Заключительный фрагмент 44-й главы:
Глава 44. Вот засада!
44.3.
Грохот сапог на лестнице снизу заставляет меня скосить глаза.
– Куличков! Куличков! – кричит с лестницы какой-то, еще не видимый мне человек. – Ты здесь?
– Здесь я! – мрачным тоном отзывается старший группы. Видно, кричащий ему знаком.
– Все отменяется! Приказано сворачиваться и уходить! Не встревать ни во что! – снова кричит человек, бухая сапогами по лестнице и поднимаясь все выше и выше.
– Где ж тебя раньше-то носило, окаянство твое паскудное! – в сердцах выпаливает чекист, под челюсть которому по-прежнему упирается ствол его собственного нагана.
– Как приказали, так я сразу бегом сюда, – запыхавшись, оправдывается новое лицо в нашей драме, выскакивая на лестничную площадку и растерянно останавливаясь при виде открывшейся ему мизансцены…
В общем, столько мата подряд, в разнообразном авторском исполнении, я, пожалуй, еще ни разу в жизни не слышал. Самым приличным словом в этом потоке было довольно экзотическое для моего прежнего времени выражение «храпоидол». Грешен, хотя и не люблю нецензурщины, но и сам добавил толику в эту полифонию, когда, наклонившись над Лидой, и попытавшись помочь ей подняться, услышал ее болезненный вскрик, и затем стон – «плечо!..».
Вдвоем с «дедом» мы бережно поднимаем ее с пола.
– Эй, матерщинники! – окликает все еще бранящихся между собой чекистов «дед». – Раз уж вы девушке плечо вывернули, дали бы свою машину, что ли, до больницы ее подвезти. Тем более, что и вашему товарищу помощь требуется, – кивает он на здоровенного агента, который, скривившись, сидит на полу, а рядом по линолеуму размазано несколько пятен крови. А, так это его Лида зацепила вторым выстрелом, когда он крутил ей руки.
– Профессионал. Уважаю, – тихонько говорит «дед», ни к кому не обращаясь. О ком это он? Оглядываю всю нашу пеструю компанию. Ага! Франт успел раствориться в сумраке коридора – и никто не заметил, как.
– Но слишком рисково работал, – добавляет «дед». – Видно, характер такой, лихой. Когда-нибудь может крепко нарваться.
У команды чекистов неподалеку оказывается маленький фордовский грузовичок, и, кое-как загрузив туда пострадавших и устроившись сами, всей оравой едем к Склифосовскому.
– Ты что, и вправду только что от Дзержинского? – интересуется у меня старший, пристроившись рядом в кузове.
– Вот как с тобой разговаривал! – уверяю его.
– Ну, ты пойми – у нас же приказ был! – оправдывается чекист.
– Да ладно, все я понимаю. Хорошо уже, что не перестреляли друг друга ненароком. Теперь вот всем рапорта писать придется. Ой, и не по одному разу, – у меня вырывается хорошо рассчитанный вздох. – А к тебе претензий нет. Полномочий ты не превысил, захват твои люди провели довольно грамотно. Только тот, что в ногу ранен, малость оплошал – раз у объекта захвата в руке уже был пистолет, ему надо было сначала оружие выбить.
– Это верно… – задумчиво отозвался старший. – У него подготовка малость хромает. Силен как черт, а оперативной смекалки недостает.
Вывих Лиде вправили довольно быстро, а товарищи из ОГПУ оказались столь любезны, что даже отвезли ее домой.
– Хорошо, что папа опять на работе задержался, – такова была ее первая реакция, когда мы, уже далеко за полночь, вошли в дверь ее квартиры. – У него наверняка сердце прихватило бы, как увидел, что тут творилось. – И тут же, перескочив на другую тему, поинтересовалась у «деда», который все это время неотлучно находился рядом с нами:
– А откуда этот иностранный господин нарисовался, не знаете, случаем?
