Дунг, маркваш

И снова бесконечные коридоры, серо-бурые стены, нависающие над головой камни и грязная тропа под ногами. Огромные залы, с теряющимися в темноте потолками. «Шкуродеры», которым лишь толстая ткань гномьих комбезов мешает оправдать свое название. Глубокие «колодцы», где требуется умение лазить «в распор». И снова коридоры, коридоры, коридоры... Ведерки на водокапах, неяркий свет мха на лбах и непрекращающееся движение.
Путешествие проходит безопасно, но скучно и утомительно. Я не возьмусь сосчитать, сколько дней мы идем, они сливаются в единую серо-бурую полосу, не имеющую начала и, наверное, конца. Зато каждую ночь помню от первой до последней минуты. Они не похожи друг на друга, хотя со стороны, наверное, выглядят одинаково. И различия в обликах гротов не имеют ни малейшего отношения к неповторимости наших ночей. Почти не сплю. Невероятно жалко тратить на сон время, когда я остаюсь наедине с ней! С моей Палочкой! В памяти откладывается каждая секунда, каждое движение, жест, касание... Гибкая талия под рукой... Головка на плече... Рука, теребящая волосы на затылке... Сладкие упругие губы... Пальчики, закрывающие мой рот... И сводящий с ума шепот: «Дунг, милый, не надо...». Каждую ночь одинаково, и каждый раз иначе...
Мирно посапывают Куан и пригревшаяся у него на груди Ррыкша. Ветка с Михалом сходятся в традиционной пикировке, заканчивающейся грохотом или вскриком. Я почти не замечаю всего этого. Их нет. Никого и ничего нет. Только мы: я и Палочка. Моя любимая.
У нас ничего не было. Пал ведет себя как примерная марквашская девушка, воспитанная в традициях кланов и свято чтящая заветы предков. Никому, никогда, ничего. Будет муж, единственный и на всю жизнь, и никого кроме, ни до, ни после... Наверное, эльфийка должна вести себя иначе. Но мне наплевать, кто, кому и что должен. Возможно, это та самая игра ее расы, бояться которой учат мальчиков всех миров. Тоже плевать! Мне нужна она, моя Палочка, и никто другой. Теплая, гибкая, нежная... И такая родная... Я готов мерить шагами подземные коридоры бесконечное количество дней, лишь бы между ними существовали эти ночи. С объятьями, ласковыми поглаживаниями, прерванными недопоцелуями и хрипловатым шепотом: «Дунг, милый...».
У нас ничего не было. Как ничего? А эти ночи? Это растворение в ней? Это всепоглощающее, незамутненное ничем счастье?.. Это «ничего»?! Да разве можно сравнить с этим животное наслаждение тела, подкрепленное лишь инстинктивным желанием размножаться?! Разве можно жертвовать таким «ничем» ради какого-то сна? И я дремлю на ходу, автоматически переставляя ноги и мечтая о ночевке, легком шорохе шерстяных одеял, головке на плече и тихом шепете: «Дунг, милый...»

