Продолжение:
Глава 29. Резервы, резервы…
29.2.
Несколько более бурным вышло обсуждение вопроса о танкостроении. Первая механизированная бригада РККА породила у многих военных желание настругать подобных соединений ещё, и размером побольше. Особенно горячо отстаивал эту позицию командующий войсками Ленинградского военного округа Михаил Тухачевский. Как и в известной мне истории, будущий маршал (впрочем, станет ли он маршалом теперь? – наверняка ведь и не скажешь…), кроме того, старался зажечь слушателей идеей массового оснащения войск танкетками.
Впрочем, и оппонентов у него хватало – часть военачальников смотрела на крупные механизированные соединения скептически, другие выражали сомнения в боевой ценности танкеток.
В прениях по этому вопросу принял участие и я:
– За крупными механизированными соединениями, несомненно, будущее, – так началось мое выступление. Но затем я встал на сторону скептиков:
– Однако прежде чем ратовать за развертывание дополнительных механизированных бригад или даже дивизий, а для этого – за массовый выпуск танков, надо разобраться: а что же мы будем выпускать? Танк Т-18, как с этим согласны все выступавшие, устарел. Новый танк сопровождения Т-19 находится ещё в стадии проектирования, и будет ли проект готов хотя бы через год – никто гарантировать не может. Проектирование маневренного танка Т-12 вообще только-только начато. Приемлемого проекта танкетки у нас нет, и когда он будет – неизвестно. Кроме того, я категорически против массового выпуска боевой машины такого класса – легко уязвимой, слабо вооруженной, пригодной к применению лишь при отсутствии серьёзного противодействия противника… – в этот момент раздосадованный критикой Тухачевский, разрумянившись от волнения, выкрикнул с места:
– Танкетки нужны именно для массового применения, как механизированный аналог конницы!
– Не понимаю, зачем РККА нужна боевая машина, которую можно с успехом употребить только в колониальных войнах, – пожимаю плечами в ответ. – Но не буду дальше спорить. Этот вопрос пусть товарищи из Наркомвоенмора утрясают между собой. Мне остается лишь пожелать успеха в работе закупочной комиссии, посланной за рубеж для приобретения перспективных образцов танковой и автомобильной техники. Единственное, на чём хотелось бы жестко настоять – на требовании приобретать только такие образцы, которые допускают дальнейшую модернизацию: установку более сильного вооружения, более толстой брони, и, соответственно, более мощного двигателя. Следовательно, ходовая часть таких танков должна изначально быть рассчитанной на повышенную нагрузку или допускать возможность усиления…
После сравнительно коротких дебатов ни к каким окончательным решениям по производству танков совещание не пришло. Постановили отложить вопрос до окончания работ закупочной комиссии, и тогда рассмотреть его вновь, с учётом результатов закупок и состояния проектных работ отечественных конструкторских бюро и группы Эдварда Гроте.
По окончании первого дня работы выхожу под темнеющее октябрьское небо и с наслаждением вдыхаю прохладный осенний воздух. Из Спасских ворот поворачиваю направо, к Охотному ряду. Там уже начинаются работы, предусмотренные недавно принятым планом реконструкции Москвы, вокруг некоторых зданий, подлежащих сносу, возводятся заборы, а площадка под строительство гостиницы «Москва» уже расчищена и начато рытье котлована. Вроде бы, в моей истории строительство началось немного позже, но вот насколько – не помню.
В любом случае до прекращения трамвайного движения по Тверской еще весьма далеко, так что можно дождаться на остановке своего трамвая и отправиться домой. Устал, и идти пешком совершенно не хочется – но надо! Нельзя расслабляться. Так что перехожу Охотный ряд и бодрым шагом иду вверх, по направлению к Советской площади.
Завтра предстоит продолжение заседаний Военно-промышленной комиссии и в повестке дня стоит очень скандальный вопрос – авиастроение. Там уже сталкиваются сформировавшиеся группы интересов. Тянут на себя одеяло мощные КБ Туполева и Поликарпова, а конструкторские силы помоложе изо всех сил пытаются нарушить монополию этих двух гигантов, однако их амбиции не всегда подкреплены соответствующими способностями. Плюс все авиаконструкторы скопом будут бодаться с двигателистами, а представители ВВС РККА станут трясти и тех, и других. И все вместе будут требовать от промышленности алюминий…
Но вот уже и Большой Гнездниковский переулок. Мысли о работе разом вылетают у меня из головы, и я чуть ли не вприпрыжку взлетаю по лестнице, не дожидаясь лифта – и куда только делась моя усталость? Так хочется поскорее увидеть жену и детей!
