Видимо, помощник шерифа действительно был дианари. Охотником и следопытом. Прошло уж никак не больше двадцати минут, и машина Стефанидеса вернулась. Выпрыгнувший из-за руля Рон победно усмехался, от полицейского веяло собранностью и некоторым раздражением. Подойдя к Конраду, он прищелкнул каблуками сверкающих ботинок и коротко склонил голову:
- Джи Дитц! Я прошу вас и вашу дочь принять мои самые искренни извинения за причиненные неудобства. Я поторопился и сожалею об этом.
- Извинения приняты, - сержант с удовольствием и не без облегчения пожал протянутую руку. – Вас не затруднит успокоить Лану?
Коп явно был готов на все, лишь бы загладить свою ошибку. Подойдя к машине Дитца – стекло уже было опущено предусмотрительной Беттиной – он наклонился и тихо, но отчетливо проговорил:
- Фройляйн Лана! Я убедился в том, что вы и ваш отец сказали правду. Закон на вашей стороне. Поздравляю вас с переходом в достойную семью.
Дождавшись кивка девочки, Мадер выпрямился и развернулся на каблуках. Теперь его не сулящий ничего хорошего взгляд ощупывал застывшего у крыльца столбом Кристофа Кронберга и прибывшее с ним подкрепление. Насколько Конрад мог судить, Кронберг уже раз десять пожалел о своем нехорошем поведении и дорого дал бы за то, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Да вот беда: стремление взять в осаду дом Дитца сыграло с ним и его присными злую шутку.
Дорога была одна-единственная, и смыться он, не бросая машину, мог, опять же, одним-единственным способом – мимо помощника шерифа и стоявших стеной Стефанидесов. Это если не считать самого Конрада и выбравшегося из кузова Руди. За спиной отставного легионера хлопнула дверца – Беттина Стефанидес убедилась в том, что Лане больше ничто не угрожает, убедила в этом саму Лану, и теперь твердо намеревалась внести посильный вклад.
На секунду сержант даже пожалел прохвоста: ничего хорошего тому ждать не приходилось. Однако оставались еще кое-какие неулаженные детали – вроде взломанной двери, к примеру. Да и прощать Кронбергу страх и слезы приемной дочери Дитц не собирался.
Между тем Бронислав Стефанидес негромко, но внушительно объяснял злому как черт Мадеру, что сами они разберутся быстрее и качественнее, чем при участии властей. Кронберга надо прижать, конечно… но отчет, джи Мадер, отчет! Шериф Леруа потребует подробностей, не ровен час – обвинит помощника в некомпетентности. Карьера, то-се… давайте спустим на тормозах? Вернее, вы спустите, а мы тут побеседуем по душам… договорились?
В итоге Мадер пожал плечами, соглашаясь, почти бегом поднялся к оставленной машине и, не обращая внимания на Кронберга сотоварищи, уселся за руль и плавно скатился с холма. Нажал на клаксон, мигнул фарами, высунул в окно руку со сложенными в колечко большим и указательным пальцами – и был таков.
Конрад почувствовал, как где-то за грудиной начинает тлеть едкий огонек злорадства. Разгорается, ширится, добирается до сощуренных глаз, заставляет их светиться… что, съел, крысеныш? Погоди, вот сейчас мы подойдем!..
- Останься пока здесь, детка, - улыбнулся он, открывая дверцу машины. – Я скоро вернусь, и мы будем ужинать и собирать кровать. Руди, охраняй Лану! Можешь рвать всех, разрешаю.
Черные губы пса приподнялись, обнажая сахарно-белые клыки в том, что на человеческом лице вполне сошло бы за усмешку. Похоже, мысль порвать всех – или хоть кого-нибудь – показалась утомившемуся за день Руди весьма дельной.
Распоряжения, отданные дочери и собаке, заняли некоторое время, поэтому, когда сержант подошел к крыльцу, разбор полетов был уже в самом разгаре. Бронислав с сыновьями оттеснили от Кронберга прибывшее с ним подкрепление и, многозначительно поигрывая оружием, что-то втолковывали, используя в качестве тональности «пиано». В отличие них, фрау Беттина разорялась во весь голос.
Мринга Конрад почти не знал, но структура языка была близка к интерлингву, а часть слов заимствована из его родного немецкого. Во всяком случае, порядком искаженные «мерзавец», «трус» и «недоумок» были, тем не менее, вполне узнаваемы. Кронберг – и куда только девалась хваленая терморегуляция мринов! – обильно потел и усыхал на глазах.
- Разрешите, джи Беттина? – Конрад мастерски поймал момент, когда разгневанная матрона набирала полную грудь воздуха для очередной убийственной тирады. – Полагаю, дальше следует говорить мне.
- Он ваш, сосед, - кровожадно ухмыльнулась женщина. – И я – Беттина, без всяких «джи».
Почему-то это уточнение ударило трясущегося Кронберга сильнее, чем все, сказанное до сих пор. Черт, следовало все-таки повнимательнее изучить местные обычаи… ладно, это потом. Да и Лану можно будет расспросить, когда немного пообвыкнется.
- Как скажете. В таком случае, я – Конрад, и никаких «джи Дитц».
- Заметано!
- Ну-с, джи Кронберг, - неторопливо, делая заметные паузы между словами, начал сержант тем мягким тоном, которого новобранцы (и изрядная часть офицеров) боялись куда больше любых матерных воплей, - не говорил ли я вам вчера, что буду стрелять, если вы еще хоть раз сунете нос на мою землю?
За спиной Дитца закашлял двигатель: подельники Кристофа предпочли смотаться подобру-поздорову, пока есть такая возможность. Краем глаза Конрад видел, что справа от скатывающейся с холма машины мчатся двое из сыновей Стефанидеса, отсекая любую возможность свернуть к пикапу, в котором сидела под охраной Руди Лана.
- Я… - Кронберг наконец подал голос, если только можно назвать голосом еле слышное блеяние. Или – мяуканье.
- Вы думали, что все на свете такие же придурки, как вы, и я не догадаюсь оформить документы должным образом? Ну-у, джи Кронберг, это вы хватили. Должны же и умные иногда рождаться. Для равновесия и статистики!
- Я…
- Или вы вообразили, что если у вас есть основания побаиваться полиции, - Конрад бил наугад, но удар явно достиг цели, - то у меня они тоже имеются, причем бОльшие, чем у вас? Решили ради разнообразия побыть не обвиняемым, а обвинителем? И как, понравилось?
Снова собравшиеся все вместе Стефанидесы отозвались чем-то, до крайности напоминающим лошадиное ржание. Сержант дождался тишины и так же размеренно продолжил:
- Я не стал вас убивать вчера, хотя теперь мне кажется, что ваша смерть стала бы истинным благодеянием для вашей семьи. Не стану и сейчас. Дурак, подлец, и как верно заметила уважаемая супруга джи Стефанидеса, трус, вы – биологический отец моей дочери. Так что в какой-то мере я обязан вам. Но если вы переступите черту, я могу и позабыть об этом векселе. А вот это – для укрепления уже ВАШЕЙ памяти…
Плевалась огнем Берта, лопались и осыпались стекла в машине Кронберга, пули прошивали дверцы насквозь. Удовлетворенный результатом, Дитц опустил винтовку.
- А теперь – убирайтесь.