Еще чутка:
Летели шестеркой. В составе группы по три машины из обеих эскадрилий. От второй: Петрухин, Рыжков и Дивин. Истребительного прикрытия не было. И потому еще на КП у Бати пилоты договорились между собой, что пойдут на бреющем. Так безопаснее, да и для немцев неожиданнее. Единственное, чем плох полет над самой землей, так это тем, что во время пересечения линии фронта по тебе стреляют из всего, из чего можно, вплоть до пистолетов. Зато, когда проскакиваешь чуть дальше, во вражеский тыл, то летишь вполне себе спокойно.
Вел группу старший лейтенант Котарев, пилот из первой эскадрильи. Про него говорили, что раньше он летал на истребителях, но после ранения пересел на штурмовик, переучился и продолжил воевать.
Углубились в немецкий тыл километров на сорок. Все летчики глаза проглядели, а проклятая колонна как сквозь землю провалилась. Нет, отдельные машины и небольшие группы солдат попадались регулярно, но «илы»-то вышли на охоту за крупным зверем и на мелочевку размениваться не собирались.
Но вдруг один из ведомых Котарева подал условный знак: нашел! Штурмовики резко набрали высоту и по сигналу ведущего «все вдруг» дружно развернулись и пошли в атаку. На пути у советских самолетов тотчас выросла огненная стена заградительного огня. Надо было обладать недюжинной смелостью, чтобы пройти сквозь нее. А еще, разумеется, иметь хоть малую толику удачи.
Левый ведомый Котарева исчез в огненной вспышке. Прямое попадание. Ил-2 самого старшего лейтенанта вдруг подбросило в воздухе, он перевернулся на спину и камнем упал на землю. Последний штурмовик первой тройки умело выполнил противозенитный маневр, дал залп из пушек и пулеметов, а в следующую секунду вспыхнул, как спичка, клюнул носом и буквально воткнулся во вражескую колонну. Над дорогой взметнулся ввысь огромный язык пламени, дыма и кусков перекрученного, искореженного металла.
Экспат почувствовал, как внутри что-то екнуло, противно засосало под ложечкой. Трое товарищей погибли всего за несколько секунд. Вот только что они летели рядом, наверняка думали о чем-то, вспоминали, надеялись и вдруг их на стало. Совсем.
- Атака! - прокричал-прорычал по радио Петрухин. - За ребят!
Гитлеровцы, по всей видимости ошеломленные огненным тараном снизили ненадолго зенитный огонь и тройка краснозвездных штурмовиков без особых помех пронеслась через колонну, сбросила бомбы, запустила по танкам реактивные снаряды и, выйдя из пике, развернулась на новый заход. На земле под «илами» творился ад кромешный: несколько танков чадно горели, на месте цистерны с топливом неторопливо вспухал алый шар, в дымящемся грузовике рвались пулеметные патроны, внося дополнительный хаос, во все стороны бежали, спасаясь, танкисты и водители.
Сержант до крови закусил губу и с болезненным наслаждением поливал, поливал фашистов меткими очередями, бросал машину едва ли не к самой земле, рискуя врезаться, и вновь стрелял и стрелял.
- Кощей, уходим! - ворвался в наушники отрезвляющий голос ведущего.
Григорий едва не застонал от смертельной обиды. Как же так, надо атаковать еще раз! Не уходить до тех пор, пока на дороге не останется никого живого. Лейтенант, разве ты этого не понимаешь?! Черт побери, ну почему на его самолете нет передатчика?!!
Дивин с неохотой развернул машину и потянул вслед за товарищами. Только в этот момент он стал понемногу приходить в себя. Сержант оглянулся. Да, славно поработали! Погибшим друзьям на небесах наверняка понравилась кровавая тризна, которую они по ним справили. Ох, а это что, никак «худые» пожаловали? Четыре точки медленно вырастали, приближаясь к штурмовикам с запада. Как и было уговорено, экспат дал короткую очередь из пулемета, привлекая внимание товарищей и показал назад, давая знать о появлении истребителей противника.
- Прижимаемся к земле, - приказал Петрухин напряженным голосом. - Нам бы только через Волгу перетянуть, а там уже наша земля. Прорва, что у тебя с двигателем, наблюдаю дым?
Сержант пригляделся к «илу» Рыжкова и тоскливо выматерился. Не было печали, так черти накачали! И что теперь делать? Бросить Гришку фрицам на съедение, а самим попытаться уйти? Нет, бесполезно, «мессам» только это и надо. Сначала они смахнут Прорву, а потом за счет превосходства в скорости догонят и расстреляют их с лейтенантом.
Что ж, остается только принять бой. Петрухин, видимо, пришел к такому же выводу:
- Разворачиваемся и идем в лобовую! - скомандовал он. - Прорва, что хочешь делай, но держись рядом и не отставай.
Бледный как смерть старший сержант часто-часто закивал.
