- Нет, если бы вы знали, как я это быдло ненавижу. Полуграмотное, вечно пьяное, не понимающие что мы, истинно интеллигентные люди, гораздо лучше них знаем, что надо для народного блага! Их пороть, пороть на конюшне надо, чтобы мозгов добавить! По-другому, до этих ленивых скотов ничего не дойдет! И Петр Николаевич именно это предлагал!
От собеседника густо летели пенные брызги, поэтому я отклонился назад и убрал руку с папиросой подальше. От особой брезгливости меня война отучила, но сейчас были серьезные опасения, что у этого пропагандиста из РОА слюни, могут быть ядовитые. Честно говоря, подобный экземпляр в первый раз попался.  Такой вот весь из себя, предатель-прогрессор, радеющий о народном благе, правда несколько в собственной интерпретации. Слушать это существо было очень познавательно,  тем более, бывший советский интеллигент, похоже, так увлекся, что напрочь потерял связь с реальностью и забыл, где находится. С ними такое бывает, особенно когда в раж входят -  ничего не видят и не слышат, прямо как глухари. А тут видно стресс от попадания в плен сказался, да еще я с ним разговаривал спокойно и вежливо, даже немного в философию ударился, вот РОАвца и понесло…
Сопроводиловку на Бляхина Ипполита Аристарховича, 1902 года рождения, я уже прочел и теперь молча слушал его страстный монолог, удивляясь, как человек всю жизнь проживший в России, может настолько ненавидеть свой собственный народ. Хотя поначалу, разговор шел во вполне сдержанном и конструктивном русле. В сопроводительных документах мужики из СМЕРШ указали, что Бляхин, был на сборах пропагандистов, которые проводились недалеко от Бальги. Вот я и выуживал из него те крупицы сведений, насчет местности, которую он мог увидеть из окна автобуса курсировавшего между казармами и учебным центром. Толку, правда, было мало, но даже то, что он увидел, как саперы ставят на полях, к юго-востоку от замка, минные поля, было уже неплохо. Будет совсем не гут, если сброшенный десант, приземлиться среди кучи смешанных, противотанково-противопехотных мин. Отметив на карте местоположение минированных мест, я, заодно спросил, что именно делали на этих пропагандистских сборах? Оказывается, все как обычно - там давали накачку замполитам, перед решающими битвами, чтобы они глаголом жгли сердца подопечных солдат. У этого сына Аристарха, глаголом жечь, судя по всему, получалось очень хорошо, в чем сейчас и убеждаюсь на собственной шкуре. И дернул меня черт за язык…
Ведь как получилось - просто  в конце допроса, я допустил стратегическую ошибку -  уже убирая карту, чисто по-человечески поинтересовался, как мог, образованный человек, преподаватель русского языка, настолько легко перейти на сторону врага? И тут понеслось… Сперва понемногу, но в конце концов пропагандист распалился, как на митинге и радиус слюнопоражения, стал достигать нескольких метров.
Оказывается, в СССР его раздражало абсолютно все. И страна, и строй, и народ. Страна - за отсталость от западного мира, строй – за свое отличие от действительно демократического и продвинутого мирового общества, ну а народ, за то, что  быдло и хамы.
Я, глядя на покрасневшую морду разорявшегося предателя, вспоминал все те «прелести», которые принесли на нашу землю «освободители от коммунистического гнета». Вспоминал деревни, начисто сожженные карателями. Вспоминал, что люди рассказывали о «новом порядке», который устанавливали «просвещенные демократы» на оккупированных территориях. Вспоминал и медленно, но верно, закипал. Эта  тварь продажная, даже не осознает содеянного, называя все происходящее - «поркой на конюшне»! И ведь, эта падаль к немцам пошла, даже не шкуру свою спасая, а исключительно по идейным соображениям. А потом, именно после его накачек, предатели из РОА, людей пачками стреляли, да вешали. Такие как он, ненавидят вовсе не «жидов и комиссаров», как они пропагандируют, такие ненавидят весь народ целиком, не делая никаких различий. Они ведь только себя считают светочами разума, пупом земли и вершиной творения. А если вдруг кто-то имеет мнение, отличное от их понятий, тогда, подобных оппонентов моментально записывают в недалеких хамов, не умеющих  постичь всего величия их мудрости.
Блин, ну кого же он мне все-таки напоминает? Причем вовсе не мордально, а именно речами, безаппеляционностью и апломбом? Достав новую папиросу, я смотрел на продолжающего говорить Бляхина, а сам пытался поймать хвост проскочившей на периферии сознания мысли. И вдруг вспомнил! Ну конечно! Ведь уже забывать начал реалии того времени, откуда меня забросило. Телевизоры, зубные пасты, сотовые телефоны, комфортабельные пассажирские самолеты… Как будто во сне все было, или не со мной. Да что там говорить – я даже названия женских прокладок забыл, хотя считал, что из-за непрерывной рекламы их до гробовой доски помнить буду!! Поэтому сейчас и соображал так долго, на кого же похож пленный. А все оказалось, так просто… Я ведь уже слышал подобные речи! Правда, они были несколько завуалированы, и не настолько кровожадны, но вот недовольство собственным никчемным народом, в них было точно такое же.
Этот Бляхин, был один в один точной копией, той части наших эмигрантов, которые либо перед самым развалом СССР, либо после него, рванули за бугор. Народу тогда уехало довольно много, только в основном, они были нормальными, работящими  людьми, которые на новом месте стали строить свою новую жизнь. Но, среди нормальных, иногда попадались такие… Учителя и спасители, блин!  Посчитав себя «настоящими иностранцами», они преисполнились собственной значимостью и моментально, издалека, принялись учить свой бывший народ уму-разуму. Выступали и по радио и на телевидении, рассказывая, как надо жить людям в России. Печатали труды на ту же тему. А с появлением Интернета, от подобных советчиков просто спасу не стало.
Те, кто не дорос до большого эфира, поучал «быдло» на различных сетевых форумах. Раздуваясь от спеси, они, через губу, объясняли «серой скотинке», что такое «истинная демократия». Рассказывая о достижениях Америки или той же Германии, эти «учителя», пыжились так, как будто в этом была их личная заслуга. Будто они лично, не покладая рук, вели Запад к процветанию и демократии. Хотя никакими их заслугами, разумеется и не пахло. Просто приехав на все готовенькое, они ошалели от совершенного «героического» шага и моментально, по привычке, зачислили себя в интеллектуальную элиту общества. Но там все места давно были заняты и местные жители, вовсе не спешили принимать в свой круг, непонятных «рашей». Иностранцы, приехавших, считали вторым сортом и вровень с собой ставить, совершенно не собирались. Это было очень оскорбительно, особенно для тех, кто всегда называл себя «солью земли». Подобное, сильно угнетало их нежную психику. Поняв, что с коренными жителями они пролетели, а без нравоучений и взглядов свысока, такие эмигранты жить просто не могли, то принялись поучать нас. Причем как умели – в лучших традициях советского «кухонного интеллигента». То есть, в поучительно-презрительных тонах.
