Ну, это ещё не приговор: моя знакомая имеет диагноз "бесплодие" аж по трём причинам, и его подтвердили в очередной раз в женской консультации, куда она пришла... беременная по третьему разу.

Люда, Вы меня простите, но я  несколько старше Вас и хорошо помню рассказы своего деда о том, как в 1925 году его невеста (пламенная комсомолка), поставила именно такие условия. В результате, в 1927 году родился мой отец.
Более того, инструктаж начальника политотдела,  по поводу недопустимости  венчания в церкви, был озвучен в моём присутствие,  при получении партбилета ещё в далёком 82 году.

Дискуссия очень интересная, но доказывает только одно: возможны различные варианты - как с бесплодием, так и с тем, обязательно ли всплывет в разговоре тема венчания, или оно не предусмотрено "по умолчанию". Всяко может быть, и всяко бывало. Единственного варианта - нет.
А между тем появился первый фрагмент следующей главы:

Глава 46. Броня крепка и танки наши быстры?

46.1.

День 1 апреля 1925 года выдался ничем не примечательным. Глупых шуток в честь «дня смеха» никто не устраивал, поскольку, похоже, этот обычай тут еще был не в ходу. Посему занимаюсь обычным делом – роюсь в бумажках. Вот постановление СТО СССР от 24 марта сего года… Так, кажется, это отголосок нашей с Берзиньшем записки о реорганизации управления военной промышленностью. Так-так, посмотрим…
Наше предложение о сосредоточении руководства военным производством в руках ГУВП не прошло. Правда, и того удвоения руководства военной промышленностью в системе ВСНХ, которое произошло в моей истории – путем превращения Главного управления военной промышленности в производственное объединение военной промышленности «Военпром» и постановкой над ним еще и Военно-промышленного управления ВСНХ – здесь тоже не случилось. А вот Военно-промышленный комитет при СТО, как мы и предлагали, был создан…
Гляди-ка! «…Образовать Центральное военно-промышленное управление (ЦВПУ) в составе СНК СССР…». И в отличие от Военно-промышленного комитета оно стало не комиссией по согласованию вопросов развития военной промышленности между разными ведомствами, а вполне полновластным органом по управлению военной промышленностью вне зависимости от ее ведомственной принадлежности. То есть ЦВПУ стало органом, подобным тому, каким мы хотели видеть ГУВП. А тот факт, что оно создано не при СТО, а при Совнаркоме, означал, что Сталину удалось перетянуть это одеяло на себя, стащив его с Каменева…
Другой новостью стало создание Комитета подготовки трудовых резервов при Наркомпросе, и создание Управления трудовых резервов в структуре Наркомата труда. Председателем нового комитета с правами заместителя наркома просвещения стал Лев Давидович Троцкий. И статья его в «Известиях» появилась, с разъяснением архиважнейшей роли подготовки квалифицированных кадров в борьбе за социалистическую реконструкцию народного хозяйства. Правда, до лаконичной формулы «кадры решают все» Лев Давидович не додумался.
Троцкий – заместитель Луначарского… Ну и коленца выкидывает здешняя история после моего вмешательства!
Помимо прочей текучки по Главному экономическому управлению, которой с радостью загрузил меня Манцев, обрадованный донельзя, что его зам вернулся со сборов и теперь есть на кого перекинуть множество дел, вечерами пишу записку для Фрунзе. Чего ради лезу в военные вопросы? Или мне хлопот с военной промышленностью показалось мало? Нет, тут дело в другом.
У этой записки есть две цели. Главная – суметь заинтересовать Михаила Васильевича хотя бы до такой степени, чтобы он пошел на личный контакт. И второстепенная – продвинуть некоторые идеи насчет военного строительства в СССР. Впрочем, если второстепенная не сработает, то вряд ли реализуется и главная. Проблема в том, что прямого выхода на Фрунзе у меня нет… Но ведь есть выход на Начальника снабжения РККА Котовского, а он с Фрунзе в очень хороших отношениях. Дело за малым – чтобы Григорий Иванович поддержал мою затею.
