Все было плохо. Решительно все.
И самочувствие – Конрад Дитц вдруг почувствовал себя почти дряхлым. И окружающее пространство – пустота в доме давила, не давала дышать; мягкой, но тяжелой лапой сжимала сердце.
Руди, всегда спокойно относившийся к отлучкам Ланы, повадился лежать на пороге ее комнаты, уставясь на колонку, с которой исчезла статуэтка Баст, и тихонько поскуливая. В глазах преданного пса стыла та же тоска, которая превращала отставного легионера в никчемную (проклятое слово!) развалину. А ведь всего пара недель прошла с тех пор, как его девочка, чмокнув отца в – тогда – чисто выбритую щеку, запрыгнула в кар, которому предстояло доставить ее и Тима в космопорт.
И вроде бы все правильно. Дети растут и покидают гнездо. Ты же знал, что не навсегда Лана останется в этом доме? Рано или поздно, так или иначе, но она должна была уйти. В Легион, в семью мужа, в свободный поиск своей судьбы… что же ты плачешь, старый дурак?
Ехидное дребезжание коммуникатора бесцеремонно вклинилось в невеселые размышления Дитца. Первой его мыслью было содрать кольцо с уха, а браслет – с запястья, и утопить оба девайса в лохани для полива, той самой, в которой (кажется, еще вчера!) отмокала избитая девчонка. Впрочем, это было бы слабостью, а слабостей сержант, по собственной воле не ставший офицером, себе не позволял.
- Да! – предельно неприветливо буркнул он. Номер был незнакомым, и разводить политесы Зверюга не собирался.
- Джи Дитц? Мигель Рэнсон.
Ого, да это же проф! Нет уж, этому котяре Зверюга хамить не собирался. Потому, хотя бы, что если бы не он – не отъезд Ланы был бы сейчас причиной дурного настроения. В этом мире поправимо все, кроме смерти, и именно Рэнсон не позволил произойти непоправимому.
- Слушаю вас.
- Могли бы мы встретиться, джи Дитц? Нет-нет, с Ланой – я уверен, как врач – все в порядке, но… мне нужна ваша помощь и…
- Никаких проблем, джи Рэнсон. Где и когда? Я у себя дома, мне понадобится некоторое время… - черт, в таком виде на люди не покажешься!
Конрад, вполуха слушая указания пожилого медика, уже метался по дому. Гель для депиляции… чистый комбинезон (целая стопка в шкафу, дочка постаралась)… рубашка… кажется, все.
Три часа спустя Дитц вполне неторопливо (а на самом деле – нетерпеливо) прогуливался по зоопарку Лазарева. Каникулы были в разгаре, и дорожки между просторными вольерами заполняли полчища ребятишек. Здесь, в Округе Зель-Гар, школьные вакации были привязаны к сельскохозяйственному циклу: на время посевной и уборочной, отёла и стрижки овец детей распускали по домам. Но надо же и развлекаться?
Наконец на краю крохотной площади, заставленной автоматами с прохладительным и лотками с немудрящими игрушками, показалась знакомая сухопарая фигура. Конрад лениво встал с уютной скамейки, приветственно махнул рукой и, повинуясь почти незаметному движению брови (и уха, конечно), направился к боковой аллее.
Благодушное выражение слетело с лица Рэнсона мгновенно, стоило лишь уйти от многолюдья.
- Что-то с Ланой? – Дитц даже не пытался скрыть беспокойство. Трехчасовой давности  заверения Рэнсона его не убедили.
Старый врач поморщился, но ответил вполне учтиво:
- С вашей дочерью все в порядке – если она, как мне сообщили, покинула Алайю.
- Покинула, - скривился Конрад. – И Тим вместе с ней.
- Это хорошо, - кивнул профессор. – Я взял на себя смелость снабдить майора Рипли медицинскими рекомендациями относительно этого юноши. Надеюсь, в этом вашем тренировочном лагере их примут к сведению. Кто знает, что, где и когда может произойти?
Дитц прищурился. В голове, только что занятой сумбурными мыслями, стремительно прояснялось.
- Рекомендации относительно Тима? Вы думаете, что?..