Правда, вольготно и безоблачно им жилось только в самом начале. Хватало времени и слегка поработать и много пофлудить. А потом, их коллеги, оставшиеся в России и получившие власть, сделали уехавшим невольную каку. Вообще, демократам «совкового» разлива, всегда очень нравилось в разговорах, «опускать» свою страну, превознося при этом до небес импортные «общечеловеческие ценности». Но тут вышел косяк. Перестарались. Просто получилось так, что от огромного ума, те, прорвавшиеся в политику, перенесли свои кухонные разговоры, на иной уровень. И мир вздрогнул…
У каждой страны, помимо военных и государственных, есть такие секреты, которые она, ни под каким видом, никогда не придаст гласности. И это считается нормальным. То есть, считается нормальным во всем мире, но только не у нас. Диссиденствующие интеллигенты, дорвавшись до власти, стали с улюлюканьем трясти грязным бельем, завывая при этом от восторга и ощущения собственной крутизны. Запад, от ТАКОГО подхода к политике, слегка обалдел, но потом, быстренько сориентировался. Ведь если противник дурак и сам дает ТАКИЕ карты в руки, то отказываться просто грех. И пошло-поехало…
Подобная «тряска», ударила не только по престижу страны, но и по уехавшим эмигрантам. Те, которые нормальные, сцепили зубы и продолжали работать, а вот разные мелкие «учителя»… Им внезапно открылась горькая правда, что их совковая распальцовка, на западе постепенно стала не модной. Да и о России, иностранцы начали говорить пренебрежительно и с презрением, как о банановой республике. В принципе, говорили по праву – новые правители страны, для этого сделали все. Но весь фокус в том, что и к самим эмигрантам отношение изменилось! А это было очень обидно – ведь они же самые лучшие, самые демократичные «сливки общества», помогающие всему миру учить отсталую «Рашку» жизни, а с ними так несправедливо поступают, передвинув со второго, даже не на третье, а на тридцать третье место!
А обидней всего, было от осознания той мысли, что оказывается, покинутая ими страна, обеспечивала уехавшим мощнейший тыл и сама принадлежность, хоть и в прошлом, к грозному и сильному СССР  внушала окружающим уважение. А теперь уважения не осталось и фраза – «Я эмигрант из России» перестала быть пропуском в мир мечтаний и даже наоборот – низводила до состояния изгоя.
Осознавших это, «учителей» начало переть, как сейчас Бляхина. Во всех своих неудачах и промахах они стали обвинять… Россию. Мол, потому, что там народ тупой да ленивый, эта «окраина Европы» и упала в глубокую дупу, подорвав тем самым их личное благосостояние. И чем хуже становилось это благосостояние, тем сильнее они ненавидели оставшийся в России народ, считая его виновным во всех своих неудачах. Логика в этом, конечно напрочь отсутствовала, но кто и когда видел хоть зачатки логики в рассуждениях этих доморощенных диссидентов-демократов?

Вот и Бляхин, сначала тоже мне втирал про грандиозные планы Петра Краснова по реформации, как он выразился, «России-матушки». Но потом, после моих реплик, постепенно потерял связь с реальностью и завелся не по-детски. В конце концов, мне его брызги надоели и я, рыкнув, задал провокационный вопрос:
- Послушайте, Блядин, а вы что, из дворян?
«Язык» на полуслове заткнулся и несколько секунд недоуменно смотрел на меня. А потом до него стало доходить, что он сейчас наговорил. Побледнев, бывший преподаватель словесности, даже не возмутился на переделку своей фамилии, и отчаянно замотал головой:
- Нет, нет гражданин капитан! Родители у меня мещане. Дворян, ни в каком колене не было…
- А чего же тогда ты про порку рассуждаешь, как граф, в пятнадцатом поколении?
- А…Эм… Эээ…
Предатель явно не знал куда деться и готов был отрезать свой язык собственноручно. Я же, глядя по-прежнему, с ненавистью, спросил:
- И если ты, гнида, всех людей на конюшнях запороть хочешь, то с кем Россию возрождать будешь? C подобными тебе?  Или с недопоротыми? Но ведь таких и не будет, потому что вы, народ свой ненавидите и хуже немцев себя ведете. Может про Ходова напомнить, из вашей веселой шайки? Которого даже  фрицы, за излишние зверства судили и шлепнули?
Бляхин, поняв, что этот так хорошо начавшийся допрос, может закончиться фатально, прижав пухлые руки к груди, ответил:
- Что вы! Ходов садист и получил по заслугам. И даже если бы немцы его не осудили, то мы сами его подвергли обструкции. И народ русский я люблю. Вы мне можете не поверить, но я всегда радел о чаяниях народа. Заботился и поддерживал людей как мог. И с врагами его боролся, по мере сил. Вот, например, в сороковом году, к нам методист один из Минска приезжал и в нашей школе нововведение хотел устроить, не прислушавшись к мнению преподавательского состава. Явно антинародное нововведение. Я тогда не только против него на собрании выступил, а даже послал сигнал в районное управление НКВД. Там тоже, признали задумку этого методиста вредительской и даже выяснили, что он скрывал в анкете свое прошлое. Представляете, этот человек при царе, в Томском университете преподавал и после революции, с Колчаком дела имел! А я, проявив бдительность и заботу о народе, вывел его на чистую воду!
Я, слушал последнюю тираду пропагандиста и полностью херел. Блин, может он просто с катушек съехал, от резкой перемены в жизни? Ведь еще вчера  кофе с друзьями-фрицами вкушал, а сегодня его русские особисты трясут, вот и потекли нежные интеллигентские мозги? Ну не может нормальный человек, с жаром говорить сначала одно, а через две минуты прямо противоположное, да при этом еще и в стукачестве признаваться?  Хотя с другой стороны… та же Новодворская, покруче фортели выкидывала. Вспомнив жабоподобную «Московскую девственницу», только потряс головой. Нет, этот пример, какой-то неудачный. Не зря ведь ее в психушке держали… Но может этот Бляхин мужской вариант Новодворской? Такой же прибабахнутый на всю голову пациент психбольницы? Только ведь у немцев с этим строго – ненормальных они комиссуют. А тем более этот, вообще - пропагандист… Вдруг он на людей бросаться начнет, прямо посередине своей пламенной речи - конфуз однако получится…
РОАвец не мигая смотрел на меня, жадно пытаясь увидеть на лице советского капитана, решение своей дальнейшей судьбы, а я вдруг понял – никакой он не псих! Просто падаль, типа Ковалева, который в Грозном, солдатам-новобранцам кричал – «Русские, сдавайтесь!» И все он прекрасно соображает, только вот в спеси своей, его иногда заносит - видно просто переключиться не успел. Но позже, наверняка переключится. Подобные ему, как черви – хоть пополам режь, а всегда приспособятся и выживут. Не зря же он мне сейчас, про методиста вспомнил. Наверняка, на  следующем допросе этот Бляхин, уже будет рассказывать о своем активном сотрудничестве с нашими органами, перед войной. А через неделю, всем будет говорить, что к РОАвцам попал, желая разложить их армию изнутри и возмущаться, почему его еще за это орденом не наградили. И позже, в лагере, обладая хорошо подвешенным языком, всем будет трепать, что его, героя-разведчика, несправедливо осудил кровавый Сталинский суд. А когда война кончится, и пройдут годы, в конце концов, добьется своей полной реабилитации, но так как натуру не переделаешь, заделается  ярым диссидентом и будет людей, своей поганой философией дальше травить.
Отбросив желание пристрелить эту сволочь сразу, я, достав лист бумаги и чернильную ручку, стал писать приказ. Мда, редко приходится пользоваться привилегиями личного порученца Верховного, но сейчас это именно тот случай, когда ими воспользоваться надо. Нет, стрелять пропагандиста я не буду. Во-первых, это как жирного таракана голой рукой раздавить, а во-вторых, пуля в башку, для подобного типа - слишком гуманно. И в лагерь он, разумеется, не пойдет. Там эта гнида, будет иметь огромный шанс выжить.
