Они приближались. Обманчиво неуклюжие и медлительные. Точно вставшие на дыбы, и долго-долго голодавшие медведи. Еще тысяча шагов и еще немного – и все. Совсем все. Горло перехватило судорогой страха. Ву сплюнул горькую слюну в снег. Враги серые, снег белый, кровь красная. Жаль, Ма Цуо уже умер и не сложит новых стихов об этой битве. Между людьми и демонами. Быстрыми и почти неуязвимыми.
Быстрыми. Ву схватился за хвостик мысли. Быстрые, с когтями, что любой доспех пробивают точно дрянную бумагу. Куда там тем медведям - панцирь не спасает! Он лишь замедлит…
Задубевшие завязки не поддавались замерзшим пальцам. А рвать, затягивая лишь сильнее не хотелось.
- Режь! – повернулся он к Цу Фангу, единственному уцелевшему из прибившихся. Тот ближе всех. И соображает неплохо. Поймет – не ударит в горло, думая, что помогает трусу.
- Сейчас, люйшуай! – ответил бывший мятежник, не удержавшись даже в последний миг от стрелы-укола.
Маленький ножик, извлеченный буквально из воздуха, чиркнул по натянутой коже. Панцирь упал в снег, обнажив истертую шелковую подкладку.
Ву повел плечами. Да, так лучше. Морозец радостно укусил, сквозь так и не зашитый дзяпао, топорщащийся клочьями ваты. Наручь пусть остается. Она почти невесома.
До врагов осталось меньше трехсот шагов. И они бежали все быстрее и быстрее, словно камень, катящийся с горы. Врежутся, растопчут, не заметив.
А потом еще раз врежутся! Цзо - лин, растерявший почти весь свой отряд, оскалился не хуже тигра, представив, как легко пробивает наконечник копья мягкую плоть. А копий у нас на всех припасено! Целых четыре.
Не дожидаясь команды, бойцы сбились плечо к плечу, выставив стальные наконечники. Цу Фанг, сменивший ножик на древко, подмигнул командиру:
- Что, люйшуай, все?
Оттуда, где небо касается земли, вдруг набежала легкая тень облачка. Причудливой игрой, то вдруг сложилось в рваный, но все же узнаваемый силуэт Маленького Всадника, машущего рукой.
Эх, Ци Те Ни, как же сейчас не хватает тебя, и твоей «длинной сотни»! Знал бы ты, не подвел бы друга, не поймал бы животом сразу восемь лучных стрел.
Со змеиным шорохом выполз из ножен меч, разгладил обушком складку на плече, лёг, ободряюще звякнув колечками.
На вытянутых будто волчьих мордах уже различимы глаза. И пена, срывающаяся с клыков…
Вот теперь точно – все.