Прода. НостальгиЦЦкое...

4

Время идёт? Нет. Оно либо несётся, как самолёт, либо ползёт, как улитка. Всё зависит от обстоятельств.
Хакерам нашего мира проще: запустил боты в сеть, лёг спать, а наутро можно проверять работоспособность ботнета. Здесь на такое рассчитывать не приходится. Любая попытка проверки магического "ботнета" закончится провалом, потому остаётся молиться, чтобы в нужный момент он отозвался на команду. Молиться – и готовить запасной вариант.
А ещё – я никак не могу привыкнуть к тому, что у меня два сердца. Первое – то, что в грудной клетке, и второе – в кожаном мешочке под рубашкой.
По настоянию Линерита – единственного мага, которому мы могли доверить такую тайну – жёлудь завернули в кусочек шёлка и обмотали золотой цепочкой, заряженной маскирующим заклинанием. Маг, кстати, был в шоке, когда узнал о моём сумасшедшем эксперименте. По выходе из шока он долго ругался, обзывал меня разными нехорошими словами и требовал, чтобы в следующий раз, когда господам заговорщикам вздумается играть в подобные игры, его хотя бы поставили в известность. Мага-воина можно понять: обоз с оружием задержала непогода. Ещё пара дней, и готовиться к… акции будет просто некогда. А ещё он рассказал о том, что мы не единственные такие умные. Что только ему одному известны как минимум пять групп, цели которых были различны – от побега из города до захвата артефакта – но по сути сводились к одному общему знаменателю: вопросу выживания. И вот тут он обрисовал нам весьма нерадостную картинку, где в последний момент все начинают метаться в поисках пятого угла и активно мешать друг другу.
- Мы с вами, господа, строим планы и разрабатываем варианты, как нормальные люди военного сословия, - заявил Линерит. – Но кому, как не мне, знать их истинную цену? Ни один воевода ещё не провёл сражение так, как планировал. Одна нелепая случайность – и всё летит кобыле под хвост… Нет, господа. Выигрывает не тот, кто придумает наилучший план, а тот, кто сумеет первым сориентироваться в бардаке, который наступит после того, как планы рухнут.
- Хорошо, господин мой, - кивнул Дойлен. – Что именно вы предлагаете?
- Головой думать, - едко посоветовал маг. – Вам дико повезло, что княгини не было рядом с артефактом и она пропустила странный сигнал. Хорошо, вы выждали нужный момент. А если бы княгиня не вспомнила о своём любимчике?.. Подозреваю, что за подготовкой к побегу князья не обратят внимания на такую мелочь, ведь артефакт не поднял тревоги. Но везение – это норовистая кобылка. Раз-другой даст проехаться, а потом возьмёт и сбросит. Так что думайте, господа мои. Особенно когда собираетесь поиграть в прятки с князьями.
Утро шестого дня мы либо проспали, вымотавшись за целую ночь магических экспериментов, либо провели в весьма познавательной беседе с Линеритом. Познавательной в том смысле, что узнали о себе много нового и интересного. Да, мы безумно рисковали и продолжаем рисковать. Да, как будто всё прошло гладко. Но спокойнее на душе почему-то совсем не становилось. Каждый час приближал нас к развязке.
Ульса, кстати, заявил, что полностью овладел заклинанием активации больших рубинов на арках, но проверить эффективность своих упражнений сможет лишь в деле. Ясно же, что попрактиковаться ему никто не даст. Что ж, шансы успешно открыть портал немного повысились.