Именно поэтому, я, своей властью направлял предателя, Бляхина Ипполита Аристарховича, в 62 отдельную штрафную роту. Через две недели, эти штрафники, в ходе нашего будущего наступления, будут в первых рядах атаковать Штельский укрепрайон.  А мужики, в шестьдесят второй, суровые и ни сбежать, ни закосить этот Блядин не будет иметь никакой возможности. Так что, попрет на укрепления своих бывших хозяев, как миленький. А там и посмотрим, насколько бог справедлив…
Написав, помимо приказа еще и записку для ротного 62, я, вызвав охрану, передал им пропагандиста, а сам, закурив, уставился в окно. Нет, ну надо же, какой привет из будущего мне достался. Попадавшиеся до этого РОАвцы, шли служить немцам по разным причинам. Кто жизнь спасая, кто власть ненавидя, кто, просто желая сытой и довольной жизни после немецкой победы. Но вот гражданского человека, добровольно пришедшего в эту армию предателей, я еще не встречал. Так что теперь, пообщавшись с пропагандистом, ощущал себя, как после просмотра новостей НТВ, разлива середины девяностых годов.
Блин! Откуда вообще эта сволочь выползла? Я теперь даже жалел, что Бляхин вообще ко мне попал. Во всяком случае, допрашивая фрицев, такой гадливой брезгливости, никогда не чувствовал. А сейчас ощущения были, как будто в холерном сортире неделю просидел.
Поэтому, с силой вдавив окурок папиросы в пепельницу, я вышел из комнаты и потопал искать Гриню, чтобы договориться с ним о приготовлении внеочередной бани, так как чувствовал нестерпимое желание помыться.

Наш старшина, глядя на мою белую физиономию, сначала заволновался, но потом, поняв, что Лисова просто от злости так трясет, пообещал сварганить баньку и немного помявшись, предложил сто грамм для успокоения нервов:
- Илья, ну шо ты cэбе за кажду падлу так изводишь? Пийдем до менэ, я тоби стаканчик  налью, усе як рукой сымет! А после бани еще раз налью!
- Нет Гриня, спасибо. Ты ж знаешь – я не пью…
- Ото зря. Иногда горилка и полезна бывает. – но видя, что я не ведусь, добавил – Як знаешь. Тогда я тоби  на помывку, мыла дам чешского. Духови-и-и-того…
Старшина покрутил носом, показывая пахучесть трофейного мыла, а я ехидно уточнил:
- Это не того, что мы у тебя еще пол месяца назад выпрашивали, а ты сказал, будто оно давно закончилось? А?
На лице железного Грини, не дрогнул не один мускул, а все смущение, выразилось в поправлении ремня. Он уже открыл рот, чтобы с негодованием отмести все мои подозрения, как на крыльце усадьбы появился Гусев и увидев меня, спросил:
- Ты уже все закончил?
- Да.
- Тогда пойдем ко мне, кое-что интересное покажу.

- Да нет, Серега, «липа» это. Ну не могут же они в самом деле такими малохольными быть? Ведь хоть и говенное, но все-таки правительство…
Я отложил листки бумаги которые читал и недоверчиво посмотрел на полковника, подозревая розыгрыш. Только вот, судя по ухмылке Гусева розыгрышем или «липой» здесь и не пахло.
- Блин! Неужели они всерьез ЭТО решение принимали?
- Ты ведь наши сводки сам слушал. И Лондонское радио тоже. Помнишь, как англичане тогда пели?
Мда, действительно - когда в Кракове, Армию Людову, фрицы раскатывали в блин, в Лондоне просто захлебываясь от восторга, описывали массовый героизм бойцов сопротивления. Я уже тогда сильно сомневаться начал. Просто давно заметил, как  только в передаче начинают говорить о массовом героизме, значит все – жопа. Да и общая задумка восстания, мне была совершенно неясна. Чего поляки им хотели добиться, подняв бучу в глубоком вражеском тылу - непонятно. Когда несколько тысяч человек, вооруженных только легким стрелковым оружием, начинают выступление против регулярных дивизий, это даже не глупость. Ведь действовали они не как наши партизаны: ударил – отскочил, а внаглую вошли в город и растопырилсь там, ожидая подхода основных немецких сил. Фрицы, наверное, очень удивились такому подарку, когда все шмыгающие по лесам АКовцы, собрались в одном месте и, шанса своего не упустили.
Правда надо отдать должное – дрались пшеки отчаянно, но теперь Краков лучше просто отстроить на новом месте, чтобы не возиться с вывозом щебня на старом. Да и гражданские жители этого города, почти все полегли. Немцы не разбираясь где кто, раскатали восставших в пыль, вместе с этим населенным пунктом.
Да, действительно, тогда я гадал о целях восстания, но теперь, глядя на бумаги показанные командиром, все становилось на свои места. Ну, то есть как становилось… Если что и было понятно, так это полная невменяемость польского эмиграционного правительства, загнавшего своих людей под колотушки.
*Снова взяв в руки листки начал перечитывать решение правительства Миколайчика. Первым пунктом там шел приказ о захвате Кракова своими силами. Ну, это  у Армии Крайовой даже слегка получилось. Фрицы, не ожидавшие подобной наглости, были довольно сильно потеснены на южной окраине города, но потом быстренько сориентировались и бои приняли позиционный характер. На этом, все военные приказы польского правительства и заканчивались, и начинались политически-прожектерские. Читая их, я просто фуэл. Это ведь даже не дележ шкуры неубитого медведя, это было вообще что-то запредельное, потому, что вторым пунктом шел приказ о том, что Краков становиться временной столицей Польши и власть в нем переходит к Делегатуре Лондонского правительства. Причем по отношению к войскам Красной Армии она выступает как полномочная хозяйка Польши и сразу выдвигает требования  о том, что Государственный Корпус Безопасности АК интернирует членов Армии Людовой, а так же всех тех, кто не признает Лондонское правительство в эмиграции. Еще поляки хотели забрать себе обратно Львов и Вильно, что проходило отдельным пунктом – мол, демаркационную линию между Польшей и СССР необходимо проложить восточнее названных городов. Ну, разумеется пункт про полное признание СССР эмиграционного правительства, а так же суверенитета Польши. В случае отказа принять эти требования и попыток разоружить АК на баррикадах, необходимо оказывать вооруженное сопротивление частям Красной Армии.  Поляки надеялись, что «клятые москали» выбьют немцев из города, но с Армией Крайовой связываться побояться и преподнесут ей страну на блюдечке. В противном случае, правительство Миколайчика, собиралось взывать к «совести мира» в расчете на то, что «Большая тройка» на фоне проблем Кракова распадется и что именно боязнь распада, заставит СССР принять их условия.
* ( все пункты требований польского правительства имели место быть и я ничуть их не изменил, единственно перенес действие из Варшавы в Краков. (прим. автора)
А сами пшеки, были полностью  уверены в своей победе над немцами, потому что войска Красной Армии находились в 50 километрах от Кракова. То есть, даже учитывая  возросшее сопротивление гитлеровцев, русские части подошли бы к городу, через три  дня после начала восстания. Только видно, Верховный толи вовремя узнал о задумке хитромудрого Миколайчика, толи план был такой с самого начала, но Первый Украинский Фронт, успешно громящий фрицев в Польше, неожиданно ударил  на Моравско-Остраву.
