ХЗ, если честно. В сети когда-то нарыл по случаю.

Пролог.

- …А Сашка меня сегодня за волосы дёрнул, вот.
Тепло. Солнечно. Лето приходит к нам позже - лишь в июле, а самый лучший месяц - это август.
Я люблю август - скоро поспеет кизил. Когда он спелый, то очень вкусный. Буду сидеть под кустом, который посадили на даче в год моего рождения и собирать ягоды. Здорово!
- И что же ты сделала? - мама держит меня за руку, ведя домой. Улыбается. Я тоже улыбаюсь, ведь мне так хорошо! Мир такой классный!
- Я его стукнула.
- Аля, девочки не должны драться. Ты же красивая умная девочка - зачем хулиганишь?
- А чего он? - возмущаюсь я. - Он первый!
- Аля, пообещай мне больше не драться.
- Ну, мааам!..
- Аля, пообещай. Пообещай, что будешь хорошей девочкой.
Я хмурюсь, но почти сразу же снова улыбаюсь.
- Хорошо!
Папа - строгий, его я слушаюсь, потому что немного побаиваюсь. А маму слушаюсь, потому что её люблю. Сильно-сильно! Даже сильнее, чем котят и мороженное. Мама говорит, что у меня талант, а так мне совсем-совсем не нравится ходить в музыкалку. И скрипка мне тоже не нравится, вот труба - это здорово… Но мама хочет, чтобы я умела играть на скрипке. Я не хочу расстраивать маму - она ведь такая хорошая…
Мир вокруг меня на мгновение неожиданно замирает, а затем летит кувырком.
Мама хватает меня и отталкивает в сторону. Я лечу прочь, а потом падаю на землю. Больно!
Визг. Грохот.
Что происходит? Мама, где ты? Мама, мне страшно!..
Калейдоскоп перед глазами сливается в ярко-голубое - без единого облачка, небо.
Я лежу на спине. Всё болит.
Пытаюсь встать, сажусь на земле, оглядываюсь по сторонам.
Неподалёку вижу капот машины, заехавшей на тротуар. Я знаю эту марку - меня Витька научил. Значок-чайка - это «мазда». И у неё почему помят весь перед.
Мама, где мама?
В панике оглядываюсь по сторонам - она лежит рядом со мной на земле.
- Мама!
Вцепляюсь в её плечо и начинаю легонечко трясти.
- Мама, вставай. Мама?..
Из машины вылезает какой-то дядя, смотрит на нас… А потом делает шаг назад. Ещё и ещё один. А потом бежит прочь.
- Мама?..
Пусть я и была маленькой, но поняла всё сразу.
И закричала.

* * *

Дождь барабанит по козырьку бейсболки, стучит по капюшону спортивной куртки.
Я стою под деревом, наклонив голову и засунув правую руку за пазуху. Стою, не сводя взгляда с тяжёлой металлической двери подъезда многоэтажки.
Я знаю - эта тварь живёт здесь. Сыто и спокойно живёт, как и положено сынку начальника ГАИ. Условный срок - это не наказание. Он живёт, а другой человек больше нет - это несправедливо.
И если никто другой не может восстановить справедливость, судить буду я.
Я вправе.
Во двор пятиэтажки заворачивает серая «делика», негромко шурша щебёнкой под колёсами. Тормозит в нескольких метрах от меня. Распахивается передняя дверца, и на землю спрыгивает мужчина лет тридцати с небольшим.
У меня есть куча фотографий и лишь поэтому лицо мамы ещё не стёрлось из моей памяти. А вот это лицо я буду помнить всегда. Всегда, пока буду жива.
Ладонью левой руки нажимая сквозь куртку на запястье правой, с натугой взводя курок.
На улице уже темно, а фонари во дворе не горят - меня не видно. И камер здесь нигде нет, видеорегистратор «делики» смотрит совсем в другую сторону, а других машин нет.
Достаю из-под куртки старый «наган». Револьвер - вообще-то редкая штука, этот у нас в семьи хранится как память о деде, который воевал в Гражданскую. В барабане семь патронов, но мне хватит и одного.
К стволу изолентой прикручена полулитровая бутылка из-под лимонада - не знаю, насколько это действенно, но Данила Багров в «Брате» делал именно так.
Поднимаю револьвер, целясь в спину человека, открывающего дверцу микроавтобуса. Мушки не видно, но с такого расстояния я не промахнусь.
Указательный палец дрожит на спусковом крючке - пусть это и то, о чём я мечтала уже очень долго, но на душе почему-то мерзко…
Человек открывает дверцу и помогает выбраться из машины девочке - маленькой, лет шести. В таком красивом синем платьице и с косичкой с бантиком.
Палец дрожит на спусковом крючке.
Девочка что-то говорит, а потом смеётся. Человек тоже смеётся, берёт её на руки, целует, закрывает дверь, ставит микроавтобус на сигнализацию и идёт к подъезду.
Палец дрожит на спусковом крючке. Увенчанное цилиндром бутылки дуло движется следом за человеком, целясь ему в спину.
- Живи… - шепчу я, чувствуя как глаза жгут слёзы. - Ты, сволочь, живи… Потому что я не такая, как ты.