Мозг очищается, обостряются чувства, уходит боль, клинок вновь становится невесомым, замедляется время... Песня Боя, секретная техника Маркваша. Нашего мира. Мертвого мира... Рядом поет брат. Мечи мелькают в такт мотиву, раскидывая тварей, рассекая плоть, отделяя от тел уродливые зубастые головы...
«Руби, натужно воет ветер!»
Убыстряется ритм, убыстряются движения. Прорубаемся к тоннелю, разворачиваемся, пропуская Михала с дваргами, закрываем собой вход и, заодно, девчонок... И рубим, рубим, рубим...
«Руби, мы не умрем пока»
Рубим... Сзади обессиленно валятся на каменный пол эльфийки. Раненый дварг обматывает ногу куском тряпки. Гном, тяжело опираясь на топор с всхлипами втягивает воздух. А мы поем и рубим. Рубим и поем...
«Еще не вечер, еще не вечер».
Нас меняют Михал и дверг по имени Валин. Садимся на пол, привалившись спинами к стенам, и отдыхаем, не прекращая пения, удерживающего ритм, готовые в любой момент вернуться в бой...
«Руби...»
Натужное гудение топора и яростный визг нагинаты сменяются тонким свистом эльфийских мечей. Двое могут удерживать проход, пока отдыхают остальные. Три пары — это много. Это хорошо. В три пары можно держаться долго... Встаем и меняем девчонок...
«Руби...»
И снова перед глазами оскаленные пасти, узкие тела с выпирающей вперед грудиной, лишенные шерсти лапы... Клинки поют в унисон нашему пению, не пуская в туннель лавину тварей. И мы поем с ними, кромсая тело за телом, не обращая внимания на то, что врагов не становится меньше, наоборот, они льются из прохода быстрее, чем мы успеваем их уничтожать. Неважно, раньше или позже кончатся...
«Руби...»
Стонет раненый дварг, потерявший сознание... Валин пытается подняться с пола и падает обратно... Кровь стекает по Веткиному рукаву... Жалобно скулящая Ррыгша зализывает ее рану... Обессиленно приваливается к стене Пал... Дрожат руки гнома, сжимающие тяжелый топор... Мы снова выходим вперед...
«Еще не вечер...»
Песня Боя Кланов Маркваша беззвучно срывается с губ, набирает силу в свисте клинков и гремит под потолком пещерного зала. Ритм убыстряется до предела, поток нападающих тварей превращается в стену оранжевых пятен, по одному гаснущих после каждого взмаха клинка. И уже неважно, сколько их пришло, и сколько еще придет, и что у нас больше нет смены... Ничего не важно. Только оружие в руке, гаснущие оранжевые пятна впереди и Песня Боя...
«Руби...»
Откуда-то появляются большие красные пятна и набрасываются на оранжевых. Стена рассыпаются, оранжевые редеют, начинают метаться по залу, уворачиваясь от красных, сокращаясь в количестве и постепенно исчезая. Мы опускаем мечи и прекращаем пение...

Встаю. Надо найти Михала, объяснить ему проблему, может, они знают... Где же он?.. Он только что был здесь! Отчитывал огромного дварга за какую-то «прозеванную кладку» и ругался на этом странном языке!.. Куда же он делся...
Гнома нет, а я опять лежу на меху, ощущая, как стучит сердце Дунга. Стучит, значит, живой. Живой! Милый мой, дорогой... Сейчас я встану... Найду кого-нибудь... Приведу помощь... Сейчас... Немного путаются мысли... Сейчас я тебя спасу... Ты только дождись! Дунг, миленький, дождись меня, пожалуйста! Не умирай, Дунг!.. Тебе нельзя умирать!.. Я же люблю тебя!..
Сквозь сон пробивается унылое монотонное пение. Словно назойливый комар зудит. Ощущаю на своей щеке дыхание Дунга. Живой! Любимый мой! Старший дышит хорошо: спокойно, размеренно.
Открываю глаза. Мы всё в том же коридоре. На полу навалены груды меха. Из ближайшей доносится знакомое сопение Куана и оборотни. За ними лежит кто-то еще. В ногах Михал прижимает к себе Ветку, полусидящую у него на коленях. Подруга не сопротивляется, наоборот, обоими руками обнимает шею гнома. Тот, не переставая, приговаривает:
- Всё будет хорошо, крошка! Потерпи еще немного. Совсем чуть-чуть!
На губах Вет играет счастливая улыбка.
А вокруг импровизированного лежбища в разнообразных позах расположились гномы вперемешку с дваргами. И те, и другие поют ту самую нудную песню, что меня и разбудила. Теперь я разбираю слова.
- Они выздоровеют, - зудят подземники, - они будут здоровы. Они уже здоровы. Они сейчас выздоровеют.
Молятся, что ли? Приятно, за меня еще ни разу не молились! Жаль, толку от этого... Хотя, хуже тоже не будет... Пусть молятся!
Снова накатывает сон. Отваливаюсь на мех. Обнимаю Дунга. Живого! Просто спящего! И, неожиданно для самой себя, целую его в губы. Пока спит, и не видит! Ду шевелится. Пытаюсь оторваться. Не тут-то было! Крепкие руки ложатся мне на спину, не отпуская, а губы... Дунг, милый, ты такой хороший...
- Палочка, солнце моё, - шепчет он, - как же я тебя люблю!
- Я тоже тебя люблю, - отвечаю я, - Но...
И понимаю, что он спит. И не просыпался. Может, и к лучшему. Зачем ему это слышать?..