Вот тут то и началось избиение младенцев! Англичане, разумеется, никакого десанта, как того требовал Миколайчик, в Краков не сбросили и всех восставших фрицы положили через несколько дней, после начала выступления. Причем это поражение было особенно наглядным, на фоне победы в Варшаве, что приводило эмиграционное правительство в полное неистовство. Там, Красная Армия сначала сбросила в помощь повстанцам из гетто, десантную бригаду, а еще через четыре дня, форсировав Вислу, полностью освободила город, развивая наступление на Лодзь, Познань и Быдгощ создавая угрозу окружения группе армий «Северная Украина».
Мда… сказать, что я был удивлен дуростью Миколайчика со свитой, это не сказать ничего. Хотя Польша и в наше время, кроме гонора ничем не блистала. Да что там говорить, кто в Европе бывал, знает – о пшеках анекдоты там рассказывают, как у нас про чукчей…
Сергей, видя что я примолк, с интересом спросил:
- Ну что ты теперь, про все это думаешь?
- А что тут думать? Скажу только две вещи, первое – эти Лондонские поляки однозначно работают на нашей стороне, хотя сами того не осознают. Ведь около восьмидесяти процентов Армии Крайовой осталось в Кракове. Значит после войны, да и сейчас, деятельность их подразделений против наших войск, будет сведена к минимуму. Помнишь, я тебе рассказывал, сколько они нам крови попортили?
Гусев кивнул и видя, что я замолк, напомнил:
- Ну, а вторая?
- Вторая… так скажу – нефиг полякам выделываться, будто они – Европа. Азиопа, такая же, как и мы. Сермяжная посконная и домотканая. Во всяком случае, им тоже с правителями не везет, как самым настоящим славянам.
Командир, при этом намеке слегка насупился:
- А когда это нам с правительством не везло?
- Проще сказать, когда везло. Наверное,  когда  по здешним лесами бегали разные поляне, древляне, смоляне и прочая чудь белоглазая. Во всяком случае, про те времена никаких документов не сохранилось и нельзя с уверенностью сказать, что тогда правители были плохие. А начиная с варягов и появления летописей уже можно… Ведь сам посуди – что ни царь, сука, то реформатор или наоборот, разрушитель реформ.
- Царей давно свергли.
- Серега, не трахай мне мозги. Пусть будет не царь, а просто правитель. Один строит, другой построенное – в распыл. И так чередуясь безостановочно. А народу, не тот не другой, никаких послаблений не делает. Когда попадается «строитель», то он сам своих людей в могилу пачками сгоняет, во имя будущего процветания. Когда «разрушитель», этим занимаются иностранные интеревенты. То есть – те же яйца, только в профиль.
Гусев выслушав этот монолог помолчал, а потом спросил:
- Илюха, а что ты сейчас делал? Ну, прежде чем я тебя позвал?
Удивившись такому неожиданному повороту, я настороженно ответил:
- Пленного допрашивал, а чего это ты интересуешься?
- Это, который пропагандист? Тогда понятно – командир успокоено откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурив, выдал - Едрить твою мать, Лисов! Ведь сколько лет тебя знаю – железный мужик. И мозги на месте, и с людьми отлично ладишь. Про то, какой ты боец я вообще молчу! Да и просто – другом твоим считаться, всегда за честь держал. Но почему, как только тебе что-то напоминает о твоем прошлом – тут Серега споткнулся и задумчиво исправился – или будущем, так ты сразу с катушек съезжаешь? Вот ответь,  кого этот мудила из РОА, тебе напомнил? Хотя подожди, я сам угадаю – или Ковалева, или Ельцина или, этого,  как его, ну, богатея, который абреков поддерживал… Березинского?
- Память у тебя Серега, девичья до безобразия! Не Березинского, а Березовского! Березовского, маму его так!
Гусев, увидев, что я, наконец, оттаял и начал улыбаться, тоже расплылся в улыбке и подытожил:
- Какая разница как его фамилия! Да и всех остальных тоже… Пойми Илья, не будет их в нашем будущем. Не будет и все. И само будущее совсем другим станет. Вот каким мы его сейчас сделаем, таким оно и получится! И только от нас зависеть будет, чтобы оно не стало подобным твоему! От меня, от тебя, от Лешки с Маратом, от Ивана Петровича. От ребят, что сейчас в окопах к наступлению готовятся, или на заводах вкалывают. Так что хватит тебе параллели с вашими временами искать и дергаться каждый раз по этому поводу.
Подобный разговор у нас происходил не в первый раз, поэтому, махнув рукой, с досадой ответил:
- Да понимаю я все! Просто иногда такие типажи попадаются, хоть стой хоть падай…
Про типажи, Серега выразился в духе киношного Чапаева, в смысле – наплевать и забыть и заинтересованно спросил:
- А чего ты там возле крыльца с Ничипоренко шептался? Или опять где-то детишек нашел и нашей няньке их подкинуть хочешь?
- Нет, про баню договаривался…
- Да ну! Неужели, уболтал Гриню? Она ведь только послезавтра должна быть!
- Уболтал. Он ведь ко мне и так нормально относится, а тут я  ему позавчера слова «Розамунды» на-русском дал, поэтому Григорий, весь в восторге пребывает и  вообще - благодарен до невозможности.
Гусев выслушав, чем я купил старшину, начал хихикать, а потом выдал:
- То-то я думаю – чего это он, аккордеон, странными мелодиями терзает! Ты бы ему еще ноты помимо слов подсказал, цены бы вам не было!
- Где я, где ноты… И вообще, не ругайте музыканта – он играет как умеет!
- Да как он умеет, лучше бы вообще не играл!
- Вот и сиди критикан недоделанный, в грязном виде, а я сейчас пойду и попарюсь от души.
Серега, на это моментально отреагировал:
- Я с тобой!
А потом, зайдя к старшине за обещанный чешским мылом, мы пообедали и ближе к вечеру, устроили себе банно-прачечный день. Пока мылись, стирались и болтали, я попутно думал об одной интересной штуке, связанной с песнями. К примеру, эта самая «Розамунда» в последнее время стала очень популярна, причем по обе линии фронта. Старая чешская песенка обрела новую жизнь и с удовольствием распевалась как нашими, так и немцами.
Но мысль была не столько про нее, а про то, что в мире, в последнее время, все чаще и чаще стали петь наши песни. И американцы и англичане крутили по радио шлягеры на русском языке. Да что там говорить – даже фрицы очень часто голосили русские песни, правда, по-немецки. Но на трофейных пластинках, с удовольствием слушали и на-русском. Причем я бы еще понял, если бы это были хиты принесенные мною из будущего. Фиг там! Нет, и их тоже крутили вовсю, но ведь и обычные песни пользовались огромной популярностью. Даже в захваченных нами немецких городах, после нескольких дней испуганного затишья, из окон начинали доноситься знакомые мелодии. Причем гражданских то, никто не заставлял слушать наши песни! Может, прав был Луганский, который на мое недоумение по этому поводу сказал:
- Видите ли, товарищ гм, гм… капитан, человеческая натура так устроена, что каждый из индивидуумов, желает удовлетворить собственное эго. Пусть и неосознанно. Поэтому даже немцы с удовольствием слушают русские песни, подсознательно желая тем самым, приобщиться к  победителям… Я достаточно доступно объясняю?
