А кто вам сказал, что частники эти самые искусственные заменители не используют? Используют точно так же, как и крупные фирмы! Просто потому, что это дешевле. Другое дело, что используют разные заменители, т.к. некоторые имеет смысл применять только при большом масштабе, а некоторые просто малодоступны...
Причём суть даже не в использовании заменителей, а втом, что именно ставится главной целью. А тут надо иметь в виду, что для современных производств основными целями являются максимизация прибыли, для чего внимание обращают не на вкусовые качества, а на стоимость ингридиентов и на сроки хранения готового продукта, и именно последнее заставляет увеличивать долю консервирующих добавок. Что на вкусовых качествах отражается отрицательно.

Как раньше - не знаю, а сейчас с Рижского вокзала можно спокойно попасть хоть на Белорусский, хоть на Курский, хоть на Ленинградский. Как маршрут с диспетчерами согласовать и в график вписаться, а так только стрелки переводи. И не надо даже на окружную дорогу выезжать (ж/д, а не МКАД).

Извините за задержку. Завел развитие сюжета куда-то не туда и пришлось полностью переписывать заключительный фрагмент. Вот он:

Глава 45. Дела сердечные… и не только

45.4.

Проводив гостей (меня за гостя уже вроде бы и не считали…), мы с Лидой отправились на кухню – мыть посуду. Прополаскивая стаканы остатками горячей воды из чайника, она передает их мне, а я уж вытираю их насухо льняным полотенцем. Девушка была как-то необычно сосредоточена, или, скорее, погружена в себя, в какие-то свои мысли. И, похоже, мысли эти были довольно невеселые.
Разобравшись с чайной посудой, собираюсь было покинуть кухню, как вдруг Лида порывисто кидается ко мне, обнимает за шею и прячет лицо у меня на груди. Осторожно поглаживая ее по коротко стриженым волосам и по спине, спрашиваю:
– Что стряслось?
Немного помедлив, она отвечает мне каким-то бесцветным голосом, полным внутреннего напряжения:
– Я сегодня была у врача… – И тут же в голосе ее прорывается рыдание:
– Он сказал… Он сказал… У меня никогда не будет детей! – и, уже не сдерживаясь, она громко всхлипывает у меня на груди, не произнося больше ни слова.
– Может быть, это ошибка? Тебе надо будет показаться хорошему специалисту, – пытаюсь успокоить ее.
Лида поднимает голову. В глазах ее стоят слезы, но она уже не рыдает и не всхлипывает. Голос ее тверд и спокоен:
– Это очень опытный врач. Мне зима 1919 года память оставила. Пришлось как-то ночевать двое суток на снегу. Потом лежала в горячке, еле выходили. И вот, оказалось… – она снова замолкает, чтобы через несколько секунд произнести с тем же леденящим душу спокойствием:
– Теперь ты меня разлюбишь.
– Никогда! – тут же срывается у меня громкий возглас.
– Не надо кричать, – чуть кривится Лида. – Разлюбишь. Зачем я тебе такая?
– Зачем? – автоматически переспрашиваю ее, а затем решаюсь:
– Пошли в комнату, объясню.
Лида остается стоять на месте и мне приходится взять ее под руку и усилием (впрочем, совсем небольшим), повести за собой. Устроив ее на диване, говорю:
– Я попал сюда из будущего.
– Как? – лишь чуточку более оживленным голосом спрашивает девушка, сидя с закаменевшим лицом и смотря прямо перед собой невидящим взором.
– Если бы я знал, – как! – бросаю в сердцах, и продолжаю:
– Я родился в 1954 году…
– Что, Уэллса начитался, про машину времени, а теперь сам принялся фантазировать? – с вялым скептицизмом перебивает меня Лида.
– Да погоди ты! Дай досказать. – Мне уже все равно, поверит ли она в путешествие во времени, или нет. Главное – вырвать из нахлынувшего на нее чувства безнадежности, и я начинаю заводить сам себя. – Ты думаешь, мне легко жить, зная, какими страшными и кровавыми путями шла история? – Хватаю ее за плечи и трясу:
– Ты можешь себе представить войну, которая унесла больше 50 миллионов жизней? Ты можешь себе представить концентрационные лагеря, где людей уничтожали сотнями тысяч? Ты можешь себе представить бомбу, которая за несколько секунд может испепелить крупный город со всеми его жителями?
Лида безуспешно пытается оторвать от себя мои руки:
– Пусти!.. Не надо меня трясти…
Опомнившись, отпускаю ее:
– Извини… Но для меня все это – реальная история. И, вполне возможно, ваше, – точнее, теперь уже наше общее – будущее.
– Не хочу я такого будущего… – бубнит себе под нос девушка.
– И я не хочу!!! – крик рвется у меня из самой глубины души. – Поэтому у меня нет другого выхода, как сражаться за то, чтобы наше будущее стало другим. Не настолько мрачным. Все исправить, конечно, невозможно. Людей не переделаешь, – во всяком случае, так быстро. Но все, что в моих силах, буду делать.
– Так ты, что, знаешь, что будет завтра, в следующем месяце, через год, через два? – в голосе Лиды скептицизм перемешан с затаенной опаской.
– Нет. Не настолько я хорошо изучал в своем времени историю, чтобы знать все события с точностью до дня, – отрицательно качаю головой. – Но кое-что, конечно, помню. – И на Лиду посыпался ворох бессистемной информации – все, что удалось припомнить с ходу:
