ДЯДЯ, ТЫ ДУРАК?

- Пап, я писать хочу! - шестилетний Славка запыхтел на заднем сидении "Опеля".
  - Сейчас тормознем, - согласился Артем и начал сбрасывать скорость.
  - И пить хочу, - вздохнул сынишка.
  - Так пить или писать? - улыбнулся отец.
  - И то и другое, что у тебя так не бывает?
  - Бывает, сын. Так, пойдем сначала пописаем.
  Автомобиль остановился на пыльной обочине украинской дороги.
  - Что я маленький? - обиделся Вячеслав Артемович, когда отец открыл ему дверь и начал было помогать выбраться из машины. - Я сам!
  - Ну сам так сам, - пожал плечами Артем. Самостоятельный пацан растет, это хорошо. Единственное, опять бабушка заласкает и забалует пацана. Теща во внуке души не чаяла, как и полагается настоящей малороссийской хохлушке. Впрочем, и зятя любила. Правда, выражала свою любовь истинно по-женски, пытаясь откормить мужчин до состояния кабанчиков перед убоем. Аретм подозревал, что мужчина для тещи это колобок. Ну да, еще Платон считал, что идеальная форма для материальных предметов - шар. Или Аристотель? ", Боженьки, как исхудали-то в своей Москве!" - первое, что она скажет, когда зять с внуком войдут в ее дом. Хорошо, что Танька так не считает, хотя готовить умеет и любит кормить своих мужиков. Кормить, не закармливать.
  Мимо промчался здоровенный туристический автобус, обдав путешественников дизельным чадом. Странно, вроде бы не популярный маршрут. Впереди ни Киева, ни Одессы, ни Львова - только каким-то чудом живущие украинские села, да пара нищих райцентров.
  - Пап, а пить-то дай! - потребовал Славка, когда они сели в машину. Артем потряс коробку с соком. Пусто. Вторую? Хм, тоже пусто.
  - А вот теперь терпи. Увидим магазин и разграбим его, как полагается странствующим бедуинам.
  - А бедуины это кто?
  - Это такие племена, они на одном месте сидеть не могут и постоянно путешествуют.
  - Как мы?
  - Точно. Как мы.
  Славка принялся воображать себе бедуинов и надолго затих. Буквально на минуту.
  - А бедуины они лучше бакуганов?
  - А... Э... Наверное лучше.
  - А кто кого заборет если бакуганы нападут на бедуинов?
  - Ну, если мы - бедуины, то мы несомненно победим. Мы же наши!
  - Ух ты!
  За очередным поворотом внезапно закончился лес, началось поле, засеянное подсолнухами, дорога пошла на подъем, а на вершине холма показалось довольно большое село.
  - Ну, радуйся, скоро магазин будет.
  - Скорей бы, - вздохнул пацан. - Пить охота.
  Хотя в машине и стоял кондиционер, но путешествие из Москвы почти до Киева на машине под палящим солнцем та еще радость.
  Славка уставился в окно, представляя как из гигантских зарослей выскакивают бакуганы, а они с папкой отстреливаются от них...
 
  ***
  - Докладывайте, товарищ сержант.
  - Немцы в селе. Танки, бронетранспортеры. Пехоты до батальона. Артиллерии не заметил. Нас ждут.
  - Почему вы так решили?
  - Танки развернуты в нашу сторону, пулеметные расчеты тоже. Немцы не окопались, но выставили боевое охранение. Мы пытались взять языка, но куда там, не подобраться. Можно попытаться ночью взять.
  - Значит, ждут... - майор Семенов снял фуражку, в очередной раз посмотрел на треснутый козырек, протер рукой бритую голову. - Какие будут предложения, товарищи командиры?
  - Может быть, еще подождать? Немцы уйдут, тогда и выйдем из леса? - осторожно подал голос старший политрук. Человек он был не кадровый, призванный из учителей перед самой войной.
  - Чего ждать-то? - буркнул танкист в черном комбинезоне. - Передавят нас с воздуха. Каждый день про три-четыре налета.
  Танкист люто, до остервенения ненавидел гитлеровскую авиацию. Колонна танков, двигавшаяся к фронту, попала под удар и сгорела вся, без остатка. Пришлось ему, старшему лейтенанту, командовать остатками полка, превратившегося в черную пехоту.