- Достаточно. Старика Фрейда я тоже читывал, но здесь что-то не так получается. Вот скажу честно – в сорок первом, меня вовсе не тянуло петь «Хорста Веселя». Да и других, насколько я знаю, тоже…
Казимир Львович на это замечание поняв палец с улыбкой ответил:
- Вот, видите! Просто это значит, что ни вы, ни остальные, не могли допустить и мысли о победе фашистов. Даже в глубине души, даже в вашем подсознании, была твердая уверенность в нашей победе. А у немцев ее нет, вот и поют нашу «Катюшу», «Проснись и пой» да «Песенку о хорошем настроении».
Тут Луганский почему-то замялся и нерешительно кашлянув, решил поинтересоваться:
- Извините, товарищ  капитан, если уж разговор про песни пошел, я хотел у вас поинтересоваться – а к известному поэту Илье Лисову, вы какое-нибудь отношение имеете?
- Даже не родственник. 
Отмазавшись от своего авторства, я сбежал от слишком умного патологоанатома, по пути вспоминая англоязычную музыку, непрерывно льющуюся из каждого музыкального прибора, в моем времени. Это что же получается? Выходит тогда, в двадцать первом веке, мы все в глубине души уже сдались и не верим в свою победу? Черт! Но ничего, как там Серега сказал – «Будущее станет совсем другим. Каким мы его сделаем, таким оно и будет»! Вот тогда и посмотрим, чьи песни будут петь в этом  новом времени…

Еще три дня, я практически ничего не делал и занимаясь пузогрейством, только наблюдал, как Третьяков со своими людьми носятся по  округе и во всех особых отделах демонстрируют фотографию покойного Горбуненко с протянутой, как для милостыни рукой. Во всяком случае, после обрезки Жукова, при взгляде на фото, складывалось именно такое впечатление. Хотя сейчас  я Сашку, даже подкалывать опасался. По мере того, как в разных подразделениях СМЕРШа, народ отказывался признавать, кому именно Филипп жмет руку, настроение главного мента ухудшалось все больше и больше. А вчера, когда мы с ним ездили к очередным контрикам, Третьяков, на мои длинные рассуждения о неправильности выбранного направления расследования, так вызверился, что мы чуть не подрались. Хотя, насчет, «чуть не подрались», это я загнул, просто поносили друг друга на матах, а потом, надувшись, сидели каждый в своем углу «УльЗиСа».
Поэтому сегодня я с ним не поехал, отправив сопровождающим старшего лейтенанта Шарафутдинова, а сам, с Пучковым засел за изучение новинки вражеской техники - STG-44, который в виде трофея, притащили нам мужики из разведбата. Эта штурмовая винтовка под промежуточный патрон, сильно  внешне напоминала «Калашников» - переросток. Но только внешне. Все остальное отличалось от родного «калаша» очень сильно. Но, правда, бой у нее был – не сравнить с нашими пистолетами-пулеметами. Единственно – тяжелая сволочь, все руки отмотает, если с ней долго бегать.
Глядя, как Леха, сосредоточенно сопя, делает неполную разборку оружия, я с умилением вспоминал виденные мною АК-43. В войска они пока не пошли, дожидаясь насыщения на складах боеприпасами под этот автомат, но через два месяца обещали сделать первую поставку. «Калашей» было две модели – обычная пехотная «лопата» и десантный вариант со складывающимся прикладом. Особенно конечно радовал одноименный пулемет, который уже начал поступать в армию, благо не требовал никаких промежуточных патронов, а пользовал обычные, винтовочные. Вот чего нашей пехоте всегда не хватало! А здесь – легкий, надежный, убойный ПК, моментально показал фрицам, что может делать отличное оружие в умелых руках. А с их хваленым MG-42, на равных теперь может говорить станкач Калашникова. Горюновский конечно тоже неплох, но вот «Калаш», это совершенно другое дело! И БТР на базе ГаЗ-63, которые постепенно все больше появляются в войсках, планируется вооружать именно станковыми ПК. Владимировский «крупняк» пока слишком дорог в производстве, поэтому  на каждый «бэтр» его ставить накладно и он идет в основном зенитчикам, а вот творение Миши, в самый раз! И самое главное – часть новых АК-43, будет оснащаться подствольниками! Немцы, да и наши, очень  давно пользуются насадками на ствол, из которых можно выстреливать маленькую гранату, но все эти насадки либо гробят оружие, либо малоэффективны из-за невозможности нормального прицеливания. Зато теперь, под стволом АК-43 будет находиться полноценный аналог ГП-25 оснащаемый безгильзовыми гранатами трех типов. Правда, к сожалению, пехоту этим оружием пока снабжать не планируется, все пойдет в десант и к спецуре. Заводы массово шлепали ППШ и ППС, поэтому прекращать налаженное производство, сочли нецелесообразным. Просто были выделены отдельные цеха для изготовления нового оружия и из-за этого, автоматов было достаточно мало. Но со временем и рядовой пехотный Ваня, получит подобную игрушку в свое распоряжение, тем более что ПК сразу стали делать полноценно аж три завода, рассчитывая через пол года, полностью заменить в передовых частях допотопный «Дегтярь». Глядишь, постепенно и остальные заводы перестанут выпускать пистолеты-пулеметы и передут на более современное вооружение.
Лешка, с щелчком загнав цевье на место покрутил собранную винтовку в руках и с уважением сказал:
- Мощная штука. По убойности, наверное, к ручному пулемету ближе. Только тяжеловата и патронов в магазине мало.
-Это, по сравнению с чем мало?
- С ППШ.
- Ну ты Гек даешь! Ты когда «Шпагина» в последний раз в руках держал? Ведь везде с «ППС» ходим. А наш новый автомат, кстати, точно такую же емкость магазина иметь будет, что и STG-44. Только по надежности, эта «Штурмгевер» и рядом не стояла. Поверь, АК-43 еще в историю войдет, как самое надежное оружие всех времен и народов.
- Когда же его нам дадут, наконец! И вообще, Илья, расскажи еще про этот автомат.
Пучкову о творении конструктора Калашникова рассказывалось уже раз сто, но Лешка, как трехлетний ребенок сказку, был готов слушать снова и снова. Причем каждый раз, как будто впервые. Он, то недоверчиво щурился, то восторженно ахал, когда я говорил про виденные мною полигонные испытания.
- Вот прямо волокли по грязи и пыли за машиной, а потом сразу, без чистки начали стрелять? Обалдеть! Вот это оружие!
-Гек, блин! Ну ты ведь пулемет уже видел, и даже стрелял. Вся механика автомата точно такая же. Один в один. И главное, никаких настроек и регулировок не надо. Теперь любой парень из самой глубокой Тьмутаракани, что с пулеметом, что с автоматом за пол часа досконально разберется.
Вообще, именно простота обслуживания и были, по-моему, главным преимуществом АК-43. Простота и надежность. А то сколько раз уже было, что оружие просто не стреляло, оттого, что с ним элементарно не могли разобраться. Артмастера, целые курсы проводили, рассказывая тонкости настройки газового регулятора на «СВТ», но народ врубался слабо и шарахался от нее как черт от ладана. То же и с «Максимами», благо хоть в пулеметчики брали более-менее подготовленных людей. Даже считавшийся надежным ППШ, тоже иногда глючил. Начиная с того, что нельзя было полностью забивать диск, во избежание перекоса патрона и заканчивая его крайне отрицательным отношением к загрязнениям. Зато сейчас, одно удовольствие – бери да стреляй! Только нагар после работы чистить не забывай и все!
- А этот, «подствольник», им как работают?