- Мяты, джи Дитц? – взгляд Рэнсона категорически противоречил светской небрежности тона.
Предложение мяты означало предложение дружбы, это-то отставной легионер успел усвоить.
- Возьмите всё.
Конрад принял брикет и мысленно приподнял брови: вес затянутой в пластик упаковки был НЕПРАВИЛЬНЫМ.  Не слишком, но все-таки.
Рэнсон смотрел прямо в глаза Дитца, так смотрел, что  Конраду не оставалось ничего другого, как спрятать брикет в карман комбинезона.
- Я немолод, - говорил между тем Рэнсон. – Присядем?
Старик повел рукой в сторону ближайшей свободной скамейки. Не было ничего удивительного в том, что она не привлекла никого: в этот жаркий день люди и даже мрины предпочитали отдыхать в тени, а эту деталь парковой архитектуры какой-то умник установил на самом солнцепеке.
Тема разговора… выбор места… неправильный – хоть стреляйся! – вес коробочки с мятой… ох, нечисто дело.
- Повторяю, я стар. Не знаю, сколько мне осталось и вовсе не уверен, что мой конец будет естественным. Смерти я не боюсь, я боюсь бесполезной смерти… - негромко, едва шевеля губами, но предельно жестко говорил Рэнсон. Голову он держал так низко, что считать сказанное не смог бы ни один наблюдатель. – Там, в паре кусочков – кристаллы. Я прошу вас, джи Дитц, сберечь их. На них все данные по Зову Ланы и те сведения относительно необъяснимых смертей никчем, которые мне удалось раздобыть.
- Много? – так же тихо, втянув голову в плечи, поинтересовался Конрад. Со стороны могло показаться, что на солнышке греются два усталых старикана, чью кровь выстудил почтенный возраст. Но – только со стороны.
- Много, - едва заметно кивнул мрин. – Даже если учесть, что причины смерти никчем сплошь и рядом регистрируются постольку-поскольку. Не говоря уж о том, что, как мы видим из конкретного примера, Зов в сравнительно зрелом возрасте дает не самую типичную симптоматику. Рядом с Ланой оказались Рой Бертуччи, который понял, что происходит, и несколько марсари, умеющих сознательно управлять своим теплообменом. Вашу дочь сумели поддержать до прибытия «скорой помощи» - а к скольким ее даже не вызывали?
Врач немного помолчал и, хлопнув себя по жилистому колену, нелепо выпирающему из штанины потрепанных шортов, почти прорычал:
- Сохраните информацию, джи Дитц. Когда-нибудь – я уверен в этом – разум восторжествует над косностью и подозрительностью. И тогда моя, возможно – последняя, работа очень пригодится.
Отставной легионер кивнул, поднялся на ноги и протянул руку мрину. Пожатие Рэнсона было крепким, ногти, такие же, какими стали совсем недавно ногти Ланы, царапнули тыльную сторону ладони Дитца. Еще один кивок, пристальный взгляд глаза в глаза, и два старика разошлись в разные стороны.
Несколько дней спустя в местных новостях сообщили о пожаре в лаборатории профессора Мигеля Рэнсона. Сообщение сопровождалось некрологом: при пожаре погибли сам профессор и его ученик и друг Рой Бертуччи. А Дитц, вернувшийся с базы «Лазарев», на которой теперь проводил почти все свое время, обнаружил, что в его отсутствие в дом вломились. Руди лежал на террасе – там, где его настиг выпущенный кем-то дротик с парализатором. Будь он проклят, этот «кто-то» - доза была рассчитана, похоже, на слона, и сердце верного друга не выдержало. Жилище семьи Дитц неизвестные (действительно неизвестные; вся аппаратура слежения вышла из строя) визитеры перевернули вверх дном.
Похоронив пса, Конрад окончательно перебрался на «Лазарев». Он был совершенно уверен, что те, кто это сотворил, ничего не нашли. Имелся у отставного сержанта один адресок. И именно на него на следующий день после встречи с Рэнсоном ушла посылка, пролежавшая до отправки в сейфе майора Рипли. Посылка ушла с курьером Легиона, и адресат подтвердил получение.