Погода, слава богу, наладилась. Улицы, казалось, насквозь пропитанные влагой, весело заблестели в холодных лучах декабрьского солнца. Подул северный ветерок, принесший отчётливый запах морозца. Лужицы затянуло хрупким ледком, и лошади безразлично проламывали копытами эту красоту. Линерит волновался: он только что получил сигнал от Сандера, что тот уже видит княжеский дворец. Нужно было поехать и встретить обозников, чтобы у стражи на воротах не возникало лишних вопросов. Вообще-то для этого существовал бравый кузен Дойлена и Фернета – Версин, сотник городской стражи. Но когда я поинтересовалась, почему его не подключили к решению этой проблемы, мне ответили, что всё и всех подключили, просто обоз, фактически принадлежащий магу, не пропустят в столицу без личного подтверждения хозяина. Закон и порядок, мать их так… До сих пор не могу привыкнуть к тому, что многое здесь делается через неприличное место и противоестественными способами. Так что на конную прогулку до городских ворот и обратно мы отправились втроём – маг в качестве хозяина обоза, а мы в качестве его свиты. Не может же носитель золотого медальона ездить по городу без свиты, согласитесь.
Зимнее ясное небо раскинулось над городом как лазурный купол с белыми разводами облачков и золотым кругляшом солнца. Радовала погода, радовали люди, внезапно обнаружившие, что способны улыбаться просто солнечному деньку, радовали прекрасные здания и чистые, хорошо выметенные улицы, радовало то, что я наконец научилась сидеть в седле без риска вывалиться на мостовую. Радовало даже общество Дойлена, хотя раньше оно меня просто успокаивало, давало ощущение надёжности. Не радовал лишь прочный золотистый канат, в который превратилась некогда тоненькая ниточка доверия, протянувшаяся между нами. Скоро либо грань миров перерубит его, словно топором, оставив кровоточащие раны, либо мы оба сыграем в ящик в попытке этой самой грани достичь. Но лучше душевная боль, чем смерть.
Как там Лис, надышавшийся травки, вещал? Боль от потери другого останется на всю жизнь? Так оно и есть.
Можно забыть Туримит или Масент, но как забыть людей? Хороших и плохих, достойных и дерьмецов? Не вещи и не места, а люди оставляют неизгладимый след. Радость и боль. Нежное прикосновение и рану, на месте которой рано или поздно останется рубец… Но отказаться от привязанностей к людям я не могу, потому что они и есть – жизнь.

5

Её улыбка была светла и немного печальна.
- Что случилось любовь моя? – он, почувствовав её приход, обернулся. – Ты грустна. Нежели твоя любимая игрушка тебя не позабавила?
- Я слишком долго играла с ним, надоел, - ответила она, нежно коснувшись его плеча. – К сожалению, не могу менять игрушки так часто, как ты, это не в моём характере.
- Мои быстро приедаются, - поморщился он. – Но ничего. В новом мире у нас будут новые забавы… Всё ли готово? Осталось четыре дня.
- Колдуны продолжают прибывать сушей и морем, - сказала она. – На закате дня зимнего солнцестояния можно будет включить Призыв. Но меня кое-что беспокоит…
- Что именно?
- Падение мощности артефакта. В эту ночь ушло в небытие слишком много ресурса. Ему нужна подпитка, притом срочно, иначе…
- Я понял, любовь моя. Я приму меры…

6

Обоз встретили без эксцессов, стараясь не показать, насколько мы все рады его прибытию. Ещё бы: такой козырь на руках! Не то, чтобы "щас мы их всех порвём!", но шансы на успех заметно повысились. Двадцать АКМ плюс несколько пистолетов – несерьёзный аргумент, но только в настоящем бою против хорошо натасканного противника. Против первой сотни дворцовой стражи, которую князь наверняка вооружит тем, что привёз Гидемис. По словам Игоря, там после ограбления остались либо неудобные вещи типа "Дегтярёва", либо разнообразное старьё и откровенный хлам с минимальным боезапасом. Нам, впрочем, и одного "дегтяря" за глаза хватит, если в упор пальнут, так что ставка делается на две вещи – внезапность и опыт. Александр, однозначно имевший боевой опыт, просто не мог не поднатаскать своих погранцов. Особенно в пути.
- Разбойнички? – поинтересовался Линерит.
- Куда ж без них, - ответил сотник. – В горах привязались. Положили всех, двух рожков за глаза хватило. Больше приключений не было.
