За тапки спасибо. Есть рациональные мысли.
Продолжаю. Окончание 15-й главы:

Глава 15. Хлебный кризис надвигается

15.3.

Весь сентябрь и октябрь мне пришлось крутиться, как белка в колесе. Да не мне одному. Совместными усилиями Наркоминдела и Наркомвнешторга мы пытались добиться соглашения с основными экспортерами зерна об экспортных квотах и стабилизации зерновых цен на мировом рынке. Тщетно… Позиция США срывала все попытки договоренностей — американская администрация была категорически против квот, выступая за введение лимитов на производство зерна.
Впрочем, ситуация требовала не столько бороться за стабилизацию цен на зерно, сколько думать о прекращении или хотя бы резком сокращении его экспорта. Моя переписка с Орджоникидзе становилась все более нервной…
«Григорий Константинович,   обращаюсь я к нему в очередном письме, — мы не сможем разрешить проблем с импортом, если не поставить срочно на Политбюро и не решить следующие вопросы:
1) Сократить программу импорта оборудования хотя бы до пределов реальных валютных поступлений, с тем, чтобы не влезать в добавочные краткосрочные долги на крайне невыгодных для нас условиях, ибо мы и с прежними не расплатились, и вынуждены делать новые займы, чтобы покрыть предыдущие.
2) Форсировать переговоры с Германией о выделении хотя бы небольшого долгосрочного кредита, предоставив им хорошее обеспечение в виде дефицитного для немцев сырья (марганец и т.п.) — ведь только у них есть шанс хоть что-то получить. Французы, скорее всего, не дадут, ибо у них постоянно всплывают претензии насчет царских долгов. Наши шансы в Англии с уходом лейбористов упали до нуля. Шведы, если и дадут что-то, то очень небольшую сумму.
4) Еще и еще раз поскрести по сусекам: что еще мы можем двинуть на экспорт, не оголяя и без того нищенское снабжение наших предприятий легкой промышленности?
5) Пойти на выделение дополнительных товарных фондов для поощрения золотодобытчиков, как в государственном, так и в кооперативном секторе. Срезать наши золотые запасы до совершенно необходимого минимума, а остальное отправить на внешний рынок.
6) Расширить товарные фонды Торгсина для скупки драгметаллов у населения.
7) Пойти на продажу антиквариата из наших музейных фондов, не относящегося к категории национального достояния.
Еще раз подчеркну — без исполнения пункта 1 все остальные сами по себе решения не дадут».
Вдогонку этому письму строчу еще одно:
«Григорий Константинович!
Вынужден с этим вопросом обращаться к вам, так как не только для Политбюро, но и для Наркомзема, Колхозцентра и Совхозцентра я не авторитет. Низкий урожай текущего года грозит нам еще более крупными неприятностями, если мы, перед лицом продовольственных затруднений, переусердствуем с нажимом на крестьянство. Вести с мест говорят о том, что уборочная была проведена с большими потерями, а с севом озимых дела у нас из рук вон плохи. Это следствие того, что крестьянин не заинтересован в производстве хлеба — все равно, мол, отберут! Если такая же картина сохранится и к весеннему севу, мы рискуем в будущем году получить столь же скудный урожай, если не хуже, но при этом остаться вовсе без резервов. Последствия вам должны быть понятны.
Поэтому нужно ясное и недвусмысленное подтверждение, и, главное, последовательное проведение на практике ранее принятых решений, что даже чрезвычайные меры при хлебозаготовках должны сопровождаться твердой гарантией: у коллективов и единоличников будет оставлены семенные, фуражные и продовольственные запасы зерна пусть и по скудной, но достаточной и жестко соблюдаемой норме. С фуражными запасами шутить нельзя — сводки ЦСУ говорят о начавшемся еще с прошлого года сокращении поголовья рабочего скота. А средств механизации у нас пока недостаточно, чтобы пренебрегать этими тревожными сигналами.
Нужно покончить с безобразным положением в планировании хлебозаготовок, когда у одних хозяйств выгребают все подчистую, и они при этом остаются в долгах, а другие сдают с гектара в несколько раз меньше и при этом перевыполняют