  - Боеприпасов почти нет, осталось по одной-две обоймы на винтовку.
  - Пушкари? - спросил Семенов.
  - А что пушкари? - вздохнул лейтенант с черными петлицами. - Ничего не изменилось. Три выстрела, одна сорокапятка. Бережем ее как жену. Сегодня во время налета сержант телом на панораму лег.
  - Цел?
  - Да, повезло...
  - И еды нет, товарищ майор, - снова заговорил танкист. - Люди уже желуди прошлогодние собирают. Скоро кору начнут жрать. Раненых с каждым днем все больше и больше. Хватит уже тут сидеть. Я лучше глотку перегрызу хоть одному гаду, чем тут подыхать буду.
  Майор вздохнул. Да, единственный вариант это идти на прорыв, на пулеметы. Нет, еще есть один - пуля в лоб, как это сделал три дня назад полковник из штаба армии, прибившийся к окруженцам незнамо откуда. Семенов понимал полковника, но не мог поступить так же. Это было бы предательством, по отношению к тем людям, которые собрались вокруг него, которые с надеждой смотрят на него, старшего командира. Для них он сейчас и Сталин, и партия, и Союз в одном лице.
  - Под утро пойдем на прорыв. За час до рассвета. Только вот что... Бежать толпой бесполезно. Расстреляют на подходе. Что-то надо придумать. Я предлагаю вот что... Сержант, у тебя сколько людей?
  Пограничник встрепенулся:
  - Двадцать бойцов.
  - А собак?
  - Восемь.
  - Значит, двенадцать бойцов, восемь проводников, восемь собак. Правильно?
  - Все верно.
  - Вы, пограничники, люди опытные. Можете скрытно, таясь подойти как можно ближе к позициям противника?
  - Конечно.
  - От леса до села триста метров по полю. И вверх, по пригорку.
  - А может быть в обход села? Через дорогу? - предложил артиллерист
  - По дороге сплошным потоком немцы идут. Колонна за колонной. А за дорогой поле под уклон и к реке. Если там прорвемся, нас в спину расстреляют как Чапая. Один путь - через село, потом уходить на север, дальше от дорог. Затем болотами выходит к регулярной армии.
  - Так какая боевая задача у нас? - уточнил сержант-пограничник.
  - Гранаты есть?
  - Штук пять.
  - Богато. Держи еще одну, - майор протянул сержанту "лимонку". - Значит, скрытно подходите к позициям немцев, одновременно кидаете гранаты, стреляете, желательно поджечь что-нибудь. Вон, для пушкарей. Подсветите им цели. А вы, делаете беглым три выстрела по бронетехнике противника.
  - У меня осколочные, товарищ майор.
  - Все равно, главное напугать. А вы, сержант, бросаете в бой своих собак.
  - Не понял, товарищ майор?
  - Они у тебя обучены нарушителей задерживать?
  - Не все. Они же еще курс учебы не закончили в питомнике...
  - "Фас" команду знают?
  - Да. Но...
  - Никаких но. Пусть прыгают на сонных немцев, руки им грызут, глотки.
  - Они не обучены убивать, товарищ майор!
  - Ну и что? Они дадут нам секунд десять-пятнадцать. Пока немцы поймут, что к чему - мы успеем пробежать лишние три десятка метров. Это очень важно, сержант.
  Вместо ответа пограничник кивнул и погладил по голове своего пса - рыжего, в подпалинах, овчара по кличке Индус. Пес, почувствовав настроение хозяина, внимательно посмотрел на него, вздохнул, вывалив большущий язык и ткнулся сержанту в колени.
  Командиры стали расходится по своим подразделениям, майор со старшим политруком отправились разговаривать с бойцами. В горелом, вечернем лесу затихал их разговор:
  - А как же раненые?
  - Кто может передвигаться, пойдет в атаку. Тяжелых оставим здесь.
  - Но это... Это не по-советски!
  - Возьмем с собой, потерям и их, и еще здоровых, товарищ старший политрук. Это называется военная целесообразность...
  Пес тихо проскулил и положил лапу на ногу хозяина.