А дальше они крутились, сколько могли. Кидались в лобовые атаки, активно маневрировали по горизонту и тянули, тянули на восток, что было сил. Лейтенант удачно влепил потерявшему осторожность «мессеру» из пушки и тот разлетелся в щепки. Но других это только раззадорило и они зажали штурмовики в клещи. Экспат быстро сбился со счета, отмечая про себя попадания от вражеских снарядов в свой Ил-2. Он не понимал, почему они до сих пор еще летят и огрызаются, хотя по всем канонам уже должны были давным-давно догорать на земле.
Но вот загорелся самолет Рыжкова. А следом за ним, с едва заметным разрывом во времени, и машина лейтенанта Петрухина. Григорий кинул короткий взгляд на землю, ловя глазом знакомые ориентиры, чтобы запомнить место их падения. И радостно вскрикнул — впереди блеснула широкая гладь Волги. Гитлеровцы тоже заметили это и удвоили свои усилия, стараясь сбить последний советский штурмовик.
Дивин швырял машину из стороны в сторону, потом резко убрал газ, вспомнив прием, который однажды уже помог ему в подобной ситуации, поймал в прицел ставший вдруг очень близким силуэт «сто девятого», нажал на гашетку и... оружие замолчало после первых двух выстрелов. Немец, правда, рванул в сторону как ошпаренный, но сержант лишь проводил его долгим взглядом, полным бессильной ненависти. Все, боеприпасы закончились. Сейчас фрицы поймут это и расстреляют его не спеша, как в тире.
Со злости экспат открыл форточку, прицелился и выстрелил в ближайший «мессер» из ракетницы. Тот резко взмыл вверх, испугавшись, а за ним, к счастью для сержанта послушно потянулись и его дружки. Не веря своему счастью, Григорий торопливо бросил изрядно потяжелевшую в управлении машину в скольжение, едва не рубя винтом гребешки волн. Дай бог дотянуть до противоположного берега, а там уже и на брюхо можно садиться.
Дивин задрал голову, боясь увидеть через пошедшее трещинами бронестекло, как на него валятся сверху фашистские самолеты. Но, странное дело, небо блистало синевой и абсолютной пустотой. Экспат перевел дух. Надо же, вырвался. Гансы, видать, не рискнули соваться на территорию, занятую советскими войсками. Теперь на повестке дня стоял лишь один вопрос: дотянуть до своего аэродрома.
А там, как он узнал несколько позже, их уже похоронили. На штурмовку немцев следом за их группой ходили летчики другого полка и они видели издалека, как «мессершмитты» сбили одного за другим два «ила». А третьего, как им показалось, завалили уже над Волгой и тот, якобы, камнем ушел на дно.
- Раков кормить, - пояснил хмуро капитан Малахов, глядя в сторону. - Знаешь, какие на Волге раки? У, брат, это не раки, а настоящие крокодилы. Сожрали бы, даже косточек не осталось.
- Вы-то откуда знаете? - устало поинтересовался сержант, прикуривая новую папиросу от предыдущей. Ноги его не держали и он сидел на траве прямо под изодранным в лохмотья крылом.
- Местный я, - нехотя пояснил комэск. - здесь недалеко мое родное село. В детстве с пацанами частенько бегали на реку на рыбалку и за раками. А потом семья переехала в город. Там выучился, закончил аэроклуб, потом летное училище. Да что теперь говорить! - он безнадежно махнул рукой и отвернулся.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться, - давешний новичок, как его, а, Катункин, осторожно подошел поближе к командиру и выжидательно замер, косясь на экспата горящим от восторга взглядом.
- Чего тебе, - неприветливо буркнул Малахов.
- Скажите, а товарища сержанта теперь к ордену представят, да?
Дивин поперхнулся дымом и зашелся в надсадном кашле.
- А за что к ордену? - капитан не говорил, а буквально шипел, точно разъяренная гадюка.
- Ну как же, - растерянно захлопал глазами Катункин, - колонну разбомбили, «мессера» сбили...
- А еще в этом вылете погибло пять экипажей. Пять! - комэск вскинул над головой ладонь с растопыренными пальцами. - Хорошо видно? Я ко всем обращаюсь! - повысил он голос и собравшиеся возле разбитой «четверки» молодые летчики торопливо закивали. - Полк за один вылет лишился пятерых опытных боевых летчиков. А шестая машина превратилась в груду металлолома. И теперь эскадрилья практически полностью потеряла боеготовность. Так за что, прикажете, кого-то награждать, а? Эх, салаги!.. Кощей, вставай, пошли выпьем, ребят помянем.
- Может вернутся еще, - Григорий охнул, но медленно встал на ноги. - Вот пакость какая, ноги ватные, - пожаловался он. - В воздухе не чувствовал, а сейчас все тело как кисель.
- Обопрись на меня, - капитан шагнул к нему поближе и обхватил за пояс. - Закидывай руку на плечо.
- Что вы, товарищ капитан, - засмущался экспат, - неудобно — вы ведь командир!
- Для тебя я с сегодняшнего дня Алексей, - Малахов подхватил пошатнувшегося сержанта покрепче. - Расступились, желторотики!