* * *

Домой я вернулась почти к полуночи, несколько часов проходив под дождём, почти не видя куда именно иду.
Открыла дверь своим ключом, захлопнула её, сбросила с ног промокшие кеды и прошла на кухню, на которой не горел свет.
Отец сидел за столом, пристально глядя на меня и скрестив руки на груди.
Села на стул напротив папы и выложила из-за пазухи на стол перед ним «наган» с самодельным глушителем.
- Говори, - ровным тоном произнёс отец.
- Я нашла его, - голос был глухим и чужим - совсем не моим. - Того, кто тогда сбил нас. Кто убил маму.
- Продолжай, - на лице отца не дрогнул ни один мускул. - Очень хочу знать вырастил ли я убийцу или нет.
- Я не смогла, - взгляд папы выдержать было почти невозможно. - Увидела его дочь и… Не смогла.
Щёку обожгла хлёсткая пощёчина, голова мотнулась вправо. Во рту появился металлический привкус крови - рука у отца была тяжёлой, поэтому даже лёгкий удар рассёк мне губу.
- Даже не за то, что украла у меня оружие, - спокойно произнёс отец. - А за то, что хотела сделать. Я не хочу, чтобы чьи-то жизни продолжали ломаться. Прости его, Алиса. Я ведь простил, потому что даже его смерть уже ничего не изменит. Я… я тоже хотел его убить… Но понял, что тогда сломаю жизнь слишком многим людям.
- Нельзя, нельзя такое простить! - сорвавшись, выкрикнула я, сжимая кулаки и чувствуя, что по щекам потекли непрошенные слёзы
- Да, ты права. Прощение нельзя заслужить... Но его можно быть достойным.
- Это несправедливо… - уже не сдерживаясь, я просто плакала, хотя и думала, что разучилась за прошедшие девять лет. - Несправедливо…
- Мир жесток и несправедлив, дочь, - вздохнул отец, отводя взгляд к кухонному окну. - Но такими… решениями мы делаем его только ещё более жестоким и несправедливым. Месть - не выход, Алиса. Ты должна найти другой путь.

* * *

Я парю в бездонной темноте среди громадных обломков зеркал, в которых отражается вся моя жизнь. От каждого из них ко мне тянется толстая хрустальная цепь.
Они опутывают меня от головы до ног, вырастая прямо из облегающих доспехов угольно-чёрного цвета. Я не могу ни пошевелиться, ни даже повернуть головы - собранные в длинную косу волосы уходят куда-то в бесконечность. И почему-то мне чудится, что на том конце иногда движется нечто живое... Живое и бесконечно чуждое всему живому.
- Человек с рождения опутан тысячами нитей условностей и законов, - раздаётся позади меня... мой же собственный голос. - Стоит порвать одну – и он преступник, порвет десять – и он смертник, и только порвавший все становится Богом.
Я знаю - это сказал устами одного из своих персонажей фантаст Ник Перумов.
- Нет, Алиса, это сказал Юсуф ибн Айюб - воин и полководец ещё тысячу лет назад.
Ну и какое мне дело до каких-то там полководцев древности?
- Потому что всё повторяется вновь, Алиса, и на этот раз ты должна найти иное решение.
Какое ещё решение? Я не пойму о чём ты говоришь!
Или я? Или этот голос лишь похож на мой, но не мой? А если всё-таки мой, то как это возможно?
- Говорят, что человек был создан по образу и подобия Бога... Разумеется, тогда это всё просто неправильно поняли, но суть верна. Некоторые - далеко не все - могут пройти путь от человека до Бога. Вот только страшная это дорога... И быть сразу и человеком, и божеством не поучится - придётся выбрать что-то одно. Либо ты откажешься от своей... нет, не силы. Божественность - это не сила или всемогущество, а колоссальная ответственность. Так что либо ты отказываешься от этой ответственности, либо перестаёшь быть человеком.
Я. Не. Понимаю.
- Поймёшь. Когда придёт пора.
Ну и когда же наступит эта пора? Когда на возвышенности свистнет членистоногое?
- Когда наступит эта пора, спрашиваешь?

...Мертва ли ты? До поры,
Как кровь обратится мраком.
И призрачные огни
Взойдут указующим знаком.

Это мои стихи. Давние, написанные на бумаге и сожжённые в огне, но не выжженные из памяти. Частью - свои, частью - чьи-то ещё. Корявые и нескладные, но отчего-то так запавшие в душу вирши.
В них сейчас заменено всего одно слово. Как будто бы стихи ожили и начали разговор со мной...

Решили, что я умерла?
Не празднуйте раньше срока
Ведь память о мне жива
Пока живут те, кто мне дорог

Пусть ужас бродит окрест
Моего остывшего тела
Когда-нибудь вспыхнет крест
В холодном зрачке прицела

Улыбку заменит оскал
И снова заплачут вдовы
Клыки частоколом скал
Порвут стальные оковы

Мертва ли я? - До поры
Как кровь обратится мраком.
И призрачные огни
Взойдут указующим знаком

Вернусь и спрошу сполна -
Пусть платят предатели кровью
Решили, что я умерла?..
Пусть так.
Но воскресну снова