Глава 7 В гостях.
Я смотрю на порог и жую холодное мясо убитого свежеубиенного кролика. Два дня назад я расстался с Дингой и Солью, моими, опять бывшими, жёнами. На память мне достался короб – слабое подобие туристического рюкзака, и немного знания местного языка.
Второй порог прошли утром, по принципу бревна: плот спустили на верёвке, а вещи перетащили волоком. Я сошёл на правый берег, поскольку делать огромный крюк с моей поклажей ближе к самоубийству, нежели к подвигу, и двинул обратно.
Понижая моё, и без внешнего воздействия низкое настроение в воздухе отчётливо пахнет осенью: холоднее ночами, хмурая, пока без дождя погода. Такое же тоскливо у меня на душе. Там, в излучине остался бандитский лагерь, здесь, всего-то перейти реку, был наш лагерь… Хочется завыть и прибить кого-нибудь. Желательно тех, кто придумал деление на горцев и «нормальных» людей. Топчу костерок и, закинув в короб-рюкзак остатки трапезы, взваливаю ношу на хрупкие плечи. Сам понимаю, что глупость полная, это я про желание прибить, поскольку деление придумывают люди, просто некоторые это используют, нагоняя истерию для собственной выгоды.
В путь…
Подведём краткие итоги. Разжился небольшим запасом круп, настоящим котелком, шерстяным одеялом и овечьей шкурой. Путь наверх и будущая зимовка в горах кажется уже не таким безнадёжным предприятием. Запас вяленого мяса в пещере-гостинке присутствует, Надо будет ещё добуду, живём, друзья. Тем более стоящий впереди человек приветливо взмахнул рукой… Короткая боль во лбу, искры из глаз и…

Пробуждение смерти подобно. Деревянная голова с чугунным шаром внутри, что получается? Правильно – погремушка. Невнятное бормотание, лёгкая тряска, сопровождаемая звяканьем и мерным перестуком. И где я? И кто я? Хотя на второй вопрос ответ пока помню.
– Вода? – смутно вижу склонившееся ко мне гладковыбритое лицо, на фоне серого неба.
– Да… - выталкиваю между сухими губами и горлышко моего бурдюка, сочащиеся живительной влагой смачивает их.
Лицо исчезает. Прикрыв глаза, пытаюсь сообразить, в чём неправильность короткого диалога. Точно! Вопрос задан на местном наречии, а ответ на русском. Главное меня поняли. Шар в голове подпрыгнул, и из глаз сыпанули искры, как бы пожара не было. С этой мыслью засыпаю. Повторное пробуждение легче: голова болит меньше, лежу неподвижно, мерный перестук пропал, но звяканье не исчезло, хотя раздаётся реже. Небо посветлело, ароматы готовящейся еды приподняли настроение, свободные руки и ноги порадовали. Попытка встать прошла успешно.
У меня гости. Или я в гостях у трёх здоровенных парней, расположившихся метрах в пяти. Два минуса этой истории, один вздулся на лбу, и подозреваю, разлился под глазами, второй одежда на груди разорвана. В остальном проблем не вижу, попробуем поговорить:
– Я – Роз Лад.
Три гладко выбритых лица развернулись ко мне. Мама дорогая, на подбородках у всех троих вытатуированы клыки, будто не помещаются под верхней губой. Ребята определённо подстраиваются под больших кошек. Над правыми висками у всех троих по косичке, остальные волосы собраны в хвост на затылке. Добротная кожаная и шерстяная одежда, гораздо лучше, нежели на убитых разбойниках, прямые узкие кинжалы в расшитых ножнах и… Теперь понимаю почему меня приняли за этих ребят: почти такие же тесаки.
Переглянувшись, парни посовещались между собой, причём на чуждом мне языке, иное, гортанное звучание и, придя к определённым выводам, положили на деревянную тарелку еду.
– Есть. Вода. – говорит один и машет мне, мол подходи.
При этом даже ни намёка на улыбку. Странно. Дальнейшие наблюдения добавили странностей. Во-первых, мой непонятный статус, вроде не пленник, но следят, вроде не гость, но относятся с уважением. Пропал коготь, висевший на груди, точнее не он, а его обломок, я нашёл кусочек, размером с указательный палец и повесил на груди, как талисман. Девчата на него внимания не обращали, точнее, обращали, когда он их по лицу задевал.
Дальше, везли меня горцы по очереди, пересаживая с лошади на лошадь, а до этого я лежал привязанный к люльке между сёдел. Торопятся. Но куда? Примерное направление угадать не сложно, в горы, в сторону от моей долины. На все попытки говорить выразительно взмахивают рукой, типа молчи. После третьей неудачной попытки молчу сам. Придётся ждать.
