Почитал, подумал, редактнул.
Сложилась чуть иная версия.
...
Увидев заградительный огонь, водители немецких танков начали маневрировать, стараясь просочиться, вписаться меж высоких земляных столбов. Но не всем это удалось. Вот одна черно-рыжая пятнистая машина остановилась, выбросив столб тяжелого смрадного дыма. Вторая потеряла гусеничную цепь и остановилась.
Давайте, хлопцы, давайте!
Головной танк уже преодолел «забор» из разрывов и нырнул почти по самую крышу в овражек, отделявший нас от высотки. До него осталось не больше четырехсот метров. Но лупить по нему – только зазря снаряды переводить, да и патроны тоже. Я прекрасно понимаю, почему молчат «прощай родины» Боева. Ждут, когда он из овражка башку свою высунет. А высотки к овражку ему на помощь уже спешат два новых пятнистых чудовища.
Головной танк скрылся за останками нашего «ИЛа» и его башня появляется перед нами, как из-под земли, но в этот момент откуда-то справа резко тявкнула «сорокапятка». Словно по команде все подползающее «зверье» повернулось мордами в том направлении. Крайний правый танк поспешно плюнул огнем из своего короткого отростка и застрочил из башенного пулемета. Смотри-ка и старье у них воюет! Нам в училище говорили, что такие уж год как не выпускаются. Значит, есть у них и такие…
Танк, правивший прямо на нас, все выше поднимался над срезом оврага. Вот уже появилась его башня, увенчанная змееподобной трубой ствола, которая тож е смотрелда куда-то вправо.
«Почему Боев молчит? – промелькнуло в голове. – Самое время долбить в него, пока он глядит в другую сторону...» Оглядываюсь в сторону боевского взвода, как вдруг за спиной весомо ахнула «трехдюймовка». От неожиданности вздрогнул. Откуда она? У нас таких не было.
Возле полуразрушенной мазанки стоящего прямо за нашей спиной хуторка, заметил скрывающийся за белой стеной набалдашник отползающей задом «сучки». Вот это да! И когда только танкисты переправиться успели? Разбомбили же их батальон! Хотя, «сучки», вроде как, в танковый батальон не входят? Или входят?
Танк, что шел перед нами, получив удар прямо в грудь, остановился и завертел башкой, отыскивая скрывшегося обидчика, но тут резко ахнули обе боевские «прощай родины»! Они били так звонко, что у меня заложило уши.
Здорово!
Медленно движущийся танк потерял гусеницу, дернулся и остановился, распахнулись двери на башне и две черные фигурки соскользнули на землю.
Я приложился щекой к деревянному прикладу, и, поймав на мушку черные куртки удирающих танкистов, послал в них длинную очередь. Попал? Черт его знает, может и попал.
А из оврага, между тем, выбирались еще два танка. До них было около трехсот метров, вряд ли ббольше. Боевские пушки садили, как сумасшедшие. Защелкали ПЭТЭЭРы из первой линии, молотил ДШК.
– Давайте, браточки, давайте!
Я углядел, что правый танк ползет вроде как с приоткрытой боковой дверцей на борту башни. Наглец, твою мать! Довернул пулемет в его сторону и принялся тревожить его короткими очередями, выцеливая прямо в черную вертикальную щель.
«Бум», – вспух разрыв перед бруствером. Кто это ко мне пристреливается? Пора менять позицию, убьют ведь, скоты!
– Мишка, за мной! – подхватываю пулемет и початую коробку с лентой, за мной пыхтит Волчек, волокущий свою «светку», моего «папашу» и вторую коробку с патронами к «геверу».
Бронебойщики слева пытаются поразить повернувшийся к ним бортом танк интенсивным огнем своей «удочки», боевские пушкари то и дело высекают трассерами фиолетовые искры из его башни. Но танк, словно заговоренный, по-прежнему медленно ползет, огрызаясь из пулемета.
Позиции Боева уже почти открыты. Видно, как около орудий на карачках ползают артиллеристы. Как ни странно, они еще целы и время от времени пуделяют по танку, а он почти в упор отвечает им огнем башенного пулемета. Но никому не удается нанести последний и рещительный удар. Я так и не понял, от кого же загорелся этот танк? Пушкари ли боева достали его, или «Сучка», что пряталась сзади, или еще что? Но уже переваливаясь через первую траншею, от которой до нас оставалось чуть больше ста метров, он вдруг задрожал, с башни слетела «юбка», а чуть позднее и сама башня лопнула изнутри, как скорлупа грецкого ореха, а корпус еще с десяток метров прополз дальше, выбрасывая из себя фейерверк рвущегося боекомплекта.
Все новые и новые танки и «артштурмы» заныривали в овражек, обтекая наш хуторок справа и слева. Один из них остановился внутри него, высунув из-за увала только свою пушку, и принялся методично долбить по нашей обороне, оставаясь почти неуязвимым для «прощай родин» и ПТР.
– Буп-па! Буп-па! – Гремели спаренные выстрелы и взрывы орудия артштурмов. Одна сорокапятка Боева уже не стреляла. Замолчал и ДШК на левом фланге, не слышно было хлопкой «прощай родин» второго батальона.
Стало страшно. Но страшнее всего для меня было то, что до танка, который обсыпал нас пулями каких-нибудь две с половиной сотни метров, а достать его – практически невозможно, а через гребень высоты неуклюже переваливались гробы «магирусов». Это была та самая немецкая пехота, которую с вожделением ждали наши пулеметчики.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», – подумал я и вдруг услышал истошный голос нашего Славки:
– Назад, Плюев! Назад!
