Доморацкого мама уделала по всем статьям. Ее истребитель раз за разом совершал головокружительные фигуры высшего пилотажа, ставя противника в тупик неожиданными ходами, то и дело оказывался у него на хвосте и настойчиво разрушал защиту незримыми виртуальными очередями учебных пушек. И это при том, что полковник в свою очередь демонстрировал отменную выучку и сопротивлялся изо всех сил. Но, судя по всему, истосковавшийся по небу ас с упоением добирал сейчас все, чего его лишили в предыдущие годы даже без помощи уснувшего мантиса.
Курсанты наблюдали за происходившим высоко в небе поединком по тактическим экранам, азартно комментировали тот или иной удачный маневр, охали, когда кто-нибудь из соперников совершал ошибку. Основная масса болела за Доморацкого. Грац, разумеется, был на стороне матери. Васька и Танька также оказались в его малочисленной группе поддержки. Отец… он стоял чуть в стороне, превратившись в статую. Только пристальный взгляд, неотрывно следящий за очередным пируэтом серебряного крестика, подсвеченного на экране зеленым, выдавал его жгучий интерес.
Наконец, после целого каскада хитроумных приемов, мама умудрилась подобраться к машине Доморацкого практически на расстояние вытянутой руки и ахнула по нему полным залпом. Бесстрастный компьютер зафиксировал окончательное разрушение истребителя полковника и присвоил ему статус уничтоженного.
- Вот это да! – восхищенно присвистнул Васька. – Нет, я понимаю, но чтобы уделать полковника словно зеленого юнца? Видали, как она его на вертикали срезала? Да, не знал, что твоя мать так умеет!
Дивайн промолчал. С одной стороны его распирала гордость, но в то же время к ней примешивалось и чувство тревоги. Не выйдет ли маме боком такая яркая демонстрация своих способностей первоклассного пилота? А ну как имперская контрразведка докопается? Экспат оглянулся на отца. Тот стоял чуть в стороне, позади возбужденно переговаривающихся курсантов, и разглядывал какую-то букашку, ползающую по земле у него под ногами с таким видом, будто все происходящее вокруг не имеет никакого смысла.
Грац подошел к нему и тихонько спросил:
- Скажи, у нас будут какие-то неприятности из-за этого боя? Доморацкий ведь сам предложил маме учебный поединок, это все слышали!
Отец долго молчал, но, в конце концов, ответил.
- Расслабься. На самом деле я переживаю не потому, что твоя мама с присущим ей блеском разделала под орех уважаемого полковника. Проблема совсем в другом. Видишь ли, сынок, я искренне надеялся, что она за все те годы после твоего рождения уже смирилась с мыслью, что больше не будет летать. Да, это больно – лишиться любимого дела, но, поверь мне на слово, так было надо! И теперь я волнуюсь, чтобы она не сорвалась и не наделала глупости. Именно она, а не кто-нибудь еще, понимаешь? Ладно, будем надеяться, что у нее хватит выдержки. А теперь пойдем и встретим ее. Я знаю, маме будет безумно приятно, если после полета именно ты встретишь ее под крылом.
Экспаты направились к стоянке, на которую уже заруливал учебный истребитель. Дождавшись, когда затихнет свист турбин, Грац помог технику подкатить к борту машины лесенку. Колпак кабины плавно отошел назад, и мама чертиком выскочила наружу, стремительно оказавшись на земле. Нетерпеливо щелкнула застежками шлема, скинула его и ослепительно улыбнулась.
- Потрясающе! Думала, что позабыла все на свете, а как только взялась за штурвал, руки-ноги сами все моментально вспомнили. Будто только вчера летную палубу «Приговора» покинула.
- Но в самом начале поединка вы все-таки совершили несколько ошибок, - Грац вздрогнул. Он даже не заметил, как у него за спиной появился полковник Доморацкий. Надо же, по внешнему виду форменный медведь-переросток, а двигается бесшумно, словно привидение.
Мама заливисто рассмеялась.
- А вы деликатно обождали и не воспользовались ими!
- Что вы, как можно, - Доморацкий сделал испуганное лицо. – И лишить себя шанса испытать судьбу в схватке, пусть и учебной, с пилотом клана Дивайн? Держите карман шире! Нет, на самом деле вы провели потрясающий бой. Примите мою искреннюю благодарность. Я получил весьма ценный опыт. Кстати, а как вы посмотрите, если я предложу вам немного подтянуть моих оболтусов? – последняя фраза прозвучала настолько обыденно и как-то между прочим, что Грац не сразу в нее врубился. Но зато когда смысл слов Доморацкого дошел до него в полном объеме, экспат тихо пришалел. Еще бы, маме предложили занять должность инструктора в клубе, они будут летать вместе!
