Прода. Мало, знаю. Жара в Москве адская, я не то что писать - жить не умею в таких условиях
А тут еще Олег Дивов и его "Леди не движется". Такое кого угодно собьет с настроя... во-первых, меня накрыло очередным "Мне так никогда не написать!", во-вторых же, создалось устойчивое впечатление, что как минимум "Особые поручения" он читал. С одной стороны, лестно. С другой же...
- Тяпнем, детишки?
«Детишки» в лице Тима и Ланы переглянулись и синхронно покачали головами. Это было не первое предложение со стороны капрала Штольца, и, можно держать пари, не последнее, благо – благо ли? – лететь до сборного пункта лагеря «Сан-Квентин» оставалось еще не меньше суток. То, что ему постоянно отказывали, престарелого выпивоху нисколько не смущало, разве что голос раз от разу становился все более недоуменным, а сопение – все более обиженным.
Что ж, в Легионе хватало и таких. Исполнительных, но безынициативных. В целом неглупых, но твердо уверенных, что думать должно начальство. Незаменимых в случае необходимости выполнить от сих и до сих простую и ясную задачу – к примеру, сопроводить завербованных новобранцев до сборного пункта. Не умеющих или не желающих развиваться. Не помышляющих о карьере. Получающих капральские лычки исключительно по выслуге. В меру вороватых, в меру пьющих. Не представляющих своей жизни на гражданке и тихо тянущих до пенсии.
Со Штольцем Лана и Тим были знакомы давно, и почти так же давно решили для себя, что вывернутся наизнанку, но такими не станут ни за что. Во всяком случае, так было. Сейчас Лана уже не была уверена, что знает, о чем думает Тим. Могла лишь ручаться, что ситуация, когда к ней Зов пришел, а к Тиму – нет, казалась вопиющей несправедливостью не только ей.
С каждым днем, прошедшим после ее выписки из клиники, старый приятель, парный «клинок» и, если уж на то пошло, сексуальный партнер, становился все более замкнутым. Проклятый Зов – ну кому он был нужен-то? – разом изменил расстановку ролей, сделал Тима нелепым в ипостаси опекающего, рвал в клочья детскую дружбу. По праву гордившийся собой Тим вдруг оказался в ситуации, когда дотянуться до подруги не мог по определению, и уж конечно, не испытывал по этому поводу ни малейшего восторга.
Иногда Лане хотелось, чтобы все стало, как прежде, лишь бы вернулась привычная легкость отношений. Однако не часто, нет. Стыд за мимолетность сожалений порой жег щеки, но что поделать? Ей нравилось быть такой, какой она стала – а ведь, судя по всему, трансформация все еще продолжалась. Да, не так бурно, как в первые несколько суток, но практически с каждым прожитым часом девушка узнавала о себе что-то новое – и, как правило, приятное.
Было, разумеется, и то, что ее не устраивало. Время от времени она ловила себя на жестоких, циничных, пренебрежительных мыслях. Не своих мыслях – так ей казалось. Но как управляться с засевшими в мозгу чужаками, она пока не знала. И то, что она могла в любой момент аргументировано доказать небезупречность (и это еще мягко сказано!) тех, кого до сих пор знала лишь из курса истории Алайи, пока что не слишком радовало.
Неприятными личностями оказались предки. Совсем непохожими на героев, воспетыми биографами и романистами. И сколько ни говори себе, что прекраснодушные идеалисты не смогли бы сделать то, что сделали Бэзил Лазарев, Лоран Хансен, Арон Крессар и остальные, суть от этого не меняется.
Хуже всего было то, что сии неординарные персоны (или персонажи) задались, похоже, целью перекроить далекую пра-пра-пра… и так далее внучку по своему образу и подобию. Лана, привыкшая за годы жизни с Конрадом к тому, что ее мнение уважают или, как минимум, прислушиваются к нему, сопротивлялась изо всех сил. Знать бы еще, чему конкретно и как именно сопротивляться… родовая память, ха! Что-то она ни разу не слышала о таких эффектах. Или все дело в том, что Зов накрыл ее уже почти взрослой? Ладно, поборемся. Будут тут указывать всякие… ну и что, что знаменитые?!
О победе говорить покамест не приходилось, но тот, кого она воспринимала как Арона Крессара, начал, кажется, видеть в ней достойного противника. С изрядной долей высокомерия, а все-таки. Так себе завоевание: то, что легендарный дианари перестал действовать нахрапом, наверняка говорило не об отступлении, а о смене тактики. Что ж, тем интереснее. Конрад любил повторять: «Противник лучший учитель, нежели союзник. Чем меньше снисхождения – тем лучше результат».
Разберемся, па. Презирать ТЕБЯ я не позволю никому. Я верила тебе всю свою новую жизнь – поверь и ты мне. Договорились?
Отредактировано Dakar (29-06-2013 00:56:02)