- Езжай вперёд, - сказал ему маг-начальник. – Найдёшь дом сотника Фернета, он тебе скажет, куда всё везти.
- Будет сделано, командир…
Нас с Дойленом земляк удостоил лишь жёстким взглядом, но промолчал и велел возницам нахлестнуть усталых лошадок. А мы втроём потянулись следом.
Учитывая забитость главной улицы – я бы даже сказала, проспекта, если судить по ширине – фланирующими колдунами всех мастей и их сопровождающими, обоз поехал по улице, параллельной главной городской магистрали. Здесь я была так же неприятно удивлена, как и в наших городах: двадцать метров от центрального проспекта с вылощенными домами – и словно попадаешь в другой мир. Облупленные фасады, корявый асфальт, ободранные и гнутые-перегнутые решётки никогда не закрывающихся дворовых ворот. Здесь наблюдалось практически то же самое. Только заколоченных нежилых домов больше, да нет бродячих кошек с собаками. Крысы – да, бегали довольно жирные пасюки, а из пернатых только галки и вороны оживляли нерадостный пейзаж. Дома были построены, как и всё здесь, из местного белого камня, но если туристический Дубровник являл миру этот камень, можно сказать, лицом, то здесь дома принято было покрывать слоем штукатурки и побелки. За стенами годами никто не ухаживал. Штукатурка облупилась, побелка покрылась налётом грязи и нацарапанных непристойных надписей. Сакраментальные словеса, иногда сопровождаемые рисунками сомнительной художественной ценности и соответствующего содержания, опять-таки говорили о том, что люди во всех мирах одинаковы. У нас как начали при фараонах непристойности на стенках царапать, так до сих пор остановиться не могут. Помпеи из-под слоя вулканического пепла откопали, и обнаружили, помимо предвыборных лозунгов, рекламы, любовных признаний, адресов дам полусвета и просто заявлений типа "такой-то – вор", и всё те же скабрезные надписи. Притом не только на стенах лупанария. Здесь, в отличие от Рима, граффити было вотчиной городских низов. Соответственно и уклон был… Всё, хватит об этом, и так настроение испортилось.
И вдруг среди всего этого – до боли родное и знакомое, крупными, качественно процарапанными буквами…
"ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ".
Ну, силён, Вася! И здесь он тоже был, вездесущий наш! Аж слеза навернулась, только не от умиления, а от сдавленного смеха. Вряд ли этот самый Василий смог бы оставить о себе неизгладимую память, будучи рабом в каменоломнях или на рудниках. Скорее всего, коллега-ведьмак отметился. Но сам факт! Параллельный мир, магия какая-то сомнительная, колдуны – и вдруг "Здесь был Вася" на стеночке…
- Что с тобой?
Дойлен. Заметил, что я давлюсь от смеха, но не понял, почему.
- Да так, - я смахнула ностальгическую слезу и кивнула в сторону грязной исцарапанной стены. – Надпись на родном языке увидела. И здесь удосужились…
- Люди везде одинаковы, - усмехнулся дорогой друг.
Через квартал улица, по которой мы ехали, влилась в главную. Здесь гуляющих было несколько меньше, и обоз прибавил скорости. Мы же – в смысле, маг и его сопровождающие – так припустить не могли. Статус не позволял. Этикетом предписывалось ехать не спеша, прогулочным шагом, что мы и делали, отчаянно завидуя Сандеру и его людям. Вот так, шагом, мы миновали обрамлённую священными дубами и павильонами главную площадь. Так же, шагом, поехали мимо Гадючника… то есть, прошу прощения, Хогвартса… тьфу ты – высшей магической школы княжества. Я позволила себе нелестно высказаться по поводу архитектуры здания, назвав её признаком полной деградации строительного искусства. К моему удивлению, Линерит, в своё время учившийся здесь, согласно кивнул.
- Весьма ёмкая формулировка, госпожа моя, - проговорил он, чуть придержав коня. – Но это здание суть признак не деградации, а упадка. Полная деградация – это когда вообще ничего не строят.