Неугомонный Гек, подпрыгивая на стуле, был готов выслушивать мои измышления про новое оружие дальше, но эту идиллию прервал стук в дверь, а потом сразу показалась голова посыльного. Скользнув взглядом по столу с лежавшим на нем немецким автоматом, боец доложил:
- Тащ капитан, там вас опять «язык» вас дожидается. Его только сейчас привезли.
Поморщившись, уточнил у него:
- Надеюсь, хоть этот – немец.
- Никак нет! – солдатик чему-то улыбнулся щербатой улыбкой и продолжил – наш, русский, с номером…
- C каким номером?
- Ну, этот, на руке…C концлагеря видно...
- Ладно. Сейчас иду.
Тяжело вздохнув, я потопал на улицу и выйдя во двор увидел знакомого старшину из дивизионного СМЕРШа. Метрах в двадцати от него, возле «Виллиса», торчал конвойный, охраняющий  длинного мужика, в каком-то полупальто и драных армейских шароварах. Поздоровался с контриком и когда он передал документы на пленного, я поинтересовался:
- Что, в РОА уже из концлагерей, стали номерной народ грести?
- Нет, этот парень позавчера сам перешел линию фронта на участке Свиридова. Говорит, сбежал при перевозке, когда их с работ обратно в бараки везли. Там мол, наши «Пешки» с бомбежки возвращались, вот и прошли над колонной с охраной и пленными. Охрана сразу в кусты рванула, а под это дело  он и дернул.
- Врет?
- Вроде, нет. Во всяком случае, летуны информацию подтвердили. Они ту колонну, пулеметами слегка проредили, так что паника была, дай боже.
- А почему к нам направили?
- Так он сначала, на запад пошел, следы путая и три дня, недалеко от какого-то замка прятался. Только потом, на восток двинул.
- Думаешь, возле Бальги был? Там же этих замков до черта!
Старшина на это ухмыльнулся, пожал плечами и ответил:
- Вот вы и выясняйте, какой он именно замок видел. Я то эту Бальгу, даже на фотографии не наблюдал. А у нас приказ – всех «языков» из того района, к вам направлять. Замок ведь еще в глубоком немецком тылу, поэтому мы всех, кто недалеко от залива в последнее время был, сразу к вам доставляем.
- А чего мелочитесь? Тащите сюда сразу всю группировку! Ну а мы вместо «фильта» работать будем!
Крыленко, на этот наезд ничего не ответил, а я, расписавшись в получении и забрав сопроводиловку на пленного, приказал вести его в комнату для допросов. Зайдя следом, кивком отпустил охранника и предложил доставленному, снять свой лапсердак и присаживаться.
Задержанный, оказавшийся одетым в сильно потрепанную советскую форму, осторожно уселся на табурет и положив на колени огромные, лопатообразные ладони, простужено сопел, не отрывая глаз от пола. Я же, раскрыв полученные от старшины документы, углубился в чтение. Мда… бросив быстрый взгляд на парня, только покачал головой. Двадцать третьего года рождения, а выглядит лет на тридцать, не меньше. Видно досталось ему хорошо… Еще несколько секунд помолчав, я вздохнул и достав  из папки фотографию замка и спросил:
- Сидоренко Иван Викторович?
- Так точно.
- Посмотрите внимательно, вы, когда от конвоя убежали, это замок видели?
Парень, наконец, поднял глаза и несколько секунд посмотрев на фото, отрицательно покачал головой.
- Нет, гражданин капитан. Тот, возле которого я прятался, только с двумя шпилями был. И вон тех деревьев не было…
- Ты внимательно посмотри, просто этот снимок делали лет десять назад, может деревья подросли?
- Никак нет, гражданин капитан. Там совсем другой замок стоял. Я ведь, в артиллерийской разведке служил, поэтому такие вещи хорошо замечаю…
Лагерник  отвечал спокойным, глуховатым голосом и заметив, каким цепким взглядом он окинул фотку, я понял, что на этот раз СМЕРШевцы похоже промахнулись. Этот парень, наверное, километрах в тридцати южнее от Бальги был. Там тоже замок есть, но вот в нем фрицы никаких козней вроде не планировали делать, поэтому нас он не интересовал.  Блин, жалко! До заброски меньше двух недель, а у нас сведений по объекту – кот наплакал. Сожалеюще вздохнув, я достал папиросу и закурив, протянул пачку бывшему военнопленному:
- Куришь?
Тот помотал головой и ответил:
- Нет, благодарю гражданин капитан.
- Епрст! Что ты меня постоянно «гражданином» обзываешь? Или ты – мурый зэчара и до войны на зоне чалился, оттуда привычка пошла?
Сидоренко, наконец, посмотрел мне в глаза и катнув желваки на щеках, выпалил:
- Никак нет товарищ капитан! Просто тот лейтенант из особого отдела, когда я к нему «товарищ» обратился, орать начал, мол, товарищи его с оружием в руках немца бьют, а я, как добровольно сдавшийся врагу, на такое обращение прав не имею.
- Ну, в общем-то, правильно орал. А ты что, действительно - добровольно сдался?
- Угу, сейчас – лагерник опять уткнулся взглядом в пол и зло проговорил:
- Гранат – нет, снарядов – нет, а эти суки, на двух танкетках, нас как баранов в кучу сгонять начали. Комиссар то, умнее всех оказался - начал из «нагана» по броне садить, вот его и переехали сразу. А я глянул, как его кишки на трак наматываются и поплыл… Хотя, если бы знал, что в будущем ожидает, то вперед комиссара бы сиганул… Тогда от дивизиона нас человек пятнадцать осталось вот и подняли руки. А куда деваться?
Тут Иван надолго закашлялся и потом, успокоившись, поддернул рукав ветхой гимнастерки, вытер выступивший пот. А я, заметив в прорехе острохарактерный полукруглый шрам, спросил:
- Что, приходилось от собачек бегать?
Сидоренко невесело усмехнувшись, ответил:
- Два раза. Это не считая последнего. Первый раз, через неделю, после того как в плен взяли, в сентябре сорок первого. Нас тогда,  возле Томино держали, прямо в чистом поле. Там даже колючки толком не было. Немцы просто несколькими нитками на столбиках огородили квадрат, и вышки небольшие поставили. Они тогда добреньких из себя корчили. Помню, в те времена много баб ходило вокруг лагеря – мужей искали. Так если находили – немцы мужей отпускали. Мне такое не светило, поэтому  выбрал ночку потемней и с тремя друзьями рванул… Только недалеко - даже до леса не дошли, как нас сначала собаки, а потом мотоциклисты догнали… Побили, куда же без этого и обратно вернули. Думал расстреляют за побег, но обошлось – ребра поломали и успокоились… Только потом, все стало гораздо хуже. Фрицы собрали огромную колонну и пешим ходом повели аж за Львов. Много тогда на той дороге ребят осталось, у нас  ведь раненных было до черта… А в Сутонах, был уже нормальный лагерь – с бараками, с колючкой. К лету сорок второго, на фронте видно немцам стали давать прикурить, потому что к нам в лагерь вербовщики приходили. Какой-то полковник, с царскими крестами, все речи толкал, призывал Россию новую строить. Без жидов и Советов…
Иван замолк, видно вспоминая, а я, заинтересованно спросил:
- И что, много народу пошло фрицам помогать?
- Куда там! В лагере, шесть тысяч душ было, а к тому полковнику вышло двадцать девять человек. Двоих я лично знал – подлюги еще те. Все перед немцами выслуживались за лишнюю пайку. Мы их удавить хотели, да не успели…
- И что потом? Их сразу из лагеря увезли, или они перед вами в новой форме покрасовались?