  ***
   "Опель" тихо притормозил на небольшой, залитой солнцем площади, возле магазинчика, двери которого были залеплены рекламой разных разностей: живи, так сказать, "На ПОВНУ!". Да уж, рекламы больше чем продуктов.
  В магазине обмахивалась гигантским веером одинокая продавщица. Ей было скучно, несмотря на бубнящий на мове телевизор. Что-то там опять про газ, незалежность и прочую демократию. Странно, чего это она политику смотрит, а не сериал какой?
  - Здрасьте! - подошел к прилавку Артем.
  - Ой, здоровеньки булы! - удивилась продавщица новому лицу. - Проездом чи шо?
  - Проездом. А сок у вас есть?
  - Отож, холодненький, вона стоит, выбирайте. Ой, який гарный хлопчик, це чей? Папин?
   Славка кивнул и спрятался за папу. Он терпеть не мог, когда с ним сюсюкали.
  - И папин, и мамин. Славка, какой сок будешь?
  - Апельсиновый, - ткнул пальцем в литровую бутылку мальчишка.
  - Ни, ни, ни! - вдруг замахала руками продавщица. - В его не берите, он дюже дохлый, вже мисяц стоит.
  - А что стоит? Не берут?
  - А на що? Тут у каждого домашних соков бочками. Пей да не лэзе. Водку и ту тильки на поминки да свадьбы берут, у каждого самогону да вина. Хотите вина домашненького?
  - Не, я за рулем.
  - Та вы що? А я думала вы на автобусе приехали.
  - А сок какой свежий?
  - А березовый возьмите. Он хороший, белорусский. Наш-то сплошная химия.
  Артем хмыкнул, представляя, что было бы с продавщицей, если бы она московские соки попробовала.
  - А вина-то возьмите, вечером с устатку стаканчик сегодня - всю усталость сниметь, жинку улюбить, опять же не последнее дело.
  - А мы ее и без вина полюбляем! - гордо сказал Славка.
  Артем хмыкнул, а продавщица захохотала.
  - И вообще, она только послезавтра из Москвы прилетит, - сообщил мальчишка тетке "военную тайну".
  - Ишь какой коханчик, - отсмеявшись сказала продавщица. - Морозиво хочешь?
  Славка кивнул.
  - Опять пить захочешь с него, - заворчал Артем
  - Ну и что? - удивился пацан. - Что же мне, не жить вообще?
  - Тогда два литра березового. Нет, три. Морозиво... Пломбир?
  - Крем-брюле, - попросил Славка.
  - Крем-брюле. И один фруктовый лед, - согласился с сыном Артем.
  - А вино? Шелковичное. Десять гривен литр.
  - Шелковичное? Ну надо же. Давайте литр.
  - Да берите два, что вам этот литр, как быку чихнуть.
  Артем засмеялся, как быки чихают: он не слышал.
  - А что за автобус-то приехал к вам?
  - Та памятник открывают. Тут же война могучая была. Вот и памятник открывают. Да не простой. Собакам!
  - Собакам? - не понял Артем.
  - Им. Говорят, тут пограничные собаки целую дивизию немцев перебили. Из лесу набросились на гадов и глотки им поперекусывали. Вот, памятник и открывают.
  - Папка! - глазенки Славки загорелись от возбуждения - Пойдем посмотрим! Я ни разу памятника собакам не видел! Папка!
  - Ну пойдем, что кричать-то? Подожди, только сок в машину закину. А это далеко?
  - Та ни! Как выйдете с магазина, поверните налево, потом еще налево. Ось там побачите толпу. Ой, та что ж я? Я с вами пойду. Мне сегодня месячную кассу сделали, все пиво скупили туристы. До вечера все равно никто не придет. А кто и придет, подождет - все равно в запись продаю...
  ***
  Длинный как жердина немец подгонял пацанов пинками и тычками карабина в спину. Еще и орал:
  - Вег, вег!
  Идти было страшно, а не идти еще страшнее. Немец беспрерывно курил, грязное лицо его все время дергалось, словно подмигивал тебе. Степка спотыкался о рытвины, но спешил за пацанами на околицу.