К полудню, после моего пробуждения, приехали в горное селенье. Кто смотрел советские грузинские фильмы, поймёт, как оно выглядит. Один из моих сопровождающих ускакал вперёд, пока мы расположились около колодца. Опустевшие седельные сумки отдали мальчишкам и те куда-то пропали. Буквально через минуту, кто-то из мужчин притащил стол, четыре табуретки, а женщины быстро заставили его едой. Интересно девки пляшут. Подражание кошкам у мужчин поголовно. Мальчики лицами чисты, наверно до совершеннолетия, у женщин никаких признаков не заметил. Опять же, со мною не говорят, только рассматривают, открыто и без вражды.
Вернулся главный, уже без лошади, быстро переговорил с окружающими нас людьми и сев за стол принялся поглощать пищу. Увели оставшихся лошадей, а вместо них привели четырёх свежих, с раздутыми седельными сумками. Едва наш командир доел, со стола убрали и притащили… Самовар! Немного не такой, какой я привык видеть, но самовар. А к нему прилагались чашки, пара горстей сладостей в плетёных вазочках и горшочек мёда. Я офигел.
Глядя на показательное пожирание сладостей улыбнулись все, даже мои суровые конвоиры, а одна миловидная девушка, улыбаясь откинула волосы с ушей, за что получила подзатыльник от пожилой матроны. Смутившись, красавица опустила волосы на уши и убежала куда-то во дворы.
– Ехать. – хмуро бросает главный, заметивший эту маленькую сценку, и встаёт, прервав чаепитие.
Ехать, так ехать, вздыхаю я, успев выхватить ещё одну ложку мёда. Ну, сладкоежка я. Представьте, сколько уже мучаюсь. Перед самым выездом из аула опять попалась улыбчивая красавица, дождавшись, когда взгляну на неё, опять открыла уши. Не знаю, зачем она это делает, но явно жест доверия, улыбаюсь в ответ, и миловидное лицо исчезает за постройками.
До вечера поднимаемся в горы. Иногда останавливаемся и, сняв седла, протираем лошадей, седло я не снимаю, но в протирании участвую, после выезда из аула поднялся настойчивый, холодный ветерок и такая предосторожность явно не лишняя. Сами ели в сёдлах, запивая острый сыр и вяленое мясо холодным чаем. Во второе селение вошли глубокой ночью и, как ни странно нас ждали. Уставших лошадей тут же увели, а нас уложили спать в большом доме на кроватях. Отсутствие простыней ничуть не уменьшило удовольствие. Дорога в никуда вела явно к вершинам.
Ранним утром непонятная гонка со временем продолжалась. Физически ехать на лошадях проще, но вот одна часть моего тела с такой концепцией не хотела соглашаться и жутко болела, когда конь, или кто он там, подбрасывал меня по какой-либо причине. Я, конечно, слышал, как седлом натирают сидалищный нерв, но почувствовать такое на собственном опыте. Лучше не проверять.
В очередном, не помню котором по счёту селенье кроме лошадей и припасов нам дали меховую одежду, сразу почувствовал подвох. И не зря. Через пару часов преодолев серию крутых подъёмов, мы выехали на просторное плато. Вот где разгулялся ветер. Холодный, пронизывающий, норовящий сорвать папаху с головы, выбривающий ледяной бритвой щёки. Прав Владимир Семёнович в выборе эпитетов. Жуткая, многочасовая, скачка по ровной как натянутая тетива дороге выматывала. Радовало присутствие конечной цели, уже видимый сквозь высекаемые ветром слёзы: дворец – не дворец, храм – не храм.
Обширный двор под нависшей скалой и закрытый от ветра высокой, под самый скальный козырёк стеной, впустил нас в свои объятья через деревянные ворота. Тридцать шесть ступеней, не знаю, зачем я их посчитал, привели к ещё одним. Менее массивным, зато украшенными двумя изображениями больших кошек, казалось, они трутся лбами, выражая друг другу ласку и нежность. Кошки, я имею в виду. Занятый рассматриванием искусной резьбы я пропустил, как чуть в стороне от ворот открылась калитка, и нас пригласили войти.