Бывший пленный на этот вопрос сжал кулаки и глухо сказал:
- Нет, товарищ капитан. Там по-другому было. Их не увезли и даже формы не дали. Видно к приезду того полковника, немчура расстаралась и вычислила семерых командиров и комиссаров, которые себя за рядовых выдавали. Стукачи у них хорошо работали, вот командиров эти, которые в РОА пошли и повесили…
- Не понял? Комиссаров семеро, этих двадцать девять… как же они их делили?
- Фрицы хитро сделали – поставили наших на лавки, петлю на шею накинули, а к ножкам лавок веревки привязали. Вот предатели, на раз-два-три и дернули…
-Понятно… А в Восточную Пруссию как попал?
Сидоренко вздохнув, ответил:
- Лагерь туда эвакуировали, когда наши обратно, на запад двигаться начали. К тому времени от пленных, хорошо если полторы тысячи человек оставалось. Так всех запихнули в теплушки и увезли в Коршен. А там вообще, кого загнали на строительство укрепрайона, а кого отдавали местным жителям.
- Как это – отдавали?
- А вот так – днем под охраной работали у бюргеров, а вечером в лагерь. Но позже, в лагерь даже возвращать перестали – загоняли на ночь в сарай и с утра опять на работу. Там мы хоть отъелись… После лагерной баланды и гнилая брюква за деликатес шла. Да и охрана совсем другая стала. До этого молодые охраняли, вот они зверствовали почем зря. А потом взрослые мужики появились, так те нас почти не трогали даже когда видели, что мы картошку с полей в карманы прячем. Так почти до зимы было, а потом, нашу команду отправили противотанковые рвы да окопы копать. А неделю назад я сбежал… Мы ИЛ-2 как-то видели, а они далеко вглубь немецкой территории не залетают. Посчитал, что фронт уже близко, вот и сбежал.
- Ясно… Жрать будешь?
Не дожидаясь кивка пленного, я свистнул конвоира и приказал принести банку тушенки и хлеба.
Пока бывший лагерник, стараясь не очень торопиться, уничтожал свинину, я курил и глядел в окно. Да уж… досталось пареньку нехило. Три года плена это вам не цацки пецки… Поэтому, когда он доев и подчистив банку куском хлеба, осторожно спросил:
- Товарищ капитан, а куда теперь меня? В Сибирь?
Я только ухмыльнулся и ответил:
- Не понял, с чего это тебя в тыл потянуло?
- Так в лагере говорили, что  нас, если и освободят, так сразу прямым ходом на Колыму пошлют…
- Это кто такое говорил?
- Ну… - Иван помялся, а потом решившись ответил - немцы говорили и капо тоже… Да и некоторые наши. Дескать, товарищ  Сталин приказ издал, что всех сдавшихся в плен, в предатели записывают.
Ух ты! Так вот откуда пошла эта байка, про то, что наших пленных эшелонами прямиком в Сталинские лагеря гнали! От немцев, да лагерных надзирателей. А я еще в те времена думал, интересно, как это происходило? При страшной загруженности железных дорог, еще и находить места для перевозки сотен тысяч бывших военнопленных. Правда, с прошлого года, когда освобожденные хлынули потоком, понял, что наши «демократы» очередной раз, всех по своему обычаю обманывали. А на самом деле все было взвешенно и логично. Бывших лагерников отправляли на ближайшие фильтры. Там их проверяли, попутно откармливая и оказывая медицинскую помощь. После проверки сразу отсеивали этих самых капо, стукачей, и вообще тех, кто активно сотрудничал с немецкой лагерной администрацией. Сделать это было достаточно легко, так как на этом же фильтре находилась масса свидетелей из одного с ними концлагеря. Всех предателей, а таких набиралось обычно процентов десять от общего количества, достаточно быстро выявляли и после скорого суда, отправляли по этапу. Остальным же светила медкомиссия и после проверки здоровья, годные к службе отправлялись в запасные полки, а оттуда на фронт, продолжать службу. Негодных, здоровье которых было подорвано пребыванием в плену, отправляли по домам, как комиссованных из армии по здоровью. То есть более семидесяти процентов бывших пленных, опять становились в строй. Очередной раз, вспомнив недобрым словом современных мне «общечеловеков», я раздраженно хмыкнул и ответил вопросительно глядевшему на меня Сидоренко:
- Приказ такой, действительно был. Но касался он только добровольно сдавшихся, или перешедших с оружием на сторону врага. И этот приказ был необходим – сам вспомни, тогда были времена, когда двое немецких мотоциклистов в плен советский батальон брали. Это же ни в какие ворота! А ты сдался не добровольно. То есть, обстоятельства вынудили поднять руки. Так что светит тебе парень «фильтр» и через месяц отправка на фронт.
- На фронт?!
Иван обрадовано вытаращил глаза, но я, сделав вид, что не заметил его радости, сурово сказал:
- Конечно, на фронт. А ты что хотел – отпуск и талоны на усиленное питание? Нет уж – отпуск еще заслужить надо, так что пойдешь в маршевые роты. Был бы ты офицером, там конечно более строго – если не сможешь доказать, что в плен попал раненным, то определят в офицерский штрафбат. С офицеров завсегда спрос больше. Но к рядовому и сержантскому составу этот пункт приказа не относится. Поэтому вспоминай навыки артиллеристского разведчика, они тебе скоро опять понадобятся.
- Спасибо товарищ капитан!
- Это тебе парень спасибо, за то, что не сломался и себя сохранил.
Глядя на подозрительно блеснувшие глаза Сидоренко, добавил:
- Пойдем со мной. Сейчас твою рванину на нормальную форму сменим, а после обеда тебя ребята на фильтр отвезут. Я тут записку начальнику особого отдела написал, так что трясти там особенно не будут и в запасной полк, после медкомиссии, отправят первой партией.
Разобравшись с Иваном и находясь в приподнятом настроении, я пошел было к Гусеву, но был перехвачен Геком, который настрелявшись за нашим поместьем из «STG», спешил поделиться впечатлениями о трофейном оружии. Выслушав Пучкова я тоже не удержался и решил опять порезвиться со штурмовой винтовкой. Ну, а потом у нас просто кончились патроны, да и прибежавший Мишка Северов, начал скандалить - дескать устроили полигон под его окнами. Дав щелбана упитанному начальнику связи, чтобы не очень выделывался, мы плавно переместились в расположение, попутно обсуждая достоинства и недостатки испытанного оружия. К достоинствам, однозначно относилась высокая убойность и дальность стрельбы. К недостаткам – слишком большой вес, и чересчур высокие прицельные приспособления. Слишком высоко поднимая голову при стрельбе, можно было в эту самую голову и пулю схлопотать… Еще, мне не понравилось хлипкое крепление приклада. Это ведь оружие пехоты, а в рукопашке, таким прикладом бить страшно – отвалиться и все. В общем, придя к выводу, что «Штурмгевер» автомат – так себе, опять перешли к обсуждению вожделенного АК-43…

Два дня все было тихо-спокойно, но на третий, когда я разложив свою коллекцию пистолетов на столе, насвистывая бодрый мотивчик « Чунга-Чанги», занимался смазкой оружия, в дверь влетел взъерошенный Третьяков. Увидев меня, он с какой-то ошарашенной улыбкой подскочил к столу и одним движением, сдвинув в сторону детали «Браунинга», с размаху шлепнул на освободившееся место конверт:
- Вот! Смотри!