  Грохотать начало под утро, грохотало долго. Кто там да что - Степка не знал, сидел в подвале хаты. Уже днем по дому заходили немцы, долго орали, кто-то стонал. Потом они сунулись в подвал. Увидели Степку с сестрами да мать. Матку тут же заставили таскать воду и кипятить на летней печке, малолетних сестер заперли в том же подвале. А Степку выгнали на улицу, к пацанам да старикам. Собрали всех, со всего села. Поручили немцу с дергающимся лицом куда-то всех отвести.
  Бабы было заорали, когда парней повели, но немцы выстрелами в небо, криками да пинками баб разогнали, порядок навели.
  А на околице... А на околице открылась страшная картина.
  Горел лес, горело поле, дымился немецкий танк. Всюду, в разнообразных позах, лежали мертвые люди. И наши люди, и немецкий. С холма к лесу спускались цепями солдаты в серо-зеленых кителях, с закатанными рукавами. Время от времени с поля доносились одиночные выстрелы. А над лесом, пропадая в клубах черного дыма, кружились самолеты, скидывая бомбы. Деревья выворачивало с корнем, они подлетали над лесом, замирая в черном, обгорелом небе, с которого беспощадно светило багровое солнце.
  Степка замер и тут же получил пинок под зад.
  - Шнель, ферфлюхте швайне! - только тут Степка увидел, что жилистая рука немца замотан тряпкой, через которую просочилась кровь.
  Мешая немецкие и русские слова, солдат кое-как объяснил, что они сейчас будут собирать трупы и стаскивать их в яму. Какую яму? Какую выроете. Старшим выдали лопаты, средних отправили таскать мертвых. Самых малят, среди которых был и Степка, заставили собирать собак.
  Таких псов Степка видел только в кино, когда передвижка приезжала в колхоз. В селе таких не водилось. Не, у сторожа Игнатия был огромный кабыздох, злющий как дьявол, но и тот был мельче, чем эти.
  Степка подошел к одному псу, лежащему возле дымящегося танка. Такой серый кобель, лежал вытянувшись как струна, ветер шевелил шерсть на хвосте, глаза остекленели, из пасти стекла лужицей красная слюна. Степка присел рядом с псом, боясь его тронуть. И опять получил сапогом под зад - не удержался, ткнулся носом в холодную шерсть. Хотел было заплакать, но испугался так, что не заплакал. Немец за спиной что-то злобно заорал. Степка взял пса за лапы, попробовал потащить. Не смог - слишком тяжелый. Пришлось тащить вчетвером. Голова и хвост бессильно болтались, когда пацаны несли его к могиле, которую торопливо рыли старики.
  А потом нашли еще одно пса, недалеко от первого. У этого голова была чем-то разбита. А потом еще один, и еще. Потом старики вырыли яму. Немцы заставили туда скидывать всех - и людей, и собак.
  Живот сводило, мутило, голова кружилась от гари и от вида мертвых тел. Но ничего, как-то притерпелись. Только малята хныкали, но осторожно, чтобы немца не гневить. А старшие, те матерились сквозь зубы. И тоже, чтоб не слышали. А то ведь тут и ляжешь.
  А одна собака живой оказалась. Рыжая такая, в подпалинах.
  Раненая, вся в крови, она лежала и скулила, ткнувшись черным носом в руку мертвого хозяина - белобрысого, без фуражки, сержанта-пограничника. В чем, в чем, а в знаках различия Степка с пацанами разбираться умели. Они и стояли, пока не подошел дерганый немец. Разорался опять, пристрелил собаку и пинками заставил ребят тащить пса в могилу.
  Долго работали. До самого вечера. Немцев же мертвых на отдельный брезент складывали и отдельным же брезентом укрывали.
  Когда вернулись, то узнали, что злые немцы всех сельских собак перестреляли. И кабыздоха тоже.
  ***
  Хорошо, что идти было недалеко, а то Славка все уши прожужжал и Артему и Ганне Петровне.
  - Пап, а что там за собачки были? А они на врагов напали? А какие враги? Немцы? Это которых в кино про танки показывали? А это были овчарки? А почему немецкие овчарки немцев грызли? А что ли это наши овчарки? А почему они немецкие, когда они наши?
