Когда спарка оторвалась от земли, Грац не выдержал и завопил от восторга. Радости парня не было предела – он летел! Экспат потерял голову настолько, что даже не обратил внимания на то, что инструктор говорит о чем-то по переговорному устройству. А потом, обернувшись, грозит кулаком. Дивайн во все глаза смотрел на стремительно проносящуюся назад землю, расчерченную ровными квадратиками полей, сверкающие на солнце крыши ангаров, зеркальные прямоугольники теплиц, синие жилы рек. Грац полностью ушел в этот осуществившийся сон.
И тем больнее стало пробуждение! Когда машина приземлилась и замерла возле капонира, экспат пулей вылетел наружу и замер у крыла, сияя улыбкой. Инструктор не торопясь спустился по заботливо подставленной техником лесенке, подошел к курсанту и, зло прищурившись, тихо спросил:
- Скажите, Дивайн, что вы видели на третьей минуте полета по правому борту?
Грац растерялся. Что он должен был там увидеть?
- Дорогу? – неуверенно предположил он.
- Идиот! – отрывисто бросил инструктор. Круто повернулся и зашагал прочь от остолбеневшего курсанта. Экспат дернулся было, желая догнать офицера, остановить, потребовать объяснений, но замер, сам не зная, почему, поймав предостерегающий взгляд техника. Пожилой степенный мужчина с густой проседью в волосах отрицательно качнул головой и сразу же отвернулся, ковыряясь в стойке шасси.
А в душе Дивайна на смену обжигающей ярости пришло возмущение и жгучая обида. За что с ним так?! Как смеет этот человек оскорблять его? Пускай, ты ненавидишь экспатов, но ведь нельзя же огульно ставить клеймо на всех! Да, тех, кто сошел с Маршрута, признал Империю и стал жить бок о бок с людьми пока не слишком много. Но они есть! И семья Граца как раз из их числа. Так какого хрена?!
Кстати, сейчас они вообще не представители разных рас, а курсант и инструктор. Есть субординация, устав… И плевать, что преподавательский состав на девяносто девять и девять десятых состоит из отставников – офицер на то и офицер. Каста! Не может он так вдруг зачеркнуть прежнюю жизнь, забыть элементарные нормы поведения.
Грац наверное понял бы, если инструктор гадил ему втихаря, незаметно для окружающих. Но вот так, перед всеми – сначала на построении, теперь вот прямо под крылом учебной машины, на глазах у техника. Что происходит, черт побери?
- Да что с тобой?!
Надо же, погрузившись в свои мысли, Дивайн не заметил, как к нему подбежали друзья. И Танька вовсю тормошит его, пытаясь привести в чувство.
- Ты не заболел? – Васька смотрел с опаской. – Может, на тебя перегрузки подействовали?
Перегрузки? Чушь какая! Дивайн резко выдохнул. Оказывается, все это время он стоял, превратившись в безжизненный столб. Резко накатила апатия, а по телу разлилась непонятная слабость.
- Переволновался, похоже, - вяло произнес он. – Ноги не держат.
- Ты это, держись! – опасливо отодвинулась от него Танька. – Чего доброго, грохнешься здесь в обморок, а я тебя – дылду здоровенную – не поймаю!
- Точняк, - мгновенно поддержал ее Васька, - возьмем за ноги и поволокем мордой по бетонке.
- Добрые вы, - слабо усмехнулся экспат. – Всегда знал, что на друзей можно положиться.
- А еще мы тихие и скромные, - сообщил Васька с хитренькой улыбочкой. – Тихо закопаем, скромно отпразднуем…
Дивайн не выдержал и заржал. Ну их, эти заморочки, главное, что он все-таки полетел!