- Давайте уедем отсюда поскорее, господин мой, - попросила я, даже не скрывая умоляющие нотки. – У меня от этих… форм голова болеть начинает.
Хвост обоза уже втянулся в узкую горловину улицы, с которой начинался квартал престижных особняков, а нам оставалось преодолеть каких-то две сотни метров, когда между столбиками, ограничивавшими центр города, возникло радужное переливчатое сияние. Линерит и Дойлен в один голос ругнулись и… судя по их лицам, мы влипли во что-то очень уж неприятное.
Сюрреалистические ворота Гадючника, "украшенные" коваными рожами самого мерзкого вида, распахнулись, выпуская солидных дяденек и тётенек с золотыми медальонами – наверняка преподавателей – в сопровождении не менее, чем сотни молоденьких студиозусов. Если преподаватели вели себя прилично, то молодняк вёл себя примерно как и должны себя вести студенты в Татьянин день. Праздник у них, что ли? Зачем тогда площадь перекрывать?
Через несколько секунд я узнала, зачем.

Отредактировано Елена Горелик (21-10-2013 17:38:17)

Прода. Сюр по магически...

Ощущение онемения в руках и ногах – а затем по нервам бичом ударило осознание позорной беспомощности. Медальон сделался горячим, а мои мышцы перестали подчиняться приказам головного мозга, несмотря на мысленный вопль. Кое-как выползла из седла, чудом не грохнувшись на мостовую – опять-таки помимо своей воли – и встретила совершенно безумный взгляд Дойлена. Бессильный гнев и бессильная ярость. Он двигался так же неловко, как и я…
Влипли.
О, если бы только мы! Линерит в том же положении куклы на ниточках, но у него ещё сил хватает, чтобы ругаться сквозь зубы. Маг. А вот гуляющим по улице ведьмакам как бы не хуже, чем нам было. Мы хотя бы сопротивляемся… точнее, пытаемся сопротивляться, а эти совершенно парализованы. Шагают, как куклы деревянные. Мужчины, женщины, подростки. Разве что дети, пока ещё обделённые медальонами, даже медными ученическими, испуганно голосят, дёргают родителей за рукава. Но тут уже вступают на сцену студиозусы… С глумливым гоготом парни и девицы не старше пятнадцати принялись пинками сгонять одеревеневших Одарённых в кучу. Шуточки при этом отпускались незатейливые, но похабные, за любую из них даже хамоватый Дойлен мог оделить по морде. Шаловливым ручкам студенты воли не давали, наверное, лишь потому, что рядом находились преподаватели, которые наверняка сие осуждали. Пинки – сколько угодно, а потискать симпатичную бабёнку, лишённую возможности сопротивляться – ни-ни. Потому они так щедры были на зуботычины, и почему-то особенно доставалось именно женщинам. Ко мне пристроился один такой, без конца лупил ногами по икрам и выкрикивал: "А ну шевелись, шлюха!" Линерита за то, что вступился за меня хотя бы словесно, повалили на землю и начали избивать. Люто, изощрённо, с садистским наслаждением. Нас погнали вперёд, и мы почти сразу потеряли его из виду.
- Отставить! – рявкнул позади кто-то из старших. – Потом развлечётесь, они нам свеженькими нужны!
В каком смысле – свеженькими?!!
О-о-ой…
Вот теперь я узнала, что такое настоящий страх.
То, что раньше по невежеству своему я считала страхом, обычно будило моего "динозавра". Глаза застилала красная пелена, а когда очухивалась, то узнавала о себе массу неприятных вещей. "Злобная тварь", "сумасшедшая", "убийца" – неполный перечень эпитетов, коими меня наградила здешняя молва. Но сейчас мой "динозавр", скованный и запертый в клетку с толстенными прутьями, бился в истерике. А я… я впала в самую безобразную, самую позорную панику, какую только можно вообразить. Одно, и то слабое утешение: абсолютная беспомощность перед чужой волей и не таких, как я, ломала… Совершенно не помню, как мы оказались на центральной площади. Этот кусочек пути был милосердно вычеркнут из памяти. А очнулась я от пинка в некогда травмированное колено. Боль была ненамного слабее, чем тогда, после обидного падения. Я зашипела, и внезапно почувствовала, как страх вытесняется лютой, чёрной злобой.