Коридоры, лестницы, переходы, балконы, через пять минут путешествия внутри скалы я потерял чувство направления и самостоятельно покинуть храм у меня не будет никакой возможности. Одни сопровождающие сменялись другими, конвоиры-проводники с клыкастыми татуировками быстро исчезли, а меня продолжали вести, передовая с поклонами и бормотанием друг другу ребята в серых одеждах. Местные послушники или монахи. Настроился на долгое блуждание по мрачным подземельям, тут мы пришли.
В комнату для допросов. Хотя правильнее сказать комнату психологической разгрузки: мягкий свет, мягкие кресла, да, именно кресла, столик с кувшином и двумя, пока перевёрнутыми кверху дном чашами. Стены задрапированы тканями, попадающими под определения шёлка, во всяком случае, тактильные ощущения похожи. Кресла оббиты войлоком, тут уверен в стопроцентном попадании, поскольку универсальная штука. Кстати именно он спасл мою за… заспинную часть от позора: суровые горные парни сообразили о моей проблеме и выдали супер-штаны с такой толстой вставкой, так что удары и трение серьёзно снизились с «мамочки, как больно» до лёгкого неудобства.
Ну что ж, присядем, кувшин подождёт собеседника, вот если чаша была одна, то промочил бы горло обязательно. Едва я устроился поудобнее, как в комнату, в сопровождении монашки, тоже вся в сером, вошёл ветхий старик. Вскочил, направляюсь с намереньем помочь, но остановлен властным жестом девушки. Немного удивлённый возвращаюсь на место, ладно, пока дама усаживает Далай-Ламу в кресло, у меня есть время рассмотреть их.
Ну, на счёт Ламы я погорячился, поскольку стиль одежды скорее монахов-бенедиктинцев, только из шёлка, сбили с толку жидкие усы и бородка, всё-таки голливудские штампы сильно мешают правильному восприятию мира. Ещё одним отвлекающим фактором оказалась девушка, одетая в подобие кимоно, но опять же, немного внимательности и наваждение спадает. Рассмотрел ещё одну деталь, привязка к большим кошкам у женщин идёт через уши: на верхние кончики ушей надеты серёжки с маленькими, торчащими кисточками. Похоже, теперь я понимаю смысл открывания ушей – незамужняя девушка подаёт знак мужчине.
Наполнив чаши, девушка поворачивается ко мне:
– Говорить. Ты.
С трудом подбираю слова:
– Говорить. Надо. Что?
– Не чужой слово говорить. Своё слово.
– На русском, что ли? – от растерянности говорю на языке родных осин.
Но девушка догадалась правильно:
– Да. Говорить. Много. Долго. Пить и говорить.
Ладно, отхлёбываю из простой глиняной чаши сладковатого с лёгкой горчинкой напитка и начинаю рассказывать историю своего попадания, пару раз сбиваюсь, натолкнувшись на суровый взгляд сопровождающей, наконец, замолкаю. Не то. Дедушка сидит, прикрыв глаза, подобный куску старого дерева, не выражая никаких эмоций. А если попробовать стихи? Уже после второго стихотворения девушка ободряюще улыбнувшись, уходит, а меня понесло. Гумилёв мешается с Панфиловым, Лермонтов с Евтушенко, Высоцкий, Окуджава, Шевчук. Время от времени прихлёбываю приятный напиток, смачивая уставшее горло.
– Вам приходилось обращать внимание, как легко общаться с одними людьми и тяжело с другими? – Лама открыл глаза и внимательно разглядывал меня.
– П-приходилось – отвечаю, подбирая потерянную челюсть. – Но откуда Вы знаете русский?
– Я не знаю твоего языка, но я слышу его мелодию. Ты тоже это слышишь, только тебе пришлось выпить весь кувшин, а мне достаточно нескольких глотков.
С изумлением рассматриваю чашу в руках, потом приподнимаю кувшин – действительно почти пуст. Под ободряющий кивок выливаю остатки в свою чашу, а через мгновенье та же монашка, что начинала разговор меняет кувшин на полный. Проводив её взглядом поворачиваюсь к старику:
– Как?
– Это не важно, но я отвечу. Тебе приходилось общаться с людьми, зная всего несколько слов?
Странная лёгкость и веселье окутывают меня. Нет, бесшабашной удали нет и ржать над кольцами дыма тоже не тянет, не говоря уж про эйфорию. Состояние как будто проснулся после хорошего отдыха: хочется делать добро на право и на лево.
– Ха! Недели не прошло. – отвечаю немного с пафасом.
Далай Лама чуть растягивает кончики губ в улыбке, видимо ему крепко досталось, всё-таки не мальчик.
– А ты уверен, что повстречай других людей ты смог бы понять их так же легко?
