Беспартийный, вы не правы! В парашюте должна быть дырка и большая!

Таки да. В парашюте показанном по вашей ссылке 18 дырок.
Только из придиразма. 

Заканчиваю 24-ю главу:

Глава 24. Осень

24.4

Звонок Николая Михайловича Федоровского застал меня в конце рабочего дня, когда я уже собирался домой:
– Есть! – почти закричал он в трубку, торопливо представившись, да так, что я поначалу не разобрал, кто мой собеседник. – Обручев отыскал хорошую россыпь. По предварительным прикидкам – в несколько раз богаче уральской!
Осторожный директор Института прикладной минералогии и член Геологического комитета ВСНХ не называл ни местоположение найденной россыпи, ни что именно из полезных ископаемых там обнаружено. Но, будучи немного в курсе обстоятельств, связанных с работой экспедиции Сергея Владимировича Обручева, я догадался, что речь идет об алмазах.
На следующий день, в нетерпении, желая узнать подробности, я с утра зашел к председателю Геолкома Мушкетову и в его кабинете застал Николая Михайловича. Поздоровался с присутствующими. Федоровский кивнул головой этак вбок:
– Вот, знакомлю начальство с результатами. Заодно и вы послушайте, если интересно.
– Конечно, за этим и пришел!
Дмитрий Иванович, как хозяин кабинета, не преминул предложить:
– Прошу садиться!
Чинно расселись, и Федоровский продолжил свой рассказ. Итак, на реке Мархе найдено рассыпное месторождение алмазов. Доля чистых, ювелирного качества, далеко не столь велика, как на Красновишерском месторождении, но зато их там значительно больше.
– А коренное месторождение нашли? Кимберлитовую трубку? – не выдерживаю и перебиваю рассказчика.
– Пока нет, – с сожалением ответил Николай Михайлович.
Это, конечно, плохо. Трубка дала бы существенно больше добычи. Но, с другой стороны, с рассыпного месторождения взять алмазы в летний сезон не сложнее, чем то же золото. А вот организовать в глухом углу Якутии (которая и сама по себе – глухой угол) масштабные вскрышные работы, наладить технологию обогащения алмазоносной породы и обеспечить извлечение из нее желанных камушков – тот еще геморрой…
– Какие вести от Архангельской экспедиции? – продолжаю интересоваться у Федоровского.
– Ничего обнадеживающего, – энтузиазм Николая Михайловича немного сник. – Никаких находок, которые указали бы на алмазы, на поверхности нет. Разведочное бурение дало кое-какие косвенные признаки. Но, как бы это сказать точнее… – последовала секундная пауза, – весьма туманные.
Печально, конечно. Но что же ты хотел? Чтобы все само упало в руки? Да и найдут кимберлитовую трубку – и что? Даже в мое время разработка месторождений в долине Золотицы оказалась делом весьма трудноподъемным, а уж теперь…
Да, тяжело отдавали недра свои тайны. При разведке колымского золота опять погибли люди – уже в преддверии осени, на обратном пути, столкнувшись с таежным пожаром. Уйти от огненного вала сумели не все. Один, глотнув дыма, потерял сознание. Другой, пытаясь вытащить упавшего, попал под падающие сверху горящие ветви, и получил сильнейшие ожоги, оказавшиеся смертельными…
Но что же делать? Не будет валютных резервов, придется платить зерном, которого только-только хватает на внутреннее потребление. А это тоже людские жизни… В моей истории нехватка зерна для экспорта была одним из факторов, спровоцировавших силовое решение вопроса о коллективизации. Этого надо избежать – во что бы то ни стало.
После работы, вернувшись домой, застаю там нового человека. Дама, лет сорока с хвостиком, красотой не блещет, хотя отталкивающей ее тоже не назовешь. Очень опрятная и аккуратная, хотя бедностью от нее тянет за версту, несмотря на все попытки сохранить лицо.
– Вот, Мария Кондратьевна, разреши тебе представить, – это мой зять, Виктор Валентинович Осецкий, работник ВСНХ, – кивнул в мою сторону Михаил Евграфович. Ого! Это меня ей представляют, а не ее – мне. Кто же она тогда такая? Этот вопрос заинтересовал меня настолько, что я даже не стал поправлять тестя: ведь сейчас, после женитьбы, я официально стал Осецкий-Лагутин.