– Летом французы выведут свои войска из Рейнской области. В конце года на конференции в Локарно состоится подписание соглашений о гарантиях европейских границ. В 1927 году маршал Чан Кай-ши начнет резню китайских коммунистов. В 1929 году в капиталистическом мире разразится самый глубокий за всю историю экономический кризис. В 1931 году Япония оккупирует Маньчжурию. В середине тридцатых годов начнется производство танков с противоснарядным бронированием, а затем для боевых самолетов будет окончательно принята схема моноплана. К концу тридцатых будут созданы радиолокационные станции, способные обнаруживать корабли и самолеты на расстоянии более сотни километров…
– А у нас, у нас что будет? – в голосе девушки на этот раз недоверие было смешано с растущей тревогой.
–Все, о чем я только что сказал, для меня – прошлое. Уже прошедшая история. Но вот пройдет ли она здесь точно так же – не знаю. Многое, конечно, произойдет с неизбежностью. Кризис 1929 года – обязательно. То, что я говорил про танки, самолеты, радиолокацию – тоже. А вот у нас… – Внимательно смотрю в глаза Лиде:
– Во-первых, случайностей в ходе истории еще никто не отменял. Поэтому конкретные события здесь вполне могут отличаться от той истории, которая известна мне. Кроме того, не следует сбрасывать со счета и сознательного воздействия на ход исторических событий. История СССР уже кое в чем отличается от известной мне, потому что я не сидел тут, сложа руки, как пассивный наблюдатель.
– Что ты имеешь в виду? – теперь моя возлюбленная уже явно встревожена.
– Я попал в это время в самом конце августа 1923 года. И практически сразу попытался разными путями воздействовать на развитие политической борьбы. Кое-что удалось. – Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоить часто заколотившееся сердце.
– Тебе удалось… что? – тревога, охватившая Лиду, подействовала даже на ее всегда литературно правильную речь.
– В моей истории пост генерального секретаря ЦК не был ликвидирован на XIII съезде. Он, по существу, вообще не был ликвидирован. А вот пост генерального секретаря Исполкома Коминтерна ликвидирован был, но на год позже. В моей истории Троцкий не выступал с призывом свернуть дискуссию по письму 46-ти. Напротив, он косвенно поддержал авторов письма. И в отставку с поста председателя Реввоенсовета он в начале 1924 года не уходил – его с треском выкинули в 1925 году.
– И что, это все сделал…ты? – в голосе девушки тревога по-прежнему смешана с недоверием.
– Разумеется, нет! – решительно отметаю это предположение. – Я лишь подтолкнул кое-кого к действиям в нужном направлении. А дальше… Дальше сработали уже их политические интересы, личные амбиции, затаенные страхи. Да и появление хозрасчетных бригад на пять лет раньше, чем было в моей истории, – гораздо в большей степени заслуга Шацкина и его товарищей-комсомольцев, нежели моя. Я же опять-таки всего лишь подтолкнул…
– Но зачем? Зачем тебе все это? Ты вмешиваешься в такие дела… – Лида в недоумении, да и страх за мою бедную головушку тоже явственно сквозит в ее словах.
– Затем, что нам не удалось создать крепкое социалистическое общество! – Так, остынь немного. Не срывайся на крик. – СССР вынес вторую мировую войну, выйдя из нее победителем, за что заплатил многими миллионами жизней, а затем распался из-за внутреннего разложения. Теперь мы снова строим капитализм. И получается нечто донельзя омерзительное. Мне не хочется, чтобы и вы пришли к такому же будущему.
– Как же… Как же так получилось? – у Лиды в глазах снова слезы. Похоже, она уже почти не сомневается в моих словах. – Неужели все было зря?
– Нет, не зря. Даже при том исходе, который наблюдал я, это было не зря. Мы до сих пор живем во многом благодаря наследию Советского Союза. – Решительно мотнув головой, ломаю линию разговора:
– Мы с тобой обязательно обсудим все это. Подробно. Но главное, что я хотел тебе сказать, совсем не об этом.
– Что еще? – девушка близка к панике. И правда, что может быть страшнее известия о гибели СССР?
– В том времени, откуда я попал сюда, я прожил довольно долгую жизнь. И есть один урок, который я выучил, затвердил крепко-накрепко. Я научился верности. Это, пожалуй, единственное, что я смог прихватить из своего мира с собой, переместившись сюда. И мне никогда не забыть женщину, научившую меня этому. – Да, это так и есть. Потому и не мог так долго сделать шаг навстречу Лиде. – Поэтому я не оставлю тебя. Ни за что. Даже смерть не будет уважительной причиной.
Мои руки обнимают девушку, прижимая ее к себе – крепко-крепко, и в то же время мягко и бережно.
– Выходи за меня замуж, комсомолка! – шепчу ей на ухо.
– Ну вот, ты опять! – шепчет она в ответ. – Ни к чему это.
– К чему! – Буду настойчив. – Не хочу, чтобы нам хоть в самом малом могли помешать какие-нибудь бумажки, уложения, параграфы, и вцепившиеся в них чинуши. Чтобы никто не посмел усомниться, что ты моя жена.
– Ладно… – решает, наконец, уступить Лида. – Но только, чур, безо всякой этой мишуры, вроде колец, фаты, подвенечного платья и свадьбы на сорок человек гостей! А не то откажусь!

Неужели даже не поинтересовалась с кем воевали? По-моему вопрос так рвётся, а ГГ такую важность, наверно из-за волнения, даже не упоминул.

Может немного разбавить девушкой/комсомолкой
Выделенное синим можно одним предложением, тогда некоторые местоимения в нём можно убрать

Слово больно куртуазное. Может любимая.

Теперь? Может теперь там или просто там

Отредактировано Орлов Гай (10-06-2012 23:41:35)