Хоть как-то "разорвать" документ от дальнейшего текста

Запасной
Думал, стоит ли вам сказать, или просто по тихому перестать отслеживать обновления, но решил все-таки высказать критическое замечание. Может быть вы что-то ответите, что меня переубедит...

Конкретно последней каплей стало предложение:

Это уже чересчур, как на мой взгляд! Чем дальше, тем больше повествование скатывается в этот самый опостылевший сухой протокол. Даже вставки "из жизни партноменклатуры" уже не спасают. Всякая интрига развеялась, как дым, остались только зеркала, которые уже неспособны никого "обмануть". Конечно и раньше крепкий дух производственного романа витал над текстом, но не о том я мечтал, приступая к первой книге! Куда делось развитие героя? Чем его обогащают нынешние перипетии парт-бюрократической жизни? Когда наступит катарсис, и планируется ли он вообще?

Неужели все более и более глубокое погружение в эскапистские мечты о том, как могло бы, если бы, во рту выросли грибы, и стало конечной целью произведения?! Чем эта книга призвана обогащать читателя, кроме партийных списков и уже даже не реальной, а вымышленной (альтернативной) статистики прошлого века?

Что бы он ни говорил, но в области образования Надежда Константиновна многое решала. Не надо путать общеполитическое влияние и власть в той области, за которую она непосредственно отвечала.

Отредактировано IvFox (11-12-2013 16:02:24)

Продолжение:

Глава 19. Что происходит в Донугле?

19.2.

После Пленума решаю побеспокоить Дзержинского:
– Феликс Эдмундович! Среди работников Главуглепрома ходят слухи о том, что ОГПУ провело аресты среди специалистов на ряде шахт и рудоуправлений треста Донуголь. Беспокойство достигло уже довольно высокой степени. Хотелось бы внести ясность в ситуацию.
– Ведется следствие, – сухо ответил мой начальник.
– Что такое тайна следствия, мне известно, – не собираюсь довольствоваться таким ответом. – Но круги по воде разошлись уже очень далеко. Мне, во всяком случае, никак нельзя питаться слухами, а надо понять, с чем мы столкнулись в своем ведомстве – и как руководителю, и как коммунисту.
– Вы хотите ознакомиться с материалами следствия? – не слишком довольным голосом спрашивает председатель ОГПУ.
– Настаиваю!
– Хорошо, – еще более недовольным голосом соглашается Дзержинский, – секретарь приготовит для вас письмо. Заберете завтра у него на Лубянке.

«В Северо-Кавказское Управление ОГПУ СССР
Полномочному представителю тов. Евдокимову Е.Г.

Подателю сего Осецкому Виктору Валентиновичу разрешено ознакомиться с материалами следственного дела №…

Председатель ОГПУ СССР
Дзержинский Ф.Э.»

Командировка в Донбасс затянулась, и вернуться удалось буквально накануне XV съезда. Впечатления от поездки были нерадостные, и мне необходимо было обсудить их с Феликсом Эдмундовичем. Разговор получился очень напряженный…
– …Вы что, обвиняете следователей ОГПУ в фальсификации дела? – Дзержинский вперил в меня свой пристальный взгляд.
– Нет. Они действительно выявили ряд спецов, замаранных в прошлом сотрудничеством с белогвардейской контрразведкой, которые, очень похоже, действительно предприняли ряд действий, которые можно расценивать, как саботаж. Они развели в организациях Донугля групповщину и круговую поруку, покрывают халатность и разгильдяйство своих приятелей, если не кое-что похуже, – не собираюсь отрицать реальные безобразия. Действительно, наломали там дров. Многое можно списать и на низкую квалификацию рабочих, и на изношенность оборудования, но и явная халатность инженеров и техников тоже налицо, а кое-где и нежеланием устранять очевидные, вопиющие нарушения тоже попахивает. Нет, там и в самом деле многие не без греха.
– В чем же тогда ваши претензии? Не пойму! – мой начальник не скрывает раздражения.
– Претензии в том, что из этой группы пытаются раздуть обширную контрреволюционную организацию, со связями в центральном аппарате ВСНХ в Москве, с выполнением шпионских заданий для заграницы, с получением денег на диверсионно-вредительскую работу, и чуть ли не попыткой организовать интервенцию. А вот тут по части доказательств почти что пусто! – стараюсь не давать воли эмоциям, но невольно перехожу на повышенные тона.
– Вам разве не приходила в голову простая мысль – возражает председатель ОГПУ, – что следствие просто еще не довело свою работу до конца?
– Нет, Феликс Эдмундович! – восклицаю весьма категоричным тоном. Если бы следствие хотело довести эту линию до конца, то для проверки имеющихся туманных подозрений были бы привлечены КРО и ИНО. А тут что же получается? Контрреволюционная организация, связанная с заграницей, и с центром в Москве – а КРО в стороне! Шпионы и диверсанты на содержании иностранных разведок – а ИНО в стороне! Очень похоже, в Северо-Кавказском управлении опасаются, что люди Артузова и Трилиссера определенно установят – пустышку тянем. И у меня складывается вполне определенное впечатление, что следователи эту пустоту стремятся закрыть не объективными данными и уликами, а выбиванием признаний из подследственных. Да и вредительская работа по большей части документируется очень хитрым образом – берут показания у рабочих, которые имели конфликты с этими спецами. Рабочие вываливают на их голову все свое недовольство порядками, которые царят на шахтах, и любые действительные или мнимые огрехи, установленные таким путем, вменяются в вину именно подследственным. А ведь там первую скрипку играет вопиющая бесхозяйственность и близорукость руководящих коммунистов, которые все вопросы роста угледобычи пытаются решать, повышая нормы и срезая расценки. Недавняя забастовка и волнения в Шахтах – это как раз их рук дело! Нашли, понимаете ли, выход, – прикрыться от недовольства рабочих, все свалив на спецов. Кстати, не я один такого мнения.
– И кто же еще? – прищурился Дзержинский.
– Был у меня разговор в ВЦСПС с Михаилом Павловичем Томским, который со своей стороны там тоже был с комиссией, – не отвожу взгляда, смотря Феликсу Эдмундовичу прямо в глаза. – Так он мне заявил следующее: «Мое мнение таково, что не мешало бы еще полдюжины коммунистов посадить». В самом деле, прикрывать безрукость и безголовость «своих», устраивая травлю спецов – не лучшая политика. За то, что эти инженеры действительно наворотили – пусть ответят, тут и вопроса нет. Но вот сводки МК ВКП(б) уже сообщают о растущих настроениях спецеедства, распространяющихся вместе со слухами об этом деле. Не движемся ли мы к крупной политической ошибке, выводя руководящих коммунистов из-под удара под крики о контрреволюционном заговоре?
– Что же, спасибо за откровенный разговор, – Феликс Эдмундович протягивает мне руку. – Мы это дело тщательно проверим.
Забегая вперед, скажу, что в феврале 1928 года в Донецке состоялся процесс, на который вывели семнадцать инженеров и техников, а так же и нескольких ответственных коммунистов: четырех руководителей шахт, двух начальников рудоуправлений, и начальника одного из отделов треста Донуголь. Троих инженеров оправдали, еще четверо получили условные сроки (среди них – двое членов партии), остальные были приговорены к различным срокам заключения. Контрреволюционный заговор и шпионаж в обвинительном заключении не фигурировали. Статьи в партийной печати напирали на необходимость покончить с верхоглядством и зазнайством руководящих работников, которые не могут распознать творящиеся прямо у них под носом безобразия. Еще раз был поднят и широко дебатировался вопрос об уровне экономической и технической грамотности хозяйственных кадров.