  На митинг они опоздали. Ну как опоздали? Дядьки в костюмах и тетеньки в перманентах уже отвыступались, речи их, наверняка, были правильны, но скучны. Но сельчане стояли и внимательно слушали выступающих, никто не выходил из толпы на перекур, никто не комментировал гоготом. Просто стояли и слушали.
  - Папка, мне не видно! - дернул Славка отца за руку. Пришлось посадить на плечи.
  - Мороженым меня не обляпай, - строго сказал Артем.
  - Ага, - согласился Славка и тут же обляпал отца.
  - Сын! - зашипел Артем и раздул ноздри, стирая липкие капли с уха и щеки.
  Наверное поэтому он пропустил момент, когда на трибуну вышел лысый старик и начал, слегка заикаясь, мешая русские и украинские слова, говорить. Или размовлять?
  - ...с зори до зори, и всю ничь бой тот был. Так. Считай, цилодобово це было. А вот махоньким был, по колено. А все помню. Так. Я ж вот на этих руках потом тех солдат с их собаками хоронил. Все поле усеяно было телами - и нашими, советскими, и немецко-фашистскими. Так. Нимцы нас, цуценят, за уши из подвалов вытаскивали, чтоб потом к яме таскать. Яма-то вот здеся, была, прямо подо мной, где я стою. Тут они и лежат. Под нами. Тут джерело был, до войны. Долго кровью журчал он. Так. Сто пятьдесят собак я перетаскал этими руками. И прикордонников пять сотен. Не один, не один, всем гуртом. Так.
  Голос старика задрожал:
  - А они там все, - ткнул он заскорузлым пальцем в небо. - А они там делят все, чья земля-то. Наша тут земля, вот тут вот - наша. Моя! Так! Кровью поена! Общей! Та все ж душа кричит вид боли
  за тих, хто вечно тут лежит.
  Старика вежливо взяла за руку какая-то тетка.
  - Не замай, не все казав! - дернулся старик в сторону. Потом сжал пальцы в кулак, поднял руку, потряс ею. Помолчал, дергая головой. Сказал последнее слово:
  - Так! - и отошел от микрофона.
  А после включили музыку, какую-то грустную, классическую. Звук шел со всех сторон. Артем повертел головой: да, точно, динамики развесили на больших, раскидистых деревьях.
  - После войны уже посадили, - шепнула Ганна Петровна Артему. - Вон как вымахали, на могиле-то.
  Кто-то из официальных лиц, наконец дернул белоснежное покрывало.
  Обычная могильная плита черного цвета. На плите золотым выгравировано:
  "Пограничникам и служебным собакам. Здесь лежит пятьсот человек и сто пятьдесят собак, принявших смертный бой в июле сорок первого года. Остановись и поклонись!" С одной стороны надписи на людей строго смотрел Пограничник в плащ-палатке, с другой, слегка наклонив голову, сторожевой Пес.
  Люди молча выстраивались в очередь, чтобы подойти к памятнику. Спокойно так становились, как в строй, держа букеты как винтовки.
  - Вот ведь, а у нас и цветов нет, - расстроился Артем.
  - А вы две сигареты положите им, - шепотом сказала Ганна Петровна. - Зачем им квиты?
  - Да я не курю, - признался Артем.
  - Та вы шо? Жинке вашей как повезло, - улыбнулась продавщица. - Вот, возьмите, у меня есть.
  Она достала бело-синюю пачку, вытащила оттуда две сигареты. Артем мельком прочитал надпись "Прилуки".
  - Папка! А мы к памятнику пойдем?
  - Мороженку доел?
  - Да!
  - Тогда пойдем. Ганна Петровна, а родник действует сейчас?
  - Джерело? Та ни, ушла после войны вода. Та если умыться, вон в каждой хате журавель есть. Воды у нас дюже богато. Гривен нет, а вода е.
  Люди подходили один за другим к памятнику, росла груда цветов и венков. Играла печальная музыка.
  Славка наклонился к отцу и шепотом сказал:
  - Папка, а разве сигареты можно на могилу класть?
  - Можно. Они же солдаты. И собаки тоже солдаты.
  - Разве собаки курят? Им надо мяса принести!