Ах ты ж выродок…
Наконец мой мучитель дал себя разглядеть. Сопливый пацан не старше Энгита, но уже с золотым медальоном мага. Ракло  малолетнее. Не знаю, чем я ему так не понравилась, но лупцевал он исключительно меня, и исключительно по ногам. Не лицо, а маска – трусливая злоба, торжествующая над беззащитным. И ладно бы только бил – он ещё и сопровождал побои словесным описанием того, что он проделал бы со мной, будь его воля. Скотина. Удавила бы…
- Это участь неудачников, - вещал всё тот же преподавательский голос позади. – Запомните, ублюдки: любой из вас может оказаться на месте этого мяса. Не хотите становиться неудачниками? Замечательно! Любые средства к вашим услугам, иначе о вас точно так же, как об этих, будет вытирать ноги всяк, кому не лень. Ясно, дурачьё?
Яснее некуда, подумалось мне. И почему-то вспомнилась крылатая фраза из известного фильма: "Боливар не вывезет двоих". Да, так оно и есть. Всё, как у нас, только откровеннее и циничнее. Потому что у нас подобным тварям ещё есть нужда маскироваться под "общечеловеческие ценности", а здесь они давно при власти.
Маски отброшены.
Упаси, Господи, и нам когда-нибудь превратиться в нечто подобное.
Нас гнали… Нет, это была не арка. Это же столица, и какая-то там арка – мелковато. Две колонны белейшего камня высотой метров по десять. Расстояние между ними – так, на глазок – примерное вдвое больше высоты. А венчали обе колонны сияющие алым светом рубины с человеческую голову величиной. Из-за свечения никак было не разглядеть, во что они оправлены. Сказать честно, никогда не слышала о рубинах такого размера. Самым большим у нас считался "Чёрный принц" пять сантиметров в диаметре, но то оказался не рубин, а шпинель, герцога Бургундского банально обманули… Мысли о рациональном объяснении происхождения гигантских рубинов на миг отодвинули и страх, и злость. Только на миг, но этого хватило.
Я почувствовала, как пальцы сжимаются и разжимаются уже по моей воле.
То ли изверги ослабили контроль, то ли я сама справилась, то ли кто-то помог, но мою душу наполнила злая ведьмачья радость. Что бы там ни было, но я могу хотя бы попытаться…
Рядом послышался окрик: зверёныш, избивавший меня, охнул, а затем с удвоенной энергией принялся лупцевать …правильно: Дойлена. Тот шагал той же деревянной походкой, что и все мы, и, видать, не без удовольствия оттоптал поганцу ногу. Серьёзно уязвить такого медведя сопляк не мог, но старался изо всех сил, а на сведенных судорогой губах моего дорогого друга появилась злобная ухмылка… На малолетнего садиста прикрикнули, и тот, шипя и плюясь – слышала, есть и такие змеи, которые ядом плюются – отошёл в сторонку.
Между колонн возник хорошо знакомый туман, глаза б мои его никогда не видели…
Я уже чувствовала руки до локтей и могла повернуть голову… Где Линерит? А, вот он. Метрах в пяти, слева. Лицо окровавлено, один глаз уже заплыл, но уцелевшим глазом он смотрит на меня. Разбитые губы что-то шепчут… Ну же, подруга, давай, он не будет разменивать драгоценные мгновения на пустяки…
"Цепочку… разверни…"
Какую ещё цепочку?!!
Блин, да что у меня, совсем мозги заклинило с перепугу? Он же о жёлуде, который в маскирующем плетении, а плетение – в золотой цепке, намотанной на него!
Руки, руки! Уже выше локтя чувствую!.. Толпа делается плотнее – нас сбивают в плотную кучку, как овец у ворот загона. Пока никто не видит – достаю мешочек и на ощупь разворачиваю покалывающую холодными иголочками цепочку.