Но восторг Граца быстро сошел на нет, когда он заметил, что на мамином лице радость уступила место тихой грусти. Да и отец вдруг почему-то сжал его предплечье с такой силой, что парень тихо зашипел и осторожно попытался разжать ставшую стальной хватку.
- Я признательна вам за столь щедрое предложение, господин полковник, - мама говорила медленно, явно стараясь подобрать правильные слова, - но вряд ли у нас выйдет что-нибудь путное. Вы должно быть не в курсе, но я и так нарушила сегодня целую кучу статей подписки, которую дала в свое время в имперской контрразведке. Так что для всех будет лучше, если все останется как прежде.
- Вон оно что, - полковник насупился. – Что ж, очень жаль. Не волнуйтесь, я немедленно свяжусь с контрразведкой и сообщу, что в сегодняшнем происшествии вашей вины нет. А за бой еще раз спасибо – это было незабываемо! – Доморацкий вдруг выпрямился во весь свой немалый рост, вытянул руки по швам, прищелкнул каблуками ботинок и церемонно поклонился.
Экспатка чуточку помедлила, но потом все-таки вскинула руку в ответном приветствии. А отец наклонился к Грацу и тихонько шепнул ему на ухо:
- Твой командир очень хороший человек.

С этого дня Грац ездил в клуб с легким сердцем. Проблема с родителями исчезла и теперь юный экспат уже ни от кого не скрывался. Вместе с его резко взмывшим ввысь настроением улучшились и учебные показатели. Дивайн лихо выполнял самые сложные приемы, раньше казавшиеся ему недосягаемыми.
Полеты по кругу сменили упражнения в зоне, возросла нагрузка и в учебных классах. Лето пролетело как один день. А в начале осени курсанты сдавали экзамены. По клубу пронесся слушок, будто на итоговых занятиях будут присутствовать «купцы» из военных училищ. И каждый лез из кожи вон, стараясь заслужить от преподавателей наивысшую оценку.
Неразлучная троица: Танька, Грац и Васька, держалась вместе, подбадривая друг дружку советом в трудную минуту. А их выдалось ох как много! Особенно во время полетов. Курсантам предстояло выполнить три задания в зоне. Причем одно из них с инструктором, а другие самостоятельно.
Грац летел с капитаном Киселевым. Волновался экспат жутко. В самом начале даже едва не засыпался, начав разворачивать «Свистуна» в направлении, противоположном полигону. Но вовремя спохватился и быстро исправился. Удивительно, но Киселев промолчал. В итоге Дивайн получил «отлично».
А вот Танька срезалась на выполнении боевого разворота. И потом безутешно ревела, уткнувшись в грудь Васьки, виновато хлопавшего глазами, точно он и явился источником девичьих слез.
Впрочем, здоровяк совсем скоро и сам оказался в подобном положении. Уверенно сдав и теоретическую и практическую часть, Васька получил удар там, откуда совсем не ждал. На итоговой медкомиссии выяснилось, что у него какие-то проблемы со здоровьем и небо отныне для него закрыто.
- Все из-за этой катапульты дурацкой! – убивался парень. – До нее все в порядке было, а теперь… эх! – он сокрушенно рубанул рукой воздух.
- Почему ты так думаешь? – осторожно поинтересовался Грац. Ему тоже пришлось пережить несколько неприятных мгновений на этом тренажере, но никаких неприятных последствий он в итоге не почувствовал.
- А из-за чего еще? Помнишь, как там под зад шибало – словно бревно в два метра диаметром тебя со всей дури лупит. Нет, сто процентов именно катапульта аукнулась. И за что мне такая непруха, с тебя вон как с гуся вода?!
Экспат виновато улыбнулся. Что он мог сказать друзьям, как утешить в их горе? Любые слова сейчас оказались бы лишними и звучали фальшиво. Выходит, распалась их дружная компания. Он опять стал курсантом, только на этот раз уже военного училища, а Васька и Танька будут искать новую дорогу в жизни. Судьба.
- Когда уезжаешь? – девушка смотрела на экспата с затаенной тоской.
- Завтра. 
- Мы тебя провожать придем. Правда, Васька?
- А то! Ты смотри, Грац, раз уж у нас не получилось, так ты должен не меньше, чем генеральские погоны заслужить. Понял?
Дивайн усмехнулся. Будущее пока скрывалось в дымке неизвестности, но это почему-то только еще больше раззадоривало парня. Главное, что он преодолел первую ступеньку по дороге в небо.

Тит
Спасибо, поправил.

- Браток, курево есть?