Но, как выяснилось позднее, радовался Грац напрасно. С того дня инструктор словно с цепи сорвался – во время полетов экспат то и дело слышал язвительные замечания, а то и прямые оскорбления. Обучение превратилось в настоящую пытку. Дивайн изо всех сил сдерживался, чтобы не нагрубить в ответ, но с ужасом понимал – еще немного и все, сорвется! А, главное, пару раз накатывала багровая пелена пока еще краткого – не больше двух-трех секунд - периода беспамятства, за которым явственно маячила перспектива выхода на Маршрут. И это пугало юного экспата гораздо больше, чем самые грязные ругательства человека. Грац просыпался ночами в холодном поту, а перед глазами еще дрожали зыбкие кошмары, где закованные в броню имперские штурмовики врывались в их дом, чтобы расправиться с ним. А заодно убивали вставших на защиту сына родителей.
Дивайн осунулся, почернел лицом, стал замкнутым и раздражительным. Друзья искренне недоумевали от столь резкой перемены в его поведении, несколько раз пытались поговорить с ним по душам, но экспат отмалчивался.
Но вот однажды, после очередного полета, сопровождавшегося, как обычно, многословными тирадами упивающегося своей безнаказанностью инструктора, Грац с нехорошим удивлением заметил после приземления неподалеку от стоянки спарки замершего в ожидании полковника Доморацкого. А рядом с ним двух незнакомых офицеров с шевронами контрразведки на рукавах форменных серых мундиров. Чуть поодаль переминались нахмуренный Васька и бледная Танька, закусившая губу. За ними сгрудились и остальные курсанты их группы.
Экспат с трудом выбрался из кабины, тяжело спрыгнул на землю и обреченно двинулся на негнущихся ногах навстречу неизвестности, поймав краем глаза злорадную, как показалось, ухмылку инструктора, лениво стягивающего перчатки.
- Господин полковник, курсант Дивайн… - начал было рапортовать Грац, но Доморацкий резко рубанул ладонью воздух, прерывая доклад.
- Достаточно! Пойдем-ка с нами, сынок. Киселев, - полковник перевел взгляд за спину экспата на инструктора, - а ты чего застрял там? Мухой метнулся, некогда тебя ждать!
«Все, - обреченно подумал Дивайн, - сейчас этот гад им наплетет с три короба и меня вышибут из клуба. Прямиком в лапы контрразведке. Странно еще, что сразу наручники не надели. Хотя, я им и так на один укус – явно не кабинетные работники, вон как глядят, будто уже наметили, куда стрелять будут».
- Переодеться можно? – угрюмо спросил экспат.
- Переодеться? – Доморацкий посмотрел на него с недоумением. – А у тебя что, на сегодня уже все полеты закончены?
«Издевается! – Грац сжал кулаки, задохнувшись от злости. – Ладно, в тюрьме, поди, и без него найдется, кому кобез стянуть».
- По плану у курсанта Дивайна еще отработка боевого разворота, - бодро доложил подошедший капитан Киселев из-за левого плеча экспата. – Правда…
- Говори, - Доморацкий уставился не мигая на инструктора.
- Не знаю, насколько это имеет смысл, господин полковник. Курсант Дивайн за время обучения проявил себя не с лучшей стороны. Невнимателен, рассеян, теорию знает плохо, вял, безынициативен, - слова капитана падали на остолбеневшего Граца точно капли расплавленного олова, прожигая насквозь. А вместе с тем из глубины сознания уже начал подниматься, глухо ворча и ощетиниваясь, спавший до сих пор мантис.
Контрразведчики насторожились. Они синхронно прянули в разные стороны, заходя с боков. Излучатели пока не доставали, но много ли времени требуется обученному профессионалу на такую мелочь? Доморацкий же стоял на прежнем месте прямо перед экспатом, не сдвинувшись ни на миллиметр. И смотрел безучастно на Граца, будто все происходящее вокруг не имело ровным счетом никакого значения.
- Поэтому, исходя из всего вышесказанного, - подытожил тем временем Киселев, - предлагаю отчислить курсанта Дивайна как неспособного к профессии пилота.