Лида сама открывает мне дверь и принимает пальто, в то время как Мария Кондратьевна хлопочет на кухне. Видимо, на моем лице нарисовалась столь широкая улыбка, что жена не преминула поинтересоваться:
– Витя, у тебя что, радостные вести? Прямо весь цветешь!
– Точно! – говорю. – Самые что ни на есть радостные. Наконец, тебя увидел! – и с этими словами, никого и ничего не стесняясь, лезу к ней с объятиями и поцелуями.
Оторвавшись через минуту-другую от моих губ, Лида шепчет на ухо:
– У тебя сегодня такой настрой, будто ты собираешься немедленно обзавестись третьим ребёнком.
– А что, разве плохая идея?
Лида качнула головой:
– Доктора говорят: маловероятно. Большая удача, что сумела двоих родить, – но тут серьезное выражение на лице покидает её. – Но мы очень постараемся! – лукаво блестит она глазами.
Из кухни доносится голос Марии Кондратьевны:
– Эй, молодые! Хватит любезничать – руки мойте и садитесь за ужин!
«Молодые»! Скажет тоже! Я ведь на два года её старше. Мысленно усмехаюсь и протискиваюсь вслед за женой на кухню, к ванне (рукомойника у нас нет, а ванная объединена с кухней). Правила гигиены надо соблюдать.
Когда на столе в гостиной были расставлены тарелки и столовые приборы, говорю нашей домоправительнице:
– Прибрать со стола и посуду помыть мы и сами можем. Что вам тут допоздна засиживаться?
– И правда, – откликается Мария Кондратьевна. – Котяшу тоже надо покормить. Заждался уже, небось, разбойник!
Поужинав, прибрав со стола, помыв и расставив по местам посуду, могу, наконец, попасть в детскую, в которую мы превратили бывший кабинет Михаила Евграфовича, выселив его самого вместе с бумагами и письменным столом в гостиную. Детям скоро пора укладываться, но пока Лёнька с Надюшкой ещё бодрствуют.
Мы с Лёнькой усаживаемся на коврике, и из-под кровати извлекается коробка с неким подобием деревянного конструктора, изготовлению которого я посвятил последние два месяца. Купил деревянные брусочки, распилил, получив четыре типа, отличающихся длиной, при помощи лобзика и ножа сделал пазы… Всё этот делалось на глазах у сынули, который наблюдал за процессом с большим интересом, и даже пытался разобраться в том, что я делаю. Самым частым вопросом был: «А что это?».
Вот теперь будем уже не спрашивать, а работать руками. Конструктор я слепил по собственному разумению, не слишком хорошо помня реальные образцы, но кое-какие сооружения с его помощью воздвигнуть можно. И Лёнька воздвигает, путаясь в деталях, выбирая брусочки не той длины, поворачивая их не той стороной, с трудом прилаживая паз к пазу. Дав ему немного помучиться самостоятельно, мягко подсказываю, и чрез некоторое время на коврике воздвигается простейший сруб.
– Вот так примерно в деревнях возводят избы, – поясняю сыну. – Только настоящий дом делают из больших бревен, а щели между ними конопатят мхом…
За нами неотрывно наблюдает сидящая на руках у матери Надюшка, то и дело порываясь засунуть палец в рот, а Лида терпеливо извлекает его оттуда. Вопреки обыкновению, дочка даже не пытается протестовать, прикованная взором к священнодействию с деревянным конструктором.
Как бы ни было приятно возиться с детишками в кругу семьи, пора и честь знать. Детям время баиньки. Сложная, однако, задача – уложить их спать. Это вам не Высшим Советом Народного Хозяйства руководить! Если бы не Лида, не знаю, как и справился бы. Колыбельных, скажем, я ведь совсем не знаю…