Григорий повернул голову. Напротив него, привалившись спиной к борту, сидел пожилой боец в шинели с прожженной полой. Он устало смотрел на Дивина, баюкая свою забинтованную правую руку. Экспат виновато улыбнулся, нет, мол. Раненый криво усмехнулся:
- Что, тоже энкавэдэшники последнее выгребли? А, не куришь? Жаль. Да ты не удивляйся, я видел, как тебя на проверку тягали. Меня, вон, тоже – он слегка приподнял забинтованную руку – крутили будь здоров. Все склоняли к тому, что это я сам себе стрельнул, представляешь? А я ведь у себя в колхозе первейший плотник был, куда ж там без руки, она ведь у меня рабочая. Дурачье! Хорошо, разобрались. Кстати, стесняюсь спросить, где тебе физиономию-то так знатно подкоптили?
- Самолет фрицы подожгли, вот и зацепило, - нехотя ответил Григорий. Распространяться на эту тему не хотелось, и так уже замаялся писать объяснительные. Экспат откинулся назад, прикрыл глаза и сделал вид, будто задремал. А в голове все продолжали крутиться события последних дней.

Полет на «шторьхе» едва не доконал экспата. Он-то привык, что имперские аппараты обладают мощной тяговооруженностью, летят фактически на двигателе и плевать хотели на критические углы атаки, а эта винтовая птичка постоянно норовила свалиться в штопор, как только Григорий пытался задрать нос. Пока приноровился не делать резких движений, бедолага-капитан у него за спиной блеванул раза три. Ильин и без того выглядел неважно, а воздушная акробатика окончательно добила его. Поэтому дальнейший полет превратился для Дивина в форменный ад. Мало того, что сержант практически на рефлексах управлял машиной, так еще и карту пришлось читать самому.
В итоге до места назначения они добрались на последних каплях горючего. Наплевав на возможные последствия, экспат посадил самолет на мало-мальски пригодную для этого полянку, забыв подать условленный сигнал. Поэтому их с капитаном благополучно скрутили подоспевшие красноармейцы, принявшие незваных гостей за заблудившихся немцев. Хорошо еще, что вовремя подоспел особист – он-то, как оказалось, был в курсе их полета.
Ильина отправили в медсанбат, привезенные им документы – в штаб, а экспата посадили под замок в каком-то сарае, где обреталось еще несколько бойцов. На робкие протесты энкавэдэшник отреагировал вяло. Буркнул: «разберемся» и был таков. Дивин решил обождать. А что, в принципе местные в своем праве – если подумать, то личность он для них абсолютно непонятная. Имелось бы удостоверение, тогда другое дело. А так… бросили и забыли. Даже на допросы несколько дней не вызывали.
У Григория создалось впечатление, что представители местной контрразведки чего-то ждут. И он даже примерно представлял, что именно – видать, в руки подобравшим его после крушения людям попало кое-что из снаряжения и оборудования сбитого «Когтя». А тот вредный старикан – Махров – сумел в нем немного разобраться и объяснить, какую ценность они представляют. Оставалось надеяться, что окруженцы будут пробиваться к своим еще долго.
На пятые сутки до него все-таки дошла очередь. Дивина кликнули на выход и отвели в сильно натопленную избу. Дали карандаш и тоненькую пачку бумаги. Велели написать подробно все, что он помнит, что видел и что знает. 
- В районе, где тебя подобрали окруженцы, - терпеливо объяснял ему спустя пару часов старший политрук, проводивший проверку, разбирая каракули экспата, - действительно пропали три звена штурмовиков. Их послали уничтожить немецкую колонну бронетехники, обнаруженную нашей разведкой. Только вот беда – сержанта Дивина ни в одном экипаже не было!
- Так я никогда и не утверждал, что я Дивин, - терпеливо отвечал Григорий. – Вы же в курсе, товарищ старший политрук, что у меня после падения с памятью неважно.
- Да-да, - отмахнулся от него особист. – Командование сводного отряда указало в сопроводительных бумагах, что это они так поняли твое бормотанье. А ты про себя сам не вспомнил чего за это время?
- Увы! – Экспат постарался ответить как можно более искренне. – Постоянно пытаюсь, но пока безрезультатно.
- Жаль. Ну а полет последний? Как летел, что делал, переговоры по радио, может, какие вел?
- Смутно, - осторожно сказал Григорий. – Вроде бы из-за облаков вывалился и на немцев напоролся. Они на дороге прямо подо мной оказались. На гашетку нажал, потом сразу сильнейший взрыв, вспышка перед глазами, запах гари, удар и все.