Но для начала я созвонился с Рейнгольдом Иосифовичем Берзиньшем, представителем РВС в правлении ГУВП, вместе с которым мы готовили записку о военной промышленности. Он все-таки значительно лучше меня знает реалии военного производства здесь и сейчас.
Первый вопрос, который я ему задал после обмена приветствиями, звучал так:
– Рейнгольд Иосифович, как продвигаются дела у комиссии ГУВП по танкостроению?
Тот махнул рукой с выражением плохо скрываемой досады на лице:
– Они там увлеклись черт знает чем. Выдумывают какие-то нелепые конструкции, которые очевидно нежизнеспособны. Нет, чтобы взять за образец какой-нибудь приличный танк и приспособить его к нашим условиям производства!
– А мы вообще-то потянем изготовление современного танка? Есть у нас заводы, которые поднимут это дело? – мое беспокойство вполне оправдано. Вон, ручной пулемет, сконструированный Токаревым на базе «Максима», только на Тульском заводе и получается выпускать.
– Так ведь даже в двадцатом году смогли на Сормовском заводе «Русский Рено» выпускать! – не поддержал мои сомнения Берзиньш. – Правда, тяжелый получился, качество паршивое, да и цена у него по нынешнему курсу будет где-то тысяч тридцать пять, а то и больше, что никуда уже не годится. Но вот Обуховский в Питере, то есть «Большевик», думаю, справится с этим куда как лучше. Там даже броневые листы могут делать с поверхностной закалкой, опыт есть.
– А двигатели? – вопрос крайне болезненный. С собственным производством двигателей у нас пока дела не блестящие. Судовые дизеля и лицензионные движки для автомобилей делаем, а вот сверх этого – увы! Вся авиация, например, на импорте сидит. Правда, недавно начали вместе с лицензионным «Юнкерсом» двигатель для него делать, но и образец не слишком удачный, и качество хромает. Еще в январе вместо этого посоветовал с BMW соглашения по производству двигателей достигнуть, но не знаю, как сейчас этот вопрос продвигается. А вот с танковыми и тракторными двигателями у нас почти полный ноль. Лицензионный двадцатисильный движок для Фордзона-Путиловца – это слезы, а не двигатель.
– Справятся… – говорит представитель РВС, но уже без прежней уверенности. – Там, правда, двигателей раньше не делали, но если им прислать конструктора-двигателиста, да оборудование кое-какое дополнительное, то, думаю, освоят.
Ну что же, ситуация понятная. Остальное додумаю сам. Ага, додумал! Целую неделю насиловал свой мозг, чтобы выжать из него содержавшиеся там обрывки информации по интересующим меня вопросам. А затем еще целый рабочий день угробил на то, чтобы собственноручно перепечатать свой рукописный черновик. Нет, можно было бы поручить и машинистке из секретной части, но тогда надо регистрировать документ официально, присваивать ему гриф секретности и отправлять заведенным порядком по инстанциям. Это меня как раз и не устраивало.
Спрятав черновик в сейф, звоню Григорию Ивановичу:
– Добрый день! Осецкий у телефона. Помните еще такого?
– Добрый день. Вас, пожалуй, забудешь! Тут слух недавно прошел, что вы с ГПУ перестрелку устроили, – со смешком ответил Котовский.
– Злостная клевета! – отвечаю ему с полным основанием. – Я человек исключительно законопослушный и у ГПУ ко мне никаких претензий нет и быть не могло.
– А у вас к ГПУ? – с тем же смешком интересуется Котовский.
– У меня с ГПУ полное взаимопонимание, – говорю на полном серьезе. – Но шутки в сторону. Надо переговорить по серьезному делу, касающемуся вашему взаимодействию с Главным управлением военной промышленности.
Договорившись о встрече назавтра, кручу ручку отбоя. Что же, пока есть еще немного времени до конца рабочего дня, надо, сколько возможно, разгрести накопившуюся текучку.

Он это по телефону увидел? Или они "созвонились и встретились"?