Чуток проды:

В конце мая немцы окончательно отбили наступление советских войск, полностью сняли блокаду со своих частей и, пусть и с трудом, но удержали за собой Демянский выступ. Красная Армия хоть и не достигла своих целей, но получила бесценный опыт и готовилась к новым сражениям. Противники собирались с силами.
        Полк майора Хромова понес очень большие потери. Из двадцати машин, положенных по штатному расписанию, в строю осталось всего шесть. Да и те требовали серьезного ремонта. И командование решило вывести часть для пополнения и переподготовки. Остатки боевой техники передали в другие части.
        - Говорят, в Куйбышев нас отправляют, - вполголоса сообщил всезнающий Рыжков. Поредевший личный состав полка стоял в строю перед своими командирами, за спинами которых стоял накрытый красной скатертью стол с коробочками орденов и белеющими прямоугольниками грамот. Майор Хромов как раз произносил торжественную речь, когда Прорва вдруг решил поделиться с товарищами добытой информацией. - Дадут немного отдохнуть, пополнят техникой и людьми и снова на фронт. Так что радуйтесь, славяне, пока есть такая возможность.
        - Замолкни! - Малахов показал исподтишка сержанту кулак. - Нашел время!
       Дивин не особо внимательно вслушивался в речь комполка. В принципе, она мало чем отличалась от тех, что звучали в свое время в Империи. Разве что немного иначе расставлены акценты, а так, весьма и весьма близко и по смыслу и по духу. Вот с выступлением комиссара дело обстояло иначе. Багдасарян говорил негромко, но очень душевно. И слова сумел подобрать вроде бы обыденные, но очень к месту.
       А потом началось награждение отличившихся в боях летчиков и техников. Григорий и к этому отнесся достаточно равнодушно. Нет, он, разумеется, был искренне рад за своих товарищей, но реагировал вяло. Устал, наверное. Перегорел. В этом смысле предстоящая передышка была как нельзя кстати.
       Хромов получил орден Ленина. Такой же награды был удостоен и капитан Малахов. Петрухину вручили Красное Знамя. Рыжкову досталась Красная Звезда и еще один треугольник в петлицы. Не обошли орденами и медалями и многих других бойцов и командиров. А вот Дивину...
       - Ты только не заводись, Гриша, - комэск смущенно отвел глаза. Летчики сидели в своей избе, выложив на стол немудренную фронтовую закусь — у кого что нашлось в вещмешках — и купленную в поселке вскладчину бутыль мутного самогона, - но комиссар сказал, что после всех твоих художеств — и на спецпроверке, и в том разведывательном вылете — комполка лично твои наградные документы и представление на очередное звание порвал. Да еще и ему шею намылил, когда он заступиться попробовал. Но ты не переживай, Багдасарян говорит, что просто надо немного подождать. Батя перебесится, успокоится и все придет в норму. Ну не будет же майор вечно тебе ордена зажимать. У тебя сколько боевых вылетов?
       - Девятнадцать, если ничего не путаю, - равнодушно ответил экспат. - А что?
       - Как что? - Малахов всплеснул руками. - Считай, «боевик» ты уже заслужил. Железно! А еще за сбитых фрицев. Представляешь, сразу пару орденов дадут, зуб даю!
        - Да ладно, - махнул рукой сержант. - Главное, выжить, а остальное приложится.
        - Не скажи, - не согласился с ним капитан. - Разве не здорово явиться домой не просто так, а с заслуженными наградами? Тут тебе и почет и уважение!
        - Домой? - саркастически усмехнулся Григорий. - А вы знаете, где мой дом?
        Малахов сконфузился.
        - Ох, извини, я позабыл, что ты... в смысле, что у тебя...
        - Забыли! - поспешил придти на помощь командиру Дивин. - Скажите, лучше, когда вылетаем?
        - Послезавтра, - облегченно улыбнулся комэск. - Сдадим технику, подпишем все необходимые бумажки и фьюить — на транспортник и в тыл.
        - Отлично, - обрадовался экспат, - значит, я завтра с утра успею на рыбалку сгонять. У хозяйки нашей снасти видел, пойду спрошу разрешения их позаимствовать.
        - А ты что, разве рыбак? - спросил с удивлением Малахов. - Я за тобой раньше подобного интереса не замечал.   
       - Да не то, чтобы ярый, - смутился Григорий, кляня себя за длинный язык и принялся лихорадочно выкручиваться, - но пробивается иногда в памяти что-то. Вот всплывало несколько раз, будто сижу с удочками на речке или озере, не скажу точно. Поэтому решил сходить, вдруг окончательно воспоминания вернутся?
       - А, тогда ясно, - понятливо кивнул капитан. - Что ж, сходи, развейся. Выпьем? - Он поднял со стола жестяную кружку.   