Задумываюсь. Действительно, на следующий, после расставания, день попытался составить какой-никакой словарик, с ужасом понял отсутствие в моей памяти перевода многих слов. Произносимые вчера фразы, и довольно сложные, исчезали из памяти с потрясающей быстротой, а ведь я вполне понимал болтовню девчат.
– Интонации, жесты, выражения лиц, позы – всё это помогает переводу. – Старик чуть кивал в такт словам, – Если два близких человека вдруг начнут говорить на разных языках, то они поймут друг друга. Так и наоборот, говоря на одном языке можно не понять незнакомца.
– В кувшине был наркотик? Раскрепощение сознания?
– Я отвечу и на этот вопрос, но потом моя очередь спрашивать. Да, в кувшине особый напиток. Тебе ничего не грозит… Но завтра мы не сможем поговорить, и ты не сможешь поговорить с другими.
– Понятно... – вот, они, особенности национального перевода. – Спрашивайте.
Старик выложил на стол мой обломок когтя большой кошки.
– Ты убил Каррас?
Хороший вопрос. С их поклонением большим кошкам однозначный правильный ответ может закончится ночёвкой за пределами храма, даже при наличии тёплой одежды, если её вернут, до рассвета дожить шансов у меня очень мало. Солгать, уверен, не выйдет. Местный настоятель, или шеф безопасности, для начальника я, скорее всего, рожей не вышел, легко распознает ложь. Ладно, будем говорить правду.
– И да, и нет. Оба ответа верны.
Старик прикрыл глаза и задумался. Широкие ладони с тяжёлыми узлами суставов, лежащие на мягких подлокотниках, чуть подрагивали. Гневается? Смеётся?
– Расскажи.
– Когда мы встретились в первый раз, я видел, как огромное бревно ударило большую кошку. Каррас. На следующий день я нашёл её с парализованными лапами. Лишённая возможности двигаться она стала бы добычей для пожирателей падали, и я не хотел, чтобы её поедали живьём.
– Её? – старик вздрогнул, и на его лице промелькнуло волнение.
– Да. Это была самка. Я убил её выстрелом в голову. Но перед этим я помог родиться двум котятам и назвал их Чекист и Амба.
Улыбка озарила морщинистое лицо.
– Ты принёс печальную весть и потревожил сердце Детей Каррас, но ты принёс две радостные вести. Завтра тебя проводят, куда ты попросишь.
– А остаться с вами нельзя? – вопрос вырвался из моей груди быстрее родившейся в голове мысли.
Старик долгим и печальным взглядом рассматривал меня и ответ в принципе уже понятен, но оставалась крошечная надежда.
– Нет, чужак. Ты принесёшь большую войну Детям Каррас, но пусть это случится как можно позже, мы слишком долго уходили на юг от Проходимых Стен, теряя людей и целые рода. Сейчас мы в конце пути. Когда тебе потребуется ВСЯ сила Детей, тогда зови нас, но не проси кусочек силы. Женщина не может быть чуть-чуть беременной.
Настала моя очередь откидываться и закрывать глаза. Минут пять я приходил в себя после отказа.
– Я так устал от одиночества. Сначала я оказался здесь. Друзья, работа, мир, который я знал остались где-то за правым краем земли. Здесь я встретил новых, молчаливых, но весёлых друзей. потом они ушли. Понимаю. Умом понимаю, что оставаться рядом они просто не могли. Слишком мало пищи для трёх хищников… Потом я не смог пойти с Солью и Дингой… Что дальше?..
Вопрос, конечно риторический, но старик заговорил. Мягко, как уговаривают смертельно больного на операцию без наркоза. После операции больной будет жить полной жизнью, но количество боли…
– Испытания, тяжёлые, страшные, подлые. Может смертельные, и тогда Дети погибнут, когда Девять и Одна принесут Проходимые стены сюда, а не в Великой Битве. Но каждый раз, перед каждым испытанием выбор только за тобой. Всегда.
Старик помолчал, рассматривая видимое что-то ему одному, и тихо добавил:
– Кроме сегодняшнего дня.
– Тогда проводите меня как можно дальше на юг. И если не сложно, то пусть этот вечер пройдёт за кувшином хорошего вина и приятной беседой с мудрым человеком.
В ответ шёлк распахнулся и та же девушка внесла глиняный кувшин, чашки с мясо-сырной нарезкой.
– Расскажи мне о своём мире. – старик собственноручно наполнил чаши, и лукаво улыбнувшись добавил – И о красивых женщинах твоего мира.

Глава 8. Третья попытка.