Второе сердце – мой маленький защитник и персональный амулет – забилось снова. Сеточка необычного плетения мгновенно оплетает меня и… делается невидимой. Но я свободна.
Свободна!
Отпихнув в сторону какого-то старичка с серебряным медальоном, я схватила Дойлена за руку.
Подействует, или нет?..
Каждая секунда – как столетие…
- Я в порядке.
Слышу, дорогой мой, слышу. Даже передать не могу, какое счастье испытала в этот момент… А Линерит? Стараюсь потихонечку придвинуться к нему, но так, чтобы наши мучители не заподозрили неладное. Ещё немножко, ещё шажок…
Кто-то сильно толкнул Линерита в спину в тот момент, когда я уже сократила расстояние до полуметра. Избитый маг споткнулся, упал и… исчез в тумане, клубившемся между колонн.
Слово, которое я в этот момент чуть не произнесла вслух, было на редкость нецензурным…
Про "на войне не без потерь" подумать не успела: настал наш черёд.

7

В Голливуде умеют снимать масштабно и красиво. Но, как по мне, режиссёрам там следовало бы поучиться ставить апокалиптичные сцены у местных магов.
Нет, здесь не было ни громадного, нарисованного компьютером, объёма, ни жутких адских сцен, ни рядов терминаторов, только и ждущих команды от "Скайнета", чтобы изничтожить всё живое. Просто большая длинная комната с одной-единственной дверью. Точнее, с дверным проёмом без створок. И – вереница людей с остановившимся, абсолютно пустым взглядом.
Живые покойники.
Преддверие ада.
Мгновенный укол страха. Оборачиваюсь к Дойлену и вижу… Ф-фух, слава богу, его сия чаша миновала. А вот Линериту не повезло.
Моя вина. Я не успела дотянуться, и мы потеряли, пожалуй, лучшего бойца нашей тайной армии.
Наверное, так и чувствовали себя на войне оба моих деда, когда им не хватало считанных секунд, шагов, патронов – и из-за этого гибли их друзья. Наверное, до самого последнего дня мои деды просили у них прощения за то, что остались в живых. Наверное. Потому что нет таких войн, с которых можно вернуться. На них остаётся здоровенный кусок души, а место, от которого он был откромсан, то болит, то кровоточит. Быть может, оттого мои деды не очень-то любили делиться воспоминаниями о своём боевом пути, отмеченном орденами и медалями.
Мы – на войне.
Дойлен молча делает мне знак и старательно мимикрирует под окружающий фон. То есть имитирует деревянную походку и мёртвый взгляд. Пытаюсь делать то же самое, не знаю, насколько успешно. Ноги болят, особенно потревоженное садюжкой-магом колено, так что дёрганая походка куклы-марионетки получается у меня довольно убедительно. И, кажется, двое магов, "встречающих" медленно движущуюся людскую вереницу, не лишком обращают внимание на то, что делается в середине колонны.
Мы миновали проём и оказались в комнате с двумя выходами. По правую руку стояли длинные столы, уже покрытые слоем одежды. По левую – точно такие же столы, но на них лежали украшения, оружие и – да – отдельной кучкой медальоны. Я пригляделась… Маги что-то делали там, впереди, после чего слышалось тихое звяканье, а колдун – вернее, то, что когда-то было колдуном, человеком – начинал всё теми же деревянными движениями снимать с себя одежды и складировать их на столы. Была в этом какая-то запредельная бесчеловечность, но не чувствовалось маниакальной злобы, присущей людям с дефективной психикой.
Равнодушие – вот как это называется. Как по мне, наихудшая форма зла.
Дойлен, улучив момент, пригнулся, дёрнул меня за юбку и нырнул под один из столов, ещё пустой. Меня не пришлось долго уговаривать, чтобы сделать то же самое.