       - За Победу! - заорал порядком захмелевший Рыжков, заметив жест комэска. - А где моя кружка?
       - Иди лучше подыши свежим воздухом, - беззлобно засмеялся над ним лейтенант Петрухин. - Проветрись!
       - В самом деле, Прорва, ты или закусывай лучше, или завязывай так набираться, - Малахов недовольно дернул щекой. - Мне даром не нужно, чтобы тебя завтра в непотребном виде командование обнаружило. Знай меру!
       Рыжков поворчал немного, но подчинился. Встал из-за стола и вышел на улицу, покачиваясь и задевая стены. Экспат залпом жахнул противную теплую жидкость, отдающую сивухой, забросил торопливо в рот кусок вареной картофелины и отправился на хозяйскую половину договариваться насчет удочек.
       Но здесь его ждала неудача. Женщина легла спать и сержант, потоптавшись немного перед плотно закрытой дверью, негромко ругнулся и вышел на улицу перекурить. Постоял чуть-чуть на крыльце, вглядываясь в огромное звездное небо и вдыхая полной грудью свежий воздух, напоенный ароматами молодой травы и листьев, а потом присел на ступеньку рядом c Рыжковым, который благополучно привалился головой к перилам и мирно похрапывал.
       Сержант достал папиросу, прикурил и расслабленно замер. Хорошо. Где-то далеко-далеко глухо гремит канонада, со стороны аэродрома доносится едва слышный гул моторов — это летают истребители-ночники. Да, а на «илах» ночные полеты противопоказаны — выхлопы из движка так ослепляют пилота, что он не может нормально управлять самолетом.
       - Гришка, ты? - хрипло вопросил Прорва, неожиданно проснувшись. - Который час?
       - Да хрен его знает, - Дивину было откровенно лениво переться в дом за оставленными на кровати наручными часами. - Иди ложись нормально, чего здесь-то дрыхнешь.
       - Все путем! - Рыжков попытался подняться, но ноги его совсем не держали и он плюхнулся обратно. - Дай закурить... и огоньку! - он навалился на плечо экспата и дыхнул перегаром в лицо.
        Григорий брезгливо поморщился, отвернулся и попытался отодвинуться.
        - Вот ты нажрался, как свинья, - сказал он с досадой, - так будь человеком!
        - Что?! - вскинулся вдруг оскорбленно Прорва. - Ты мне поговори еще! Забыл, что я теперь старший сержант, а ты просто сержант? А ну встал, как положено! Ишь, разговорился, мигом о субординации напомню.
        - Да успокойся, ты, товарищ страшный сержант, - засмеялся Дивин, наблюдая за крохотным алым огоньком на кончике папиросы. - Если хочешь, я тебе даже честь отдам, причем в полном соответствии со всеми требованиями устава. Но только завтра, на трезвую голову. Идет?
        Рыжков посопел немного, потом вдруг размахнулся и ударил экспата. Тот смотрел в этот момент в другую сторону и не успел среагировать должным образом. Тяжелый кулак больно врезался ему в ухо с неожиданной силой так, что в голове зашумело, а перед глазами поплыли разноцветные пятна.
        - Ты что творишь?! - сержант вскочил на ноги и схватил обидчика за шиворот. - Чего руки распускаешь?
        - Пусти, гад! - придушенно захрипел Прорва, пытаясь вырваться. - Пусти!.. Вот тварь горелая!
        Последние слова словно ударили Григория током. Темная ярость поднялась изнутри, затопила целиком. Несильно хрустнули кости, изменяя свою форму, темнота привычно уступила место серой дымке и Дивин, оскалившись, сильно встряхнул человека, точно мешок картошки. Растягивая удовольствие, поднял на вытянутой руке перед собой, сжав его горло клешней так, чтобы не перерубить раньше времени, а потом без особых усилий приблизил к себе вплотную и клацнул страшными жвалами-челюстями у самого носа Прорвы.
        Глаза у Рыжкова полезли из орбит. Лицо исказилось, а из горла раздался тоненький, как у поросенка, которого режут, визг.
        - И-ииииииииииииииииии!!!
        Экспат вздрогнул, приходя в себя. Клешня бессильно разжалась и человек упал вниз. Покатился по ступенькам, продолжая визжать, вскочил на четвереньки и так понесся к забору прямо через грядки, не разбирая дороги, словно диковинный зверь. Обостренный слух донес до Григория встревоженные возгласы в доме, грохот покатившейся по столу кружки, а потом топот людей, спешащих на улицу.
        Сержант сделал несколько шагов в сторону, прячась за густой сиренью, растущей прямо под окнами избы и торопливо запустил процесс обратной трансформации, ругая себя за несдержанность. Черт, надо что-то придумать побыстрее, а то все пойдет вразнос! Как теперь убедить Рыжкова, что ему все это просто почудилось?