Опять стою над обрывом.
Долго. Сегодня солнца нет. Сверху серо, снизу бело.
Под моими ногами плещет молочное море, не хватает только кисельных берегов. Если убрать туман, то сквозь тёмную зелень хвои увижу багряные всполохи или жёлтые пятна кустов. Там, ниже по течению левой реки, ещё ранняя осень, чуть прохладнее ночью, чуть холоднее воздух по утрам, да немного больше дождей. Там звенит смехом Динга-Колокольчик, там сосредоточенная и задумчивая Соль. Там идёт жизнь. И всё мимо меня. Здесь, в Доме Над Миром, позавчера кружил первый снег. Лёгкий, почти незаметный, таял от дыхания, от прикосновений к пожухлой траве, опавшей листве, голым ветвям деревьев, набравшим за лето густую зелень, иголочкам сосен.
Зима. Я тебя знаю, белая красавица. Ты придёшь за мной на мягких лапках северного лиса. Могучие деревья с толстой корой не вырастают в мягком климате. Не держат свои ветки чуть опущенными вниз, прикрывая суставы длинной хвоей, чтобы соскальзывали тяжёлые пласты снега. Им это не надо. Там, где тепло чаще встречаются большелистные растения с мясистыми, мягкими веточками.
Потому стою сейчас над краем обрыва, вслушиваясь в шёпот обмелевшего за лето правого ручья.
Не могу заставить себя спустится в сырую белизну тумана. Боюсь. Боюсь опять оказаться изгоем средь людей.
Быть отверженным – счастье полубога
Лишь плащ потертый да посоха рука
Да желтая кирпичная дорога
За горизонт за облака.
Голос глух и жалок. Слова вязнут в воздухе, едва сорвавшись с губ. Прошлым днём, как бы оправдываясь за ночной снег, навалилась почти летняя жара, снежный морок растаял несбывшимся кошмаром, но холодок в душе остался. Мне пора. Ещё чуть задержаться и до весны не выберусь, а может и никогда.
Горцы привезли меня к моему бревну-лестнице, помогли поставить его надёжно, видать знают толк в таких вещах, затащили подарки на террасу и ушли. Знание языка пропало, едва проснулся после долгой беседы со стариком. Хотя проснулся не совсем верно, практически весь путь спал привязанный к высокому седлу. На привалах чуть оживал, ел, пил, оправлялся и опять засыпал, переваривая долгий откат после зелья. Даже не могу сказать, сколько дней длилось наше путешествие.
Пока мы беседовали со Старцем С Горы, кстати, не представился старый хрен, удалось получить некоторую информацию о мире, но выжимать её приходилось по капле, как раба из человека.
Под конец разговора, когда мысли путались, а язык совершенно не поспевал за ними, проскочила странная фраза «Вновь открывшиеся Врата», но к чему она была сказана так и не смог вспомнить.
Удалось узнать про правую реку, там Проходимая Стена гораздо ближе к моей долине, путь проще, нет крутого спуска, зато есть проходимый для караванов обрыв, где сверкает бриллиантовыми брызгами водопад, и нет места для Духов Гор. Они, конечно, ходили по правой реке для торговли, и их не пытались развесить мясными плодами по деревьям, но с некоторых пор одинокие странники и малые группы стали пропадать, а торговаться приходили только крестьяне. Во избежание проблем, контакты пришлось свернуть.
Про супер-стены дополнительной информации получить не удалось. Непроходимые для всех, проходимые для избранных, а уже они, могут провести с собой несколько человек. Количество зависит от каких-то параметров, не совсем понятных, но предполагаю от звания или от должности. Немного понятнее со скамейками. Одноразовое устройство, символ подчинения женщины, домашнего очага и женской жертвенности. Стала понятна радость по поводу сломанной скамейки, в противном случае Соль оставалась бы женой скамейки – проституткой по-нашему. Развод со скамейкой – единственная возможность для женщины стать самостоятельной, такой развод не только способ вернуться с откупными, но и самой выбирать мужчину, кому отдаётся рука и сердце. И скамейка, естественно, тоже.
Ну что, Ярослав, по прозвищу Роз Лад, двигай коленвалом, впереди правая река, на левую тебе путь заказан. Пока заказан. Теперь у меня есть план и, уверен, со временем вернусь на левую сторону гор, только полноправным человеком.