Прячась от пуль, аккуратно выглянул из-за бруствера и увидел, как замкомвзвода, сержант Плюев, сверкая ядовитыми лендлизовскими обмотками, полз к торчащей из овражка башне танка, прикрываясь от его пулемета жидкими кустиками не то крыжовника, не то смородины.
Но еще до того, как его обмотки скрылись в кустарнике, самоходчики «сучки», как-то исхитрились поджечь высунувшийося из овражка танк.. Двери на бортах его башни распахнулись и оттуда появились черные фигуры. Не знаю, я ли их срезал, была ли то работа Хорошенкова, или расчета «максима», но спрыгнуть на землю немцам не дали. Так и остались они висеть на башне, тянувшись руками к земле и украшая замысловатыми черными пятнами грязно-желтые борта своего железного друга.
Решив вновь сменить позицию, я не заметил, как из-за задымившегося танка вынырнул пятнистый «артштурм», чем-то похожий на лягушку, или доисторического динозавра. Он ловко плюнул из своего «хобота», увенчанного набалдашником, прямо по позиции боевских пушкарей, и наддал скорости. Остановить его, казалось уже невозможно. Дрожащими руками нащупываю в нише стеклянный бок бутылки КС, как вдруг вижу внезапно поднявшуюся почти у самого борта самоходки, щуплую фигуру Плюева. Он слегка качнулся, и, почти без замаха, словно положил что-то прямо под гусеницу немецкой машины, откуда спустя мгновение, взметнулся черный куст дыма и земли, самоходка резко дернулась вправо, подставив борт нашей «сучке», которая ловко вкатила в него болванку.
Благим матом ору на Волчека, замешкавшегося с лентой, хватаю пулемет и взгромождаю его на бруствер, ожидая, что танкисты выскочат из подбитой машины, и вдруг замечаю, что его ствол мокрый. Провожу рукой по лицу и чувствую, что оно тоже мокрое и земля вокруг мокрая. Дождь! Оказывается идет мелкий осенний дождь. Откуда? Ведь небо чистое, темно голубое, на нем ни одной тучки. А дождь идет, и фрицы деловито пытаются скинуть нас в Днепр, а мы пытаемся устоять.
А вот и немецкая пехота пожаловала. Позади обломков ИЛа, прикрываясь дымом горящего танка разгружаются подползающие «магирусы» и перед нами в траве замелькали немецкие каски, так похожие на ночные горшки.
– Взвод! По пехоте! Дальность триста! Огонь! – орет осипший Славка и я вижу, как у него на шее от натуги вздулись вены.
Прикладываюсь к пулемету, но не успеваю сделать трех очередей, как немцы скрываются в складках местности. Эдак они чего доброго, преодолеют первую линию и подберутся к нам на дистанцию гранатного броска, а там поминай, как звали. Торопясь, пристреливаю гребень, расположенный в полутораста метрах от меня, как вдруг они вырастают и тотчас скатываются обратно, скошенные огнем трех пулеметов. Вырастают опять и опять скатываются. Но справа им удается зацепиться за первую линию наших траншей.
На небе внезапно собираются тучки, дождь усиливается, теперь почти ни хрена не видно за брызжущими с неба струями осеннего дождя, Лишь на правом фланге в окопе шевеление – там идет рукопашная. Доворачиваю свой пулемет туда и долблю по выкатывающимся из овражка немцам во фланг.
Корпусная артиллерия опять гвоздит из-за Днепра, только теперь ее разрывы встают фонтанами в каких-то тридцати метрах перед первой линией окопов и скрадываются дождем.
Несмотря на огонь два немецких танка уже перевалили через первую линию траншей, причем один из них принялся деловито утюжить славян в окопах левее нас. Казалось, оборона доживает последние минуты.
Черт его знает, как бы оно могло закончиться, если бы вдруг, несмотря на дождь, прямо над нашей головой с победным ревом не пронеслись Илы. Я впервые видел их столько за раз. Они практически чиркали крыльями по верхушкам деревьев, и тщательно подметали фрицевские наступающие войска своими пушками и пулеметами. Потом штурмовики деловито развернулись и прошли второй раз несколько выше, скрипя ЭРЭСАМИ и обильно посыпая овраг, что лежал перед нами и торчащую позади него высотку мелкими бомбочками, что прожигали немецкие танки насквозь.
– Давай, братушки! Давай, соколы!
– Уря-а! – неожиданно заорал Волчек, и выскочил из окопа со своей СВТ наперевес.
– У-ра! – заголосили вокруг и, прежде чем я понял что-то, уже с полсотни человек неслись во фланг немецкой пехоте, что завязла в траншее справа. Самоходка, утюжившая наши окопы, поспешно отползала, полыхая ярко-рыжим маслянистым пламенем. На ней горело, выделяя клубы желто-бурого дыма не меньше пяти бутылок КС. Полосатый «артштурм» справа не спеша отползал задним ходом.
«Горбатые» сделали еще два захода, опускаясь почти до самой земли, продолжая чесать землю, хотя немцы уже и так покатились обратно. Со злорадным чувством строчил я бронебойными пулями вслед удирающей немецкой пехоте, правда, никакой необходимости в этом уже не было.
И хоть сразу после их отхода нас принялась гвоздить немецкая артиллерия, противным голосом заревели «ишаки» а на поле начали распускаться разрывы немецких мин, настроение было просто прекрасным. Мы выстояли.
* * *
Отредактировано Дьяк (27-05-2013 03:30:45)