Продолжение 3-й главы. Фрагмент на 2/3 новый:
Глава 3. Перед съездом
3.2.
Очередной рабочий день начался для меня неожиданно – с вызова к председателю ВСНХ СССР. Феликс Эдмундович, поздоровавшись со мной, спросил:
– Как вы смотрите на преобразование Главного экономического управления в Планово-экономическое управление? В связи с назревающей разработкой перспективного плана развития народного хозяйства вам предстоит немалая плановая работа, в том числе на создание общесоюзного плана развития промышленности, согласование его с союзными ведомствами через Госплан, и на руководство плановой работой ВСНХ союзных республик. Тем более вы являетесь одним из инициаторов перспективного плана.
– Возражений у меня нет, но почему вы интересуетесь у меня, а не у Манцева? – задаю закономерный вопрос. И правда, почему этот разговор ведется без председателя коллегии ГЭУ?
– Василий Никитович переходит на работу в Наркомторг, заместителем наркома, – огорошил меня Дзержинский, и у меня в душе тут же зашевелились нехорошие предчувствия, получившие немедленное подтверждение. – А коллегии ВСНХ я полагаю предложить на пост начальника ПЭУ утвердить вас.
«Во влип», – тут же выдало испуганное подсознание – «как теперь все это разгребать?». Но отступать некуда, и разве же не я сам ставил перед собой ту гору задач, которую теперь можно будет решать несколько более эффективно, поднявшись на одну служебную ступеньку выше? А теперь что, от своих же собственных задумок увиливать, испугавшись ответственности?
– Постараюсь оправдать ваше доверие, – только и оставалось сказать в ответ.
Через несколько дней коллегия утвердила мое назначение. Приняв дела у Манцева и проводив его на новую работу в Наркомторг, сажусь в непривычное еще начальственное кресло и задумываюсь. Что делать дальше? Самым важным на новом посту видится мне разработка идеологии планирования, от которой будет зависеть и механизм контроля за выполнением плана, и в целом система управления экономикой. И пока Госплан, Совнарком, ЦК РКП(б) и все прочие не закоснели в своем видении планового управления, как всеобъемлющей иерархической системы командования сверху, надо протолкнуть иную идеологию. Общие черты ее я уже попытался сформулировать для себя в разговоре с женой во время поездки в Саки. Но чтобы убедить десятки и сотни специалистов, да и политическое руководство, нужно будет говорить на более конкретном языке и иметь серьезные аргументы в руках. Тут с плеча не руби, надо готовиться. И я решил готовиться – и заодно подкинуть верхам идею проведения всесоюзного совещания работников центральных плановых органов.
Мой помощник, Илюхов, был посажен за разработку весьма важного, не несколько более простого предложения – перевода трестов на систему заводского хозрасчета. Это можно было решить на уровне Президиума ВСНХ, но дебаты будут отчаянные – некоторые руководители трестов будут яростно противостоять идее повысить экономическую самостоятельность входящих в них предприятий. И в этом они найдут поддержку у многих директоров, которым выгодно прятать свою бесхозяйственность в общей отчетности треста. А ведь еще на XII съезде Троцкий с жаром говорил о роли отчетности и калькуляции себестоимости. У нас же до сих пор, несмотря на все мои старания расширить экономическую учебу хозяйственных кадров, иной директор до сих смотрит в листы с калькуляцией как неграмотный в газету. Введение заводского хозрасчета заставит их покрутиться, и лучше высветит, кто чего на самом деле стоит.
Не забыл я и о том деле, которое закрутил в начале лета – об организаций экспедиций по поиску алмазов. Разумеется, как мы и решили с Федоровским, засылка партий в Архангельскую и Иркутскую губернии шла под предлогом комплексной геологической съемки ранее не обследованных местностей – благо, что еще весной 1925 года (еще до моей авантюры с письмом) удалось пробить через Совнарком кое-какие ассигнования на геологоразведку в Якутии. А Восточно-Сибирскую экспедицию ориентировали еще и на золото.
Возглавлявший эту экспедицию Сергей Владимирович Обручев намеревался продолжить дело своего отца, Владимира Афанасьевича – известнейшего ученого, члена Ученого совета в институте Федоровского (а так же автора фантастического романа «Плутония», вышедшего только что, в 1924 году). Он, помимо преподавания в Горной академии, как раз и занимался в Институте прикладной минералогии планированием изучения богатств Восточной Сибири. Владимир Афанасьевич в свое время исследовал золотоносность бассейна Бодайбо, а его сын хотел продвинуться дальше на север – на Колыму и Индигирку.
Осенью 1925 года, после совещания, утвердившего в общих чертах план геологических исследований на полевой сезон 1926 года, Федоровский пригласил младшего Обручева к себе в кабинет. Как мы с ним и договорились, Николай Федорович намеревался приоткрыть «двойное дно» направлявшихся экспедиций только считанным, особо доверенным людям.
– Взгляните, Сергей Владимирович, – он развернул перед Обручевым небольшую «слепую» карту Якутской области, на которой некоторые речки бассейна Вилюя были помечены штрихами красного карандаша. – Есть непроверенные данные, что в этих местах отмечались находки пиропов и породы, аналогичной кимберлиту.
– Что!? – Обручев весь как-то подобрался. Ему не нужно было долго втолковывать значение подобных находок.
– Успокойтесь, не надо так волноваться, – охладил его Николай Федорович. – Я же сказал: данные ненадежные. Вот если бы вы смогли выделить несколько человек для взятия проб в этих местах, мне стало бы как-то спокойнее. Нет – значит, нет, и не будем гоняться за миражами. А поскольку пока кроме миражей, у нас ничего не имеется, думаю, распространяться на эту тему с кем бы то ни было не стоит.
Сергей Владимирович едва заметно дернул щекой:
– Да… Пожалуй, пока действительно не стоит возбуждать необоснованных надежд. В том числе и затем, чтобы не навлекать на себя обвинений в беспочвенном прожектерстве.
Впрочем, перед экспедицией на Урал, на Вишеру, задача была поставлена совершенно открыто. Факты находок алмазов на Урале не были тайной, и тут можно было не напускать туман секретности. А вот перед Архангельской экспедицией была поставлена лишь задача тщательной геологической съемки местности, и дано негласное указание сосредоточить внимание на определенных районах по среднему течению реки Золотица (вплоть до проведения разведочного бурения) – и только. Ведь если Якутская экспедиция могла при удачном стечении обстоятельств быстро подтвердить сообщенные Обручеву-младшему сведения, то насчет Архангельской у меня совсем не было такой уверенности. Вроде бы там на поверхности находок не было…