После не совсем удачного первого путешествия изменил арсенал. Вместо тесака взял топор, насадив его на длинную рукоять, получилось что-то вроде трости. Нижний конец рукояти усилил шипом. Если правильно помню, то называние у такого топора есть: гуцульская валашка. На мой предвзятый взгляд очень удачная и удобная в хозяйстве вещица. Уменьшил запас стрел и увеличил количество наконечников. Прихватил много шнура и приличный моток верёвки, капроновой, правда, уже побывавшей в эксплуатации, но другого нет.
Ну вот и всё. Пора.
Спустившись на первую террасу, неожиданно оказываюсь в узкой прослойке чистого воздуха. Ноги взбивают струи густого тумана у самой поверхности земли, и такая же густота висит над головой. Кажется: подними руку вверх, и зачерпнёшь облака.
Если по левой стороне терраса быстро закончилась крутым обрывом, то правая сторона просто перешла в долгий склон. Постепенно погружаясь в белую сырость, мерным шагом иду, забирая вправо. Когда туман поднялся до пояса, поймал себя на том, что стараюсь поднять руки повыше, будто не в тумане иду, а в воде. Невольно вспомнился ёжик. Тот самый. Пробующий туман на ощупь. Глупый смешок вырвался из груди, а губы растянулись в улыбке.
Вскоре погрузился с головой и одежда, и лицо покрылись маленькими капельками. Теперь ориентироваться приходилось только на слух, изредка огибая выныривающие из серой мглы деревья. Количество камней под ногами резко увеличилось, влажный воздух, казалось, не насыщал лёгкие кислородом, а забивал их ватой.
Споткнувшись в очередной раз, останавливаюсь и понимаю: заплутал. Теоретически взяв резко вправо, выйду к рукаву, но... Левая река текла по ровным участкам перемежавшимися водопадами, а правая бурно скачет по каменным глыбам поскользнуться на мокрых камнях в условиях ограниченной видимости почти стопроцентный шанс. Не-а, рисковать не буду. Тут, кстати вырисовывается проблема: сейчас ручей представляет собой труднопреодолимое препятствие. Что будет дальше? Неизвестно. Надо решать перебираться на правобережье или идти по этой стороне? Переплыть, как я сделал на левом потоке не получиться из-за буйного нрава воды. Оставался вариант с мостом, но весенние паводки выкосили подходящие деревья на приличном расстоянии от берега, а таскать брёвна достаточной длины в одиночку что-то не хочется. Ладно. Будем создавать проблемы по мере их разрешения. Вот и туман опустился, пока размышлял, землю видно, да и деревья перестанут перебегать дорогу. Вперёд, парень, шевели подковами.

Пара дней прошла в однообразном перебирании ногами. Даже погода глумливо не собиралась меняться, оставаясь туманно-серой. По утрам камни, деревья и вещи покрывал слой капель, а одежда превращалась во влагонакопитель. Приходилось жечь большие костры и сушиться. Такой размеренный темп движения давал неплохой эффект, в плане постоянного бодрячка при пробуждении и хорошего стимула для быстрого движения, хотя следить за дорогой надо на порядок внимательнее, все-таки ноги это не только средство перемещения, но и единственный способ вернуться в случае неприятностей.
Третий день пути принёс облачный, но светлый и тёплый денёк и новые проблемы.
Отсутствие дымовой завесы позволило оглядеться дальше, чем пара сотен метров. Вместо открытого пространства долина сжалась до полукилометрового горла, с пропиленным рекой глубоким ущельем. Попытки сунуться в сторону закончились провалом. Поднявшись на какую-то высоту, я спускался по щебёнке вниз, раз за разом упираясь в стену. Из упрямства полез на огромный язык, протянувшийся от скал до обрыва. Подняться удалось почти на самый верх, снизу казалось, что можно пролезть, а подойдя поближе, обнаружил – хрен! Даже не отвес, а нависание. Желание искать путь наверх истекло из меня тугой струёй и потом.
Дорога становится всё хуже и хуже. Осыпи подступают к обрывистым берегам практически вплотную, оставляя для прохода, иной раз, метр ширины. Возможности перейти на другой берег нет, не было и не будет, а перепрыгнуть десятиметровое ущелье задачка для чемпионов, с пулей в голове.
К вечеру левый берег закончился. Вначале осыпи прерывались скалами, потом камни слились в стену, постепенно отъедая свободное пространство. Сто метров, пятьдесят, десять, три… Постоянные повороты скрадывали расстояние, и, поверну в очередной раз, я упираюсь в тупик. Маленький пятачок, метров пять в диаметре, справа обрыв, прямо стена, слева небольшая, метра четыре осыпь, подпираемая огромным, непонятно как сюда попавшим, выворотнем и… Всё...