- Негусто, - постучал карандашом по столу старший политрук. – У меня правда имеется донесение покойного ныне политрука Залыгина. В нем он утверждает, что ты нанес серьезный ущерб фашистам и тем самым спас отряд. И капитан Ильин данный факт подтверждает. Выходит, ты герой, а, Дивин?
- Вам виднее, - уклончиво ответил экспат. – Как я могу об этом судить, если помню все фрагментами?
- Что ж, проверим, - подытожил особист. – Посидишь пока в сарае. А мы подождем, что на наш запрос из авиаполка ответят.
- Скажите, - рискнул спросить Григорий. – А про отряд наш ничего не слышно? Я когда улетал, они в бой с немцами вступили – меня прикрывали. Может, вышел кто?
Старший политрук помрачнел.
- Разгромили их, - глухо сказал он. – Окружили и разгромили. В живых никого не осталось. Местные жители сообщили, что было несколько пленных, но об их судьбе пока ничего не известно.
«Ишь ты, - сообразил экспат, - они, получается, в тыл к немцам разведгруппу забросили, раз местных жителей сумели опросить. Видать, Махров-то напел знатно. Да, странный старикан. Хотя, может и какая-то другая причина имелась – не зря же, как выяснилось, в отряде рация имелась.»
Прошло еще три дня тягостного ожидания. Дивин отчаянно мерз в продуваемом всеми ветрами сарае, голодал, но стоически переносил это нелегкое испытание, выпавшее ему. Однажды его навестил врач. Осмотрел ожоги, похмыкал, а потом велел мазать какой-то вонючей гадостью из маленькой баночки. После этого другие обитатели сараюшки предпочитали не приближаться к экспату из-за резкого запаха.
Но все имеет обыкновение когда-нибудь заканчиваться. В один из дней Григория снова вызвали к уже знакомому особисту. В избе помимо мрачного старшего политрука обнаружился еще и высокий молодцеватый полковник с папкой в руках. Он весело подмигнул арестанту, чем привел того в тягостное недоумение – командир был совершенно незнакомый. Дивин внутренне подобрался. Хрен его знает, что сейчас предстоит услышать, может быть у них тут принято шутить, когда на расстрел отправляют.
- Вот что, сержант, - старший политрук смешно пожевал губами. – Авиаполк недавно отправлен на переформирование после тяжелых боев. А канцелярия погибла под бомбежкой. К тому же, как нам удалось установить, вся эскадрилья, что летала в тот день на штурмовку, сгорела как хворост в костре. Но ты не дергайся раньше времени. Рассказ твой проверили, факты подтвердились. Ты действительно тогда знатно немцев приложил. Поэтому командование приняло решение, учитывая все обстоятельства дела, отправить тебя в запасной учебный полк. Заодно подлечишься до конца. Документы получишь на имя сержанта Дивина. Почему – объяснит товарищ полковник. Прошу.
- Спасибо, - полковник неторопливо раскрыл свою папку. – Ты, Дивин, привез из вражеского тыла очень важные документы. Командующий лично приказал представить тебя к награде. А учитывая, что ты еще и колонну фашистов уничтожил… 
- Простите, товарищ полковник, - набрался наглости экспат. – Но документы те добыл пограничник из нашего отряда. Рыбаков его фамилия.
- Сержант, не забывайся! – прикрикнул на него особист, хлопнув ладонью по столу. – Почему перебиваешь старшего по званию, совсем нюх потерял?
- Ну, не будем излишне строги, товарищ старший политрук, - слегка натянуто улыбнулся полковник. – Да, о чем это я? Ах да… так вот, командующему доложили твою фамилию и звание. Поэтому представление на орден Красной звезды подписано именно на сержанта Дивина. Тем более, ты все равно настоящего имени не помнишь. В общем, поздравляю! А пограничника твоего тоже не забудем, не волнуйся. Это похвально, что за товарища переживаешь. Ну, чего молчишь-то?
- Служу трудовому народу! – вытянулся Григорий. В самом деле, лучше не зарываться. Фортуна – штука переменчивая, возьмет, да и повернется в одну секунду задом. Так что лучше всего сейчас помалкивать, поедать начальство преданным взглядом и изображать из себя образцового служаку.
- Иди, Дивин,  - приказал особист. – Жди во дворе. Скоро машина пойдет на станцию, я прикажу, чтобы тебя захватили. Документы получишь перед отъездом.
Вот так и получилось, что ехал нынче новоявленный сержант Григорий Дивин в запасной авиационный полк куда-то под Ижевск. Название это ничего не говорило экспату. Но он твердо решил, что приложит все усилия для того, чтобы стать своим в этом мире, потому что чутье подсказывало – он здесь застрял надолго.