  - Ну Слав, они же мертвые.
  - Тогда зачем?
  - Это... Ну такой обычай. Ты как бы отдаешь им последнее, в знак памяти.
  - А зачем их помнить?
  - Вот когда ты сделаешь хороший поступок, тебе хочется, чтобы о нем помнили?
  - Конечно! Пап, а зачем они тут воевали?
  - Защищали.
  - Кого?
  - Тебя.
  - Я же тогда еще не родился!
  - Они защищали твоих прабабушек и прадедушек. Знаешь, сколько у тебя их было? Восемь.
  - Целых восемь? - удивился Славка.
  - И если бы они погибли, то не родились бы твои бабушки и дедушки. А, значит, и мама не родилась бы, и я.
  - И я?
  - И ты.
  - Ух ты! Так эти собачки мне, получается, как... - Славка никак не мог подобрать нужного слова, чтобы сказать вслух, кто же они ему, эти пограничные псы.
  - Они твои защитники, сын. Ну все... Слазь с шеи.
  Отец взял сына за руку и подошел к памятнику. Нагнулся, положил две сигареты. Встал, еще раз перечитал строчки. Взглянул в глаза Пограничнику и Собаке. Вздохнули оба одновременно. И сын, и отец. Славке показалось, что Пес вильнул хвостом, а Пограничник подмигнул ему.
   Славка опять дернул отца:
  - Вырасту пограничником стану. А купишь мне овчарку?
  - Кхм... Дома обсудим этот вопрос.
  Они вышли из толпы. Ганна Петровна где-то затерялась, они остались одни. Старик, недавно выступавший с трибуны, горячо размахивая руками, что-то говорил в десяток протянутых к нему микрофонов и камер. Впрочем, не все журналисты брали интервью у деда. Или как тут правильно: дида? Один из операторов уже зачехлял камеру, рядом с ним стоял дрябленький мальчик лет тридцати. Мальчик брезгливо морщился и постоянно протирал руки салфетками. Салфетки ронял под ноги.
  - Нет, вы подумайте! - услышал Артем дряблого, когда проходил мимо. - Додумались, за казенный счет памятники всяким мифам открывают. Ну вранье же, ребенку понятно! Вот зачем это?
  - Лех, тебе не пофиг? - подал голос оператор.
  - Я не люблю фуфло.
  Оператор хмыкнул, Артем же, заинтересовавшись, подошел к дряблому:
  - Извините, можно вопрос?
  - Что? Да, слушаю.
  - Мне послышалось или вы сказали, что...
  - А вы кто?
  - Да просто, мимо ехали, заглянули случайно. Интересная история.
  - Да ничего тут интересного, - махнул рукой дряблый и протянул руку. - Алексей.
  - Артем.
  - Обычная совковая пропаганда. Главпуровские выдумки. Не было тут никакого боя и никаких собак.
  Славка удивленно посмотрел на рыхлого дядю. А тот продолжил вещать:
  - Я, знаете ли, военной историей уже лет десять увлекаюсь. Причем, первоисточниками, не пересказами очевидцев. Так вот, в немецких документах ни разу не упоминается неконвенциональное оружие, каковым, несомненно, являлись, так называемые служебные собаки. Они же не обучены убивать, ну что ерунду нести? Придумали легенду теперь верят в эти сказки.
  - А вы откуда знаете? - спросил Артем.
  - Ха, да мы этот вопрос еще лет семь назад разбирали на одном военно-историческом форуме.
  - Дядя! - внезапно подал голос Славка. - Собачек тут не было?
  - Не было, мальчик, тут никаких собак, - дряблый улыбнулся, отчего стал похожим на жабу. Ну так показалось Славке.
  - И они меня тут не спасли? - недоверчиво спросил мальчик.
  - Конечно, нет, - усмехнулся взрослый ребенку.
  - Дядя, а ты дурак, - убежденно сказал Славка.
  ***
  Всю дорогу до бабушкиного дома они с отцом молчали. Вечером Славка был суров, сосредоточен и молчалив. Бабушка даже температуру хотела померить, но он не дался. А сразу после ужина оно уснул мертвым сном.
  Всю ночь ему снились собаки, защищавшие его от дряблых немцев.