Захотелось сесть и заплакать. Ощущение неудачи, провала навалилось паровым катком. Сбросив поклажу, минут пять вымещал злость на невинном пне и остановился только когда приличный, с мою голову, камень, проскочив между ног, свалился с обрыва, отбив короткую, но звонкую чечётку.
– Так, парень. – тяжело дыша откладываю топор, – Сто десять глубоких выдохов. Иначе башку снесёт окончательно. Камнем. Раз... Два... Три… Какие плюсы в нашем положении? Двадцать один… Двадцать два… Правильно, у нас тихое место для ночлега. Тридцать девять… Сорок… Уже нарублены дрова. Пятьдесят пять… пятьдесят шесть… Разводим костёр и спим. Семьдесят девять… Восемьдесят… И прекрати дышать как рыба на берегу.

Правду говорят про утро и по поводу мудренее. Солнце окончательно разогнало тучи и даже в моём колодце прибавилось радости. Раздув угли готовлю себе чай, запасы которого мне подарили Духи Гор или Дети Каррас. Интересно получается: равнинники и горцы одно слово читают по-разному. И в каждом случае слово несёт серьёзную смысловую нагрузку. Жаль обломок когтя остался у старика, а тревожить могилу большой кошки я не стал, посчитав святотатством.
Ну что ж, немного вернёмся и будем искать другой путь. Тем более не буду терять время на ползанье по осыпям. Меня ждёт правый берег!

Вперёд мой друг! Там ждёт тебя погибель!
Но если ты не струсишь сделать шаг,
Я обещаю: ты увидишь –
Как падает тобой сражённый враг!

Благодарю Вас, лорд Байрон, умеете вы поддержать отчаявшегося. Путь обратно не занял и половины дня, поскольку не пришлось плутать. Быстро нашёл узкое место, где река уже ушла под землю, но ущелье ещё не превышало трёх-четырёх-пяти метров в ширину. Самое главное недалеко расположилась небольшая рощица с длинными жердями, ну в смысле деревьями.
Надо почаще попадать в сложные ситуации, иначе мозг совершенно перестанет работать. Ну, кто сказал, будто мосты делают только из брёвен? Правильно – никто! Зачем мне брёвна, если надо перейти одному человеку. Вот! Можно обойтись лестницей. Да, да, именно простой лестницей, примерно такая же болтается над ущельем практически в каждом приключенческом боевике. А на лестнице висят Индианы с Джонсами. Для жёсткости привяжу с обеих сторон по ромбу, созда, тем самым четыре треугольника. И получится лёгкий мостик, который перенесёт меня на другой берег. Работы оказалось всего-то на полдня, и вечером, уложив сооружение на подходящие камни провёл ходовые испытания. Мост слегка пружинил, раскачивался и легко держал мой вес, самое главное – достаточно лёгкий, и позволял ворочать себя в одиночку.
Переправу начал после лёгкого завтрака из крепкого чая и второй кружки крепкого чая. Установив лестницу-мост вертикально дошагал до подходящего валуна на краю разлома и… понял, что не смогу аккуратно опустить сооружение на противоположный край. Пришлось укладывать не состоявшийся мост на землю и крепить к верхней части страховочный фал. Свободный конец обмотал вокруг правой руки и, перебросив через плечё оставил свисать приличный хвост. Теперь я – противовес. Повторяем операцию по восстановлению вертикального положения моста. Блин, поработать не успел, а потный, хоть выжимай. Похоже, солнце решило меня раскалить, довести до самого белого из всех калений.
Медленно, упёршись ногами в валун, и отклячив самый тяжёлый элемент организма опускаю сооружение. Разжимаю пальцы правой руки. Мать… дёрнуло за обмотанную вокруг руки верёвку так, что невольно покрылся холодным потом, а в паху прилично потяжелело. Отпускаю петлю, вторую… Левой рукой придерживаю свободный край. Ну как придерживаю: вцепился намертво, натянув тугой струной, аж шее больно. Всё, петли закончились, а до земли ещё метр. Или полтора. Стравливаю остаток веревки и, чуть подпрыгнув мост «Золотые ворота» занимает устойчивое положение.
Эгей! Мне есть чем гордиться! Придя в себя и оправившись, подхватываю вещи и делаю первый шаг на мост.
М-да… Вид бегущей под ногами воды отличается от вида камней и пыли. Её поверхность, стремительно меняющая формы, завораживает и манит к себе. Закружилась голова и появилась слабость в ногах. Назад! На берег!
