Ну, не то, чтобы сенс... скажем так, определенные (генетические) способности имеются. Ну неужели Вы еще не догадались?

Не так просто, как может показаться на первый взгляд, но... ждите

Эээээ... откуда? Хотя... коллега, заканчивайте телепать!

Многочисленные любовники называли Эрнестину Дюпре «кошечкой». Куда менее многочисленные друзья – попросту «Эрни». Врагов у нее не было. Что касается противников, то их мнение никого не интересовало. А, кроме того, противникам элементарно не хватало времени не только на то, чтобы назвать ее хоть как-то, а даже просто высказаться. Лейтенант Дюпре искренне полагала, что двадцать пуль лучше двадцати слов. И действуют быстрее, и эффект заметнее.
Разумеется, как у почти любого офицера, у Эрнестины Дюпре были подчиненные и начальники. Первые порой за глаза (беззвучно, еле шевеля губами) именовали ее стервой. Вслух использовались исключительно «мэм» и «госпожа лейтенант». Последнее обращение оказывалось особенно актуальным, когда лейтенант ловила очередного подчиненного на очередном вранье, а ловила она всегда.
Что касается начальства – взять хоть того же капитана Рурка – то оно считало способность лейтенанта Дюпре чувствовать ложь весьма полезным дополнением к прочим достоинствам хорошего взводного командира.
В данный момент Эрнестина, присевшая к костру с банкой кофе, пребывала в самом скверном расположении духа. Надо было растаскивать завал, но как? Вручную? Это до следующего года возни. Взрывать? Никакого смысла. Живые погибнут, мертвых опознавать замучаешься.
Попытка арендовать оборудование в той же «Дистант Констракшн» закончилась пшиком. Более того, капитан Рурк, вынужденный выполнить настоятельную просьбу мистера Ассенгеймера о личном сопровождении, вчера ближе к ночи прислал сообщение и вовсе несуразное. Дескать, в данный момент юристы компании оформляют эксклюзивное право собственности на остров с целью устройства на оном – нет, вы только подумайте! – мемориала.
Вранье сочилось из всех щелей, обжигало как концентрированная кислота, но выхода не…
- Мэм, - голос взводного связиста отдался болью в висках, - есть засечка!
- Кто?! – вскочила на ноги Эрнестина. Бурная деятельность по приготовлению завтрака – в предутреннем мраке, ну да им не привыкать – замирала на глазах.
- Дитц. Миль пятнадцать отсюда. Высоко. На плато, наверное.
- Бросай на меня. Ага. Здесь лейтенант Дюпре, Планетарно-десантный Дивизион. Назовитесь.
- Здесь рядовая Дитц, база «Роузхилл», - так хрипят и хватают ртом воздух те, кто пребывает при последнем издыхании. – Личный номер икс 000327681 икс. У вас есть врач?
- В Дивизионе есть все, - небрежно отозвалась лейтенант Дюпре. На дисплее браслета уже вырисовывался контур местности вокруг засечки. Точно, на горе. – Сколько вас?
- Двое. Я и Тор… то есть, Кристенсен… он без сознания, я его внизу оставила, по пандусу было не втащить…
- Секунду, Дитц. Бросайте все, ублюдки, по местам! Взлетаем! Дитц, мы тебя видим, не меняй дислокацию, поняла? И кстати, что еще за пандус?
- Тут база… под скалами, в пещерах… сэр…
- Мэм, - лейтенант Дюпре невольно улыбнулась. Удар по горлу, пропущенный в ранней уличной юности, одарил ее хриплым баритоном и на слух в обращении путались все, кто не был в курсе того, что она женщина.
- Мэм, пожалуйста, быстрее, Тор… он…
- Ким, включайся. Дитц, перевожу тебя на нашего медика.
Покидать канал Эрнестина и не подумала. И теперь с мрачным удовлетворением слушала, как прерывающий голос девчонки – снимок она видела и до сих пор недоумевала, как эту рыжульку занесло к землегрызам – сипит:
- Мы сутки… больше… провалялись… этот сучий Ассенгеймер потравил нас, как крыс… Тор до сих пор не пришел в себя… дышит плохо… совсем… надеюсь, что все еще дышит… я отсюда не слышу… ветер шумит… там холодно, а он на камнях лежал… аптечки – хлам… и воды почти не было…
- Спокойно, Дитц, - капрал Ким обладал редкой способностью двумя словами уравновесить почти любого психа. Сработало и сейчас. Кажется.
- Спокойно. Потравил – чем?
То, что сам медик, мягко говоря, недоволен услышанным (сигнал чипа Дитц на таком расстоянии не ловился), выдавали лишь желваки на скулах. Ким, кстати, в отличие от большинства легионеров, прозвищем не обзавелся. Не липли к нему прозвища. Так и остался просто Кимом.
- Сэр… сэр, да?... Сэр, я не знаю… там иероглифы… черный цветок на баллонах… звездочки над лепестками…
- Ясно, - катер уже взлетал. – Жди, мы на подходе. Вот что, Дитц… Дитц? Дитц!!! Лобстер, жми, если они действительно нюхнули «Черного лотоса», то я не…
Подгонять пилота не требовалось. Все без исключения бойцы взвода доверяли чутью своего лейтенанта и опыту медика. И если одна решила, что штафирка (вызвавший неприязнь у всех без исключения) врет, а другой всполошился…
- Лобстер, - негромко проговорила лейтенант. – Тормознешься над краем. Фифа, бери своих и прыгайте. Темно и тихо, ясно? Я эту Дитц не знаю.
- Мэм, - вклинился медик, - у нее явно нарушены функции дыхания, я поймал чип, он выдает черт знает что, надо спе…
- Функции дыхания иногда нарушает приставленный к голове ствол. Так что спешить будем, не торопясь, - отрезала Эрнестина Дюпре, не отрывая глаз от экрана. Она (в общем и целом) верила сказанному девчонкой, но чем лучше прикрыта спина – тем выше продолжительность жизни.
Катер ненадолго завис, и дюжина бойцов канула в черноту тропической ночи, беременной рассветом, но все никак не решающейся разродиться. Сообщение о благополучном приземлении… еще пять мучительно долгих минут… вот теперь можно.
- Есть визуальный контакт, - невозмутимо доложил связист. Экраны ожили. – Живой объект – один. Если не считать каких-то сусликов и наших на подходе.
- Свет! – рявкнула лейтенант.
Прожекторы залили крохотное нагорье голубоватым мертвенным сиянием, и в их лучах уставившиеся на дисплеи десантники увидели лежащего ничком человека в легком шлеме наземных сил.
Вот он приподнял голову… оперся на локти… встал на четвереньки, подтягивая конечности друг к другу, собирая тело по частям, как игрушку-самоделку из детского набора для моделирования. Поднялся на колени… на одно колено… вздернул себя на ноги даже со стороны болезненным рывком. Пошатнулся, но устоял. Постарался выпрямиться, оправил изодранную куртку, прижал руки к бокам, снова покачнулся… расставил ноги в лохмотьях штанов, пытаясь удержать равновесие… удержал.
Это была худшая стойка «смирно» на памяти лейтенанта Дюпре. Это была лучшая стойка «смирно» на ее памяти.
- Уважаю, - негромко и веско произнес сержант Гашек по прозвищу «Скунс», старейший и поголовно чтимый боец взвода. – Уважаю.
- Есть за что, - согласилась Эрнестина. – В «Ящерку», ребятишки. Охранение, не спать! Садись, Лобстер.