Всё правильно, дорогой мой. Маги-приёмщики не ждут, что кто-то из …партии товара проявит самостоятельность. Они всего лишь выполняют свою работу.
Так, наверное, вели себя работники у печей в концлагерях. Скучно, размеренно, делали свою рутинную работёнку.
Ух, как я ненавижу это…
Так. Ползком от неприятностей. Надеюсь, нас не заметят, столы широкие.
- Что-то много сегодня, - негромко проговорил один из магов.
- Много? – хмыкнул второй. Тоненько звякнула уроненная им цепочка очередного снятого медальона. Я сжалась от страха – вот сейчас он нагнётся поднимать и увидит… Не увидел. Смотрел в другую сторону. – На праздник зимнего солнцестояния работки привалит по самые уши… Э, а вот эту молоденькую в сторону. Туда последней пойдёт.
- Что, жена давать перестала?
- Ну её к червям могильным, сволочь, только и знает, что пилить…
- А пузо у девки не отрастёт? Нам потом знаешь, что за это будет?
- Не учи учёного. На мне амулет… Хрен с тобой, поделюсь.
Горы одежды и изделий их металлов на столах росли, очередь живых мертвецов таяла. Вот уже остался жалкий десяток, и старший из магов – счастливый обладатель амулета – препоручив младшему заканчивать с ними, отвёл в сторонку приглянувшуюся ему женщину. Молоденькая, красивая. С мёртвым взглядом куклы… Разложил её на свободном столе, спустил штаны и принялся за дело, мелькая на удивление тощим задом. Чёрт… Это ведь даже не изнасилование. Это больше на некрофилию смахивает. Всей разницы, что у женщины сердце исправно перекачивает кровь по сосудам, а лёгкие регулярно наполняются воздухом и выдыхают углекислоту. Меня чуть не стошнило. Судя по тому, как Дойлен – вообще-то большой ценитель женского пола – и тот отвернулся, беззвучно ругаясь, ему это зрелище тоже было не по душе.
Тем временем очередь иссякла. Младший маг сунулся было собирать в мешочки разложенные на столах украшения, пока его напарник тешил похоть.
- Оставь, - отрывисто бросил старший, не отрываясь от своего занятия. – За тебя приберут.
- Скоро ты там? – младшему, судя по голосу, явно не терпелось заняться тем же самым.
- Подождёшь. Тут у неё не тропинка, а торговый тракт… Что значит – красивая…
У меня помимо воли руки потянулись к ножу, спрятанному в сапожок. Заметив это, Дойлен отрицательно покачал головой. Он прав. Успеем посчитаться.
Нам пришлось сидеть без движения под столом ещё добрых полчаса, после чего молодуху отправили вслед за остальными – в левый выход. Сами же маги предпочли воспользоваться правым. Вот только незадача: чтобы пройти в видневшийся за радужной плёнкой коридор, они прикладывали свои серебряные магические жезлы к золотому кругляшу, вделанному в стену.
Так. Значит, этот выход для нас пока закрыт.
Воспользовавшись отсутствием посторонних, Дойлен молнией – я всегда поражалась скорости его движений – метнулся к столу с оружием и цапнул меч Линерита, то самый, с медвежьей головой на навершии. Всё правильно. Если есть выбор, то лучшего, чем оружие мага-пограничника, в княжестве не найти. Остальное либо дешёвые поделки захолустных оружейников – дерьмовое железо и такая же заточка – либо изящные, но никуда не годные столичные игрушки для богатых бездельников. Много золота, драгоценных камней, понтов, но никакого толку в бою. Мне же перепал кинжал нашего теперь уже наверняка погибшего соратника. Всё же лучше польского охотничьего ножика со съёмной ручкой – того самого, что я когда-то нашла на складе Ульсы.
- Можешь идти? – первым делом спросил Дойлен. Он-то прекрасно помнил, что меня били по ногам.
- Пока могу, - шёпотом ответила я. – Не в первый раз.