Облажавшись с первым шагом долго собирался с духом на вторую попытку. Наконец, плюнув на всё, перебросил вещи, и переползаю на четвереньках, сосредоточив взгляд на перекладинах лестницы. Блин, ну действительно нереально страшно. Наверно надо пройти не один десяток километров по таким мостикам, прежде чем научишься «видеть ногами». На следующий день, проходя мимо пня, машу ему рукой. Благодарю, старая деревяшка, ты не только согрела меня теплом костра, но и прочистила голову.

Проскочив каньон, наконец, вырываюсь на оперативный простор. Правда, для этого пришлось спуститься с обрыва.
Река срывается вниз огромным блистающим столбом. Спуск вниз не занял много времени и сил. Разнообразие звериных тропинок облегчали путешествие и выбор направления, где-то сдесь проходит караванный путь Детей Каррас, но искать дорогу, по которой водят вьючных лошадей, нет ни малейшего желания. Бросив прощальный взгляд на великолепный водопад, покидаю гостеприимные берега реки, и ухожу, забирая вправо.
Здесь в долине осень только вступает в свои права. Значит, у меня есть ещё время найти место для зимовки и желательно среди людей. Прикидывая разные варианты внедрения в общество, с настороженностью относящееся к чужакам вижу только один, скажем так, незаметный вариант – стать бродягой. Местный Далай Лама упоминал о существовании таковых, но как-то вскользь. Любое другое внедрение без знания реалий и языка практически невозможно, среди бродяг буду косить под блаженного. Как вариант попытаться проникнуть за Стену, тогда можно выдавать себя за человека с другой стороны, а при выдворении обратно говорить, мол, я оттуда и не в курсе.
Для осуществления внедрения придётся избавиться практически от всех вещей, но сделать это необходимо по возможности ближе к людским поселениям, при этом как можно незаметнее.
На какое-то время задумался о прошлом. Вспомнил Землю и… Не ощутил ничего. Ни тоски, ни печали. Просто один из моментов жизни. Весело, однако. А ведь в этом мире провёл-то всего ничего… Хотя, полгода уже набежало. Может чуть больше.
Пару дней, продвигаюсь на восток, обыскивая попадавшиеся по дороге скальные выходы на присутствие пещер, пока не вышел на делянку. Лесоповал, выруб, лесозаготовительная артель. Обширная поляна, покрытая пеньками. Кучи сучьев и веток, но стволов уже нет. Кажется, я вышел к цели своих поисков, а значит, внимание надо утроить и немного вернуться назад.
Буквально через час, спустившись в овраг, нахожу потрясающий старый дуб с вполне приличным дуплом. Не пещера, конечно, но подойдёт для моих целей. Потратив какое-то время на переодевание, упаковку и маскировку вещей, делаю несколько петель по лесу, подходя к схрону с разных сторон: не хватало ещё заблудиться при возвращении. Ну что ж Роз Лад остался в дупле, а на лесную дорогу вышел немного торкнутый бродяга Воз.
Когда почти стемнело, и я уже начал сильно волноваться, вышел на ещё одну вырубку. Отсутствие стволов меня успокоило, значит в ближайшее время хозяев можно не ждать. Натаскав веток из куч, сложил небольшой костерок чуть в стороне. Один из немногих предметов, оставленных мною при себе – зажигалка, ею я и воспользовался для розжига костерка. В безветренном воздухе не стал прятать пламя в ладони и даже подержал немного, любуясь рукотворным во всех отношениях огнём. Сухая хвоя затрещала, и пламя перескочило с пожелтевших иголок на веточки, потом лизнуло щепу. Через минуту маленький костёр тихонько потрескивал, разгоняя окружающий мрак и щедрой рукой рассыпая тепло.
Второе путешествие вниз далось гораздо легче в физическом плане, но долгое одиночество, похоже, повлияло на мой разум. Несколько раз бросался на деревья за слишком разлапистые ветки, сталкивал или швырял камни, по моему мнению, мешающие проходу. А выходка с пнём чего стоит… М-да… Я сильно соскучился по людям. Наверно мне хватит на какое-то время даже коротких встреч и пары фраз в день, потом, конечно надо более подробное и душевное, как с Дингой и Солью.
В стороне что-то хрустнуло, и дремота слетела. Вскочить ещё успел, но в глазах потемнело, и я рухнул плашмя, чудом не попав в костёр. Уже потухающим сознанием услышал знакомую членораздельную речь.
Опять, гады, по голове…

Отредактировано Barro (12-01-2014 16:39:30)