– Так не представился же он, – с усмешкой развел руками «дед».
– Думаю, такие кадры есть только в двух ведомствах – в Коминтерне и в ИНО, – высказываю свои соображения. – Коминтерн к нашим делам никаким боком, так что, вероятнее всего, это Михаила Абрамовича человек.
– Не лишено, – отзывается «дед». – Как вариант. У тебя ведь с Михал Абрамычем завязки-то есть?
Ага. Прямо щас я тут все и доложил о моих завязках с «Михал Абрамычем».
– Чайку с нами попьете? – прервав повисшее молчание, интересуется Лида, осторожно устроившись на диване.
– Не, побегу я. Поздно уже, – отнекивается «дед».
– Ему еще Артузову отписываться, – оправдываю его отказ. – Такое дело на завтра вряд ли можно отложить, так?
– Все верно. Без бумажек у нас никуда, – машет рукой «дед».
Провожаю его до двери и крепко жму руку:
– Выручили вы нас!
Тот в ответ только хмыкнул и пожал плечами, а затем пробормотал:
– Это сколько же грязи разгрести придется... Видно сразу, что дело тухлятиной попахивает.
– Еще как! – соглашаюсь с ним.– И не попахивает, а воняет за версту! Ну, товарищу Артузову привет и благодарность! – снова жму ему руку.
Вернувшись в комнату, устраиваюсь рядом с Лидой, аккуратно обняв ее так, чтобы не потревожить больное плечо.
– Кажется, пронесло! – вырывается у меня.
– Сколько раз? – невесело шутит девушка.
Ничего не отвечая на эту подначку, склоняю голову к ее голове и просто сижу, ощущая тепло ее тела рядом, и оглядывая комнату, как будто впервые. Высоченное окно, от потолка почти до самого пола. Под окном виднеются дверцы шкафчика – «холодильника». С противоположной стороны от окна – две колонны, между которыми висят портьеры, отделяющие альков с кроватью. Стены украшены аналогичными колоннами, точнее, их имитацией. Участки стен между колоннами вмещают прямоугольные рамки из простого багета, а пространство внутри рамок затянуто обоями. По плинтусу проложен сверхнадежный электрический кабель в свинцовой оболочке.
Все это мне хорошо знакомо. Я ведь и сам некогда прожил в этом доме несколько лет своей жизни. А теперь… Теперь можно просто сидеть и наслаждаться близостью девушки, которую обнимает твоя рука. И ничего, кажется, больше и не нужно на этом свете.
Ничего? Просто сидеть и наслаждаться? Там, за окном, Москва, в которой не у каждого есть хотя бы своя комната в коммуналке. А дальше раскинулась Советская Россия, где электрический свет – большая редкость, доступная лишь в городах, да и то не всем. «Просто сидеть»… Нет, совесть не позволит.
Но, другой мой ситный, много ли ты добьешься путем бюрократического обстрела разного начальства своими записочками? Нет, как один из путей, и этот может при случае принести плоды. Однако тебе явно не хватает соратников или хотя бы просто друзей, которым ты бы мог доверить свои замыслы – пусть не все, пусть лишь некоторые, – и которые могли бы подхватить твои начинания, сделав их и своими тоже. Пока разве что один Лазарь Шацкин стал в какой-то мере таким другом. Ведь даже с Лидой ты своими задумками не делишься, и до участия в своих делах не допускаешь. А, казалось бы, ближе нет у тебя человека в этом мире. Бережешь? Любимых так не берегут. Если уж вместе, то до конца.
Эти мысли, придя в голову, так и не желали отпускать меня. И все же, до чего же не хочется вовлекать девушку в этот круговорот. А с другой стороны, ведь уже вовлек. И это не первая стычка, в которой ей пришлось принять самое активное участие. Так что, может быть, все же стоит раскрыть перед ней карты, чтобы она могла идти рядом не с завязанными глазами?
Тем не менее, в тот вечер я так и не решился на откровенный разговор.