Михал заботливо подкладывает Ветке что-то, напоминающее блинчики с творогом. Эльфийка добросовестно засовывает в рот кусочек. Жует, глотает. И тут же отправляет следом «блинчик» целиком. Потом вспоминает об окружающих.
- Пал, - шамкает она, кивая головой и указывая рукой на блюдо. - это... это...
- Я поняла, - сообщает Палочка. - Михал, не отвлекайся!
Михал очень довольный тем, что угодил «крошке», продолжает:
- Беда в том, что по одной их не бывает. Самка откладывает яиц до чертовой бабушки. В одной кладке тысячи оказаться могут. Неделя — и вылупляются крокрысы. Очень маленькие. И начинают жрать и расти. А как подрастут — летят по туннелям искать еду. Обычно у кладки пищи нет, потому друг друга жрут! И к потоку из сотни остается один, а в потоке от десяти особей до полусотни. Но иногда материнская особь, отложив кладку тут же и сдыхает. И тогда у вылупившихся крокрыс — пир. Особенно, если мама немаленькая была. Вот такой поток мы и видели! Больше скажу, проиграй мы — дваргам плохо бы пришлось. Сожрали бы эти твари нас, Валина с другом и своих, что мы намолотили, выросли с синюшку нашу размером, да прорвались бы в жилую зону... А там дети, женщины... Это пока крохи, берут агрессивностью, количеством и тем, что страха не ведают. А когда плюс индивидуальная сила добавляется...
Гном тянется к стоящему на столе стеклянному кувшину, украшенному узорами, и наливает из него в два бокала. Потом добавляет еще в четыре.
- Разбирайте, - машет он рукой, протягивая один Ветке. - Попробуй, крошка!
- Малыш, не отвлекайся! - произносит эльфийка, принимая подношение.
- Бороться с этими гадами трудно. Но вот кладки смертные находить — несложно. Надо только обходы делать регулярно. Чтобы стражи раз в неделю в любой заглядывали закоулок . А если найдется — маслом облить, да поджечь! Каждый за своей территорией следит. А дварги проморгали! Судя по потоку - мамашка была — не в каждый зал войдет.
- Как же такое прозевать можно?
- Как всегда, лень человеческая! Маршруты стражам так кладут, чтобы за пять дней пройти. А эти два умника, хоть и не принято о покойниках плохо, себе два выходных устраивали. И пришли к кладке в последний момент. И масло с собой тащить поленились. Рванули за ним. Только уже поздно было. Когда пища есть, крокрысы очень быстро растут. По возвращению недотепы попали в самый разгар пира. Десертом. А дальше пошел поток и наскочил на соседнюю пару стражей. Дальше видели.
- А что такое «поток»? - спрашивает Пал. - И почему ты туда идти не хотел?
- Поток, орда, стая - по разному называют, - отзывается Михал. - Суть не меняется. Когда Синюшка учуяла их, я не хотел вас ввязывать. Не знал, что там люди попали, да и размера не представлял. Последний раз смертную кладку восемь лет назад профукали. Кстати, отец и старший брат тех недотеп, что вчера. Яблочко от яблоньки... Думал, вызову помощь, прибьют их, к чему гостей подвергать риску ненужному. Так что, вы дварговы подземелья спасли. Синюшка глупостью своей, а остальные — героизмом. Что, впрочем, одно и то же...

Отредактировано ВВГ (02-04-2013 13:46:15)