Тесть поспешил развеять мои недоумения, не дожидаясь вопросов:
– Виктор, а это – Мария Кондратьевна Поляницына. Она до революции работала секретарем в моем книгоиздательском заведении в Самаре. А теперь вот осталась без занятия, приехала в Москву и ищет места, – по-старорежимному сформулировал ее проблемы Лагутин. – Меня вот разыскала по старой памяти.
– С местами сейчас проблем вроде бы и нет, – тут же отзываюсь на озвученную тестем проблему, – но ведь не на стройку же ей идти? А вот с канцелярской работой гораздо более туго, – и, обращаясь к нежданной гостье, спрашиваю:
– Кроме секретарской работы, какие-нибудь навыки еще имеете?
– Какие там навыки, – машет рукой Мария Кондратьевна. – Последние годы все больше прислугой приходилось перебиваться у нэпманов да спецов при должностях. Даже поломойкой, бывало, работала. Стряпала, стирала, шила, уборкой занималась…
– Машенька, – голос Лагутина вдруг сделался необычайно мягким и вкрадчивым, – а за детьми вам ходить приходилось?
У меня на языке вертелся тот же самый вопрос, но тесть меня опередил.
– Всяко приходилось, – закивала бывшая сотрудница Михаила Евграфовича, – и с детишками немало довелось понянчиться.
Голос ее при этих словах как-то потеплел, морщинки на лице разгладились, а на губах заиграла легкая улыбка.
– Машенька, дорогая, – разливался соловьем Лагутин, если бы ты согласилась помочь Лидочке с детьми… Ей одной тяжело, а уж о том, чтобы вернуться на работу – и речи нет, а ведь тянет ее туда, я же чувствую.
– Так я с радостью, – откликнулась Мария Кондратьевна, – да вот только в сомнении: не стесню ли вас?
– Ни в коем случае! – тут же откликаюсь, видя, что некая тень сомнения набежала на чело моего тестя. – Михаил Евграфович, – обращаюсь уже к нему, – можно ведь даму в мою съемную комнату подселить, в Малом Левшинском, к Евгении Игнатьевне. Не так уж тут и далеко, с утра и после работы мы и сами управимся, а Марию Кондратьевну можем отпускать, чтобы ей, на ночь глядя, не тащиться.
В общем, полное согласие было достигнуто – и насчет самого факта поступления в домашние работницы, и насчет членства в профсоюзе, заключения договора, – все честь по чести. Оставалось уговорить Лиду, которая хлопотала в данный момент на кухне.
Нелегко нам это далось, скажу прямо. Решающую роль сыграло то, что Лида знала секретаршу отца еще девочкой, по Самаре, и была с ней в довольно свойских отношениях. Напирали мы с Михаилом Евграфовичем, не сговариваясь, вовсе не на то, что молодой маме нужна прислуга, а на то, что другим путем пристроить Марию Кондратьевну никак не получается. Под напором этого аргумента моя жена, наконец, сдалась. Уф, вся спина взмокла, пока дожимал…
А то ведь меня – именно меня, а не Лидочку, – затерроризировали Мессинг с Трилиссером, выспрашивая, когда она, в конце концов, выйдет на работу. У них без нее, видите ли, вся аналитика стоит, и с места сдвинуться не хочет. А уж когда сам Феликс Эдмундович поинтересовался: как дела у моей супруги, как здоровье малышей, не трудно ли ей с ними… и как скоро она выйдет на работу? Вот тут меня пробрало. Меня в этот аналитический отдел так не зазывали, как мою жену, хотя я же видел то впечатление, что производил своими выкладками. Что же она для них такое сотворить сумела? Но стальная чекистка служебными тайнами со мной не делилась.
Однако даже эта тяжелая артиллерия не могла свернуть Лиду с позиций и заставить нанять домработницу. Так что Марию Кондратьевну нам ангелы небесные принесли, не иначе…

Отредактировано Запасной (18-02-2014 21:42:42)

То, что имеет в виду Кесарь, называется полюсное ОТВЕРСТИЕ!!!
Есть ещё щели (гусары, молчать!!) и реверсивные клапана.

А ДЫРКИ появляются, когда к эксплуатации и укладке попущением инструкторским допускаются такие, как Кесарь...

П.С. В бытность аэроклубовскую нещадно отсеивались три категории курсантов
-те, кто вместо "Прыжки с парашютОМ" писал и говорил "с парашютА".
-те, кто писал "парашУт".
-те, кто называл отверстия, цели и клапана купола ДЫРКАМИ.

Отредактировано Беспартийный (18-02-2014 23:57:22)