недоуменно воскликнул Федор Иванович.
– Так, французская поговорка, – пришлось оправдываться, – означает: вернемся к делу. У меня еще один вопрос: хотя бы и тремя пулеметами, но всю банду в темноте мы не положим. Сколько-то наверняка ускользнет. Разбегутся по лесам, а кто-то, глядишь, за кордон в обход пойдет. Исса-то, смотрю, невелика, ее и вброд одолеть можно.
– Вброд-то можно, тут и впрямь неглубоко – кое-где всего пол-сажени будет, ну, а где и по шейку, – согласился Галькевич, действительно хорошо знающий здешние места. – Только вверх по течению от мостов искать нечего – там по берегам такая топь, что и знаючи не пролезешь.
– А вниз? – интересуется ротный.
– Вниз по течению тоже порядком заболочено. Но кто энти места знает, может тропку и сыскать.
– Тогда дозор надо к северу пустить, – предлагаю свое решение. – После начала боя отделением пройтись по течению версты на две-три, поглядеть, не пытается ли кто вброд перебраться.
– Лады, – кивнул Романов. Тут к перестуку вагонных колес добавился глухой «железный» гул, быстро прервавшийся. «Никак, мост переехали», – догадался я.
– Ах, неправильно все это! – вдруг воскликнул командир отряда ВЧК.
– Почему ж неправильно? – возмутился ротный. – Товарищ комиссар все по уму расписал…
– Да я не об этом! – мотнул головой Галькевич. – Ну, не должны «зеленые» за кордон тикать. Что дезертирам местным-то в Латвии энтой самой делать? Не понимаю… Плохо дело.
– Почему плохо? – мне тоже стало тревожно при виде нешуточного беспокойства, посетившего чекиста.
– Плохо оттого, что не понимаю. Того и жди, пакость какая учинится, – ответил он.
Тут состав заскрипел и стал притормаживать.
– Что, уже Заситино? – спрашиваю у Галькевича.
– Нет, железка в само Заситино не заходит. Станция Посинь от села в двух верстах. Но и на станцию мы не пойдем. Я дал команду примерно за версту до станции остановиться, почти сразу, как мост через Иссу переедем. Здесь проселок должен быть вдоль Иссы. Он нас прямо к самым мосткам и выведет. Тут нам ходу полчаса с гаком будет.
Состав последний раз скрипнул и остановился.
– Из вагонов! Выходи строиться! – закричали взводные.
В кромешной тьме, лишь слегка рассеиваемой призрачным сиянием неполной луны, рота стала собираться у вагонов. Галькевич, пробежавшись сначала вперед, а потом назад от состава, обнаружил все-таки нужный проселок – скорее широкую тропу – и рота стала постепенно выползать на нее. В не слишком стройной колонне можно было разглядеть нескольких человек, тащивших на своих спинах тяжеленные пулеметы и отдельно – станки для них. Справа от тропы, где-то в сотне шагов, угадывалась сплошная темная полоса. «Не там ли речка?» – мелькнула у меня мысль.
– С тропы не сходить! – крикнул Галькевич. – Тут места болотистые, особливо по правую руку, вдоль реки!