Осторожно приподняв двумя пальцами эту бумагу, поинтересовался:
- И что я должен здесь увидеть?
- Внутри смотри! Только руки сначала вытри.
Покорно стерев с пальцев смазку, я вытряхнул на ладонь знакомую фотографию Горбуненко. Только на этот раз, протянутую руку Филиппа жал незнакомый мне лейтенант.  Глядя на это,  только и смог сказать:
- Оп-па!
- Вот и я про то же!
Через пару секунд, придя в себя, начал жадно выпытывать у Александра подробности. Оказывается, эту фотку, они нашли в особом отделе одиннадцатой гвардейской армии. Лейтенант, который к этому времени стал уже старшим лейтенантом, рассказал, что снимок был сделан осенью прошлого года под Шалашино. Майор Горбуненко приезжал к ним в часть, и когда уже собирался убывать обратно, их и сфотографировали. Причем старшой, отлично помнил, кто делал снимок – это была корреспондентка газеты «Известия», по фамилии Фильдман. Имени и отчества он не помнит, но фамилию назвал уверенно.
Еще раз, покрутив обновленную фотографию в руках, я сказал:
- Блин, Сашка, поздравляю! Ведь я совсем не верил, что ты в том направлении роешь! А тут такое… То есть получается – Жуков не при чем?
- В том то и дело! Теперь это можно сказать с уверенностью. Кто-то хотел не только уничтожить Черняховского, но при этом бросить тень подозрения на Жукова. Только вот они перестарались – слишком много улик на месте преступления оставили. Да и фотография эта… Ты вот где, дорогие тебе фото хранишь?
- В сейфе, чтобы не потерялись да не помялись.
- Вот видишь! А Горбуненко ведь тоже не окопник и свой сейф имеет! Зачем тогда он фото с маршалом в планшетке таскал?
- Ага… думаешь, подкинули?
- Да я сейчас в этом уверен. Его машину там, на дороге, остановили и расстреляв майора с водителем сунули эту фотографию в полевую сумку. Ну, чтобы завершить общую картину.
- И кто думаешь, все это делал? Кто заказчик?
- Еще не знаю, но я сейчас пошлю запрос по поводу Фильдман в Москву. Чтобы узнали и про нее и про круг ее знакомых.
- Считаешь, корреспондентка как-то с этим связана?
- Еще не знаю, но фотографию делала она и негативы были у нее. Может, она их кому-то передала, вот и надо выяснить – кому?
Действительно, это хороший ход. Просто так, высококачественный монтаж, имея только одну фотографию, сделать невозможно. Тут негатив нужен. Так что журналистка вполне может продолжить цепочку дальше. Главное чтобы сейчас не выяснилось, что и она тоже нежданно померла… Тогда мы опять останемся ни с чем. Хотя… У нас есть три трупа и их физиономии. Не с Марса же они появились, так что это тоже хороший след. Подумав об этом, тут же  поинтересовался:
- А морды убитых никто не опознал?
- Здесь их не видели. А с архивов ответ еще не скоро придет…
Понятненько… В принципе, когда получил подтверждение что фотография оказалась подделкой, у меня, до этого буксовавшие мозги включились сразу и на полную катушку. До этого я не очень верил в такие хитрые комбинации, зато сейчас все становилось на свои места. И кисет с газетами, и орудие и заложенный фугас. Но как только  стала понятна логика событий, мысль пошла еще дальше. Я просто прикинул, кому выгодно устранение двух таких непохожих друг на друга людей? Они ведь у нас, образно выражаясь, не только с разных дворов, а вообще - с разных улиц! Я уже знаю, что наше командования, так же как и политбюро, активно делится на группы по интересам. Так эти военачальники были из антагонистических групп! А так как их хотели убрать обоих, то кому это надо было непонятно. Третьей известной мне силы не существовало. Во всяком случае, достаточно уверенной в себе, чтобы пойти на подобное. В смысле не существовало в СССР. Значит, что остается? Остается иностранная разведка. Уничтожение Жукова с Черняховским, очень выгодно немцам. То есть, немцам в первую очередь. А еще, как не странно, это выгодно союзникам. Англо-американские войска сейчас судорожно готовятся к открытию второго фронта. По туманным намекам Колычева, я понял, что в начале лета, он может быть открыт. Вот только, что им может достаться от Европы, если Красная Армия будет продвигаться такими же темпами? О чем договорился Верховный с Рузвельтом и Черчиллем в Ялте мне не докладывали, но, похоже, что раздел будет идти несколько по иному критерию, чем он происходил в мое время. Вклад союзников в победу оказался настолько мизерным, что я не удивлюсь, если Сталин отдаст им Францию, Италию и какие-нибудь Нидерланды, а остальное хапнет под крыло Союза. А самое главное, что союзнички и слова в ответ сказать не смогут! Им бы хоть эти страны у немцев успеть отбить – уже хорошо. А то, наши войска уже в Берлине драться будут, а амеры только в Нормандии к высадке готовятся. То-то их правительствам будет не весело… Так что резкое снижение темпов наступления играет на руку как немцам, так и англичанам. И они все для этого будут делать! Вплоть до прямого убийства наших самых «быстроходных» командиров. Покрутив эту мысль в голове, озвучил ее Третьякову, опустив только момент с высадкой во Франции. Сашка сильно задумался, но потом, тряхнув головой, ответил, что это – большая политика, а он обычный опер и дело будет раскручивать исходя из существующих улик и фактов, стараясь при этом не влезать, в заоблачные сферы. Хотя, мою подсказку он, разумеется, мимо ушей не пропустит и будет иметь ее ввиду. На том и порешили, после чего Третьяков ускакал делать запрос, а я опять занялся чисткой своей коллекции, попутно обдумывая участие импортных разведок в этом покушении, крутя факты и так и эдак…
А еще через четыре дня, наступил час икс. Помытые, сытые, экипированные, мы, после напутственного слова Гусева  катили в кузове ГаЗ-63 на аэродром. Все, что можно было учесть – учтено, все, что можно было сделать – сделано, поэтому мыслями я пребывал уже по ту сторону линии фронта. Летуны тоже не подвели и поэтому к нашему приезду, ЛИ-2 уже начал раскручивать винты. Шустро загрузившись в самолет, мыб одев парашюты  расселись по лавочкам, а толстый, взревев моторами и подскочив несколько раз на кочках оторвался от земли и взял курс на запад. Высаживаться мы решили в районе Хайгенбайля чтобы не морочится с форсированием здоровенного канала, проходящего с севера на юг. Вплавь его пересекать еще достаточно холодно, а на любом мосту, советских разведчиков моментально засекут. Поэтому лучше сразу - ближе к побережью и километрах в тридцати от объекта. Поправив немецкую каску, я взглянул на часы. Вроде по времени должны подлетать. Как будто отвечая моим мыслям, дверь пилотной кабины открылась и появившийся выпускающий, показал три пальца. Вот и все - трехминутная готовность. Мы встали со своих мест и выстроившись по проходу самолета, стали в последний раз проверять оружие и снаряжение. В голове мелькнула мысль – «Жалко, покурить не успел» и тут выпускающий, который уже открыл дверь, откуда сильно задувал холодный воздух, хлопнув по плечу, проорал мне в ухо:
- Первый – пошел!
И все мысли сразу исчезли, так как я вывалился с самолета и понесся навстречу непроглядно – черной земле.

Конец второй книги.