Не знаю, что на этот счёт подумал друг мой дорогой, но любой велосипедист меня поймёт. Словосочетание "асфальтная болезнь" кое-что ему скажет, от завала и банальных одиночных падений на мокрой трассе ни один профессиональный гонщик не застрахован. Проехать "на одной ноге" тридцать или сорок километров – это для нас в порядке вещей.
- Проверим, что там, - он кивнул на левый выход.
И, надев перевязь с мечом, обнажил клинок. Бережёного, как говорится…
Недолго думая, я выставила вперёд остриё кинжала, сунув ножны за пояс.
Кто бы там ни был, что бы там ни было, мы без боя не сдадимся.
Жёлудь в мешочке магически пульсировал, придавая уверенности. Что ж, спас один раз – будем надеяться, что не подведёт и во второй, и в третий.
Спасибо священному дубу Масента и логике программиста, которую в меня прочно вколотили пять лет универа и пятнадцать – работы над корявым кодом, своим и чужим. Если бы не эти два слагаемых, нас бы сейчас однозначно умножили на цифру ноль. Или поделили на бесконечность, что в сущности одно и то же.
Из "приёмного покоя" мы попали в тёмный коридор.
Где-то впереди чувствовалось большое помещение. Как именно чувствовалось – не знаю. Пяткой, наверное. Или пятой точкой. Моих щёк касался медленный воздушный поток. Воздух, что характерно, был вполне комфортной влажности и температуры, так что пришлось расстегнуть свою волчью шубейку. Подошвы сапожек, сделанные из толстой жёсткой кожи, время от времени шаркали по гладкому белому камню, которым был выложен пол. Дойлен же передвигался так бесшумно, что оставалось лишь люто завидовать. Что значит – с малолетства приучен к охоте на осторожного и опасного зверя, а оружие, наверное, держит в руках с тех пор, как начал ходить без мамкиной помощи. Но мы напрасно волновались. Оружие здесь было ни к чему.
Мы вышли на какую-то галерею… и я поняла, что ещё не со всеми страхами знакома.
Первое, что пришло в голову – нашумевший в своё время фильм "Матрица".
Длинное, изгибавшееся огромной дугой, освещённое красноватым светом помещение. Столы, столы, столы, насколько глазу видно… И на столах – люди. Все в одинаковых рубашках и укрытые одинаковыми простынями. Только головы наружу. И по тонкому обручу с красноватой искоркой у каждого на голове.
Новоприбывшие, как страшные живые куклы, подходят к отдельно стоящему столу, надевают робы и идут вдоль ряда столов… А это кто там? Служители, что ли? На них точно такие же длинные рубашки и обручи, но они не лежат, а ходят между столами. Там покрывало поправят, там кожаный валик под головой, а там, гляжу, две женщины подходят и ловким, давно отработанным движением вытаскивают из-под столов какие-то трубчатые конструкции и суют в рот лежащим… Кормят, что ли?
Дойлен гибким звериным движением сгрёб меня и без лишних слов затащил в тёмную нишу. У меня не было причин ему не доверять, потому я даже не пыталась трепыхаться. Тащит куда-то – значит, так надо.
Мимо нас прошествовал служитель со стопкой чистых рубашек. На долю секунды мне удалось разглядеть его лицо, глаза. Особенно глаза. Такие же мёртвые, как у прочих жертв артефакта.
Мир зомби. Вот он, настоящий мир живых мертвецов. Без гниющей плоти и обтянутых зеленоватой кожей скалящихся черепов.
Мёртвые души.
Не дай бог никому узнать истинный смысл этих слов…
- Поищем, нет ли здесь ещё одного выхода, - Дойлен шепнул это едва слышно, мне в самое ухо. – Я подозревал, что "за гранью" будет жопа, но не думал, что настолько большая, глубокая и вонючая.
- Ты всегда любил точные и ёмкие определения, дорогой, - вздохнула я.
И мы двинулись дальше по коридору. Такого просто быть не может, чтобы здесь не нашлось парочки аварийных выходов.

И шо? Так-таки нету тапок? Обуви жалко?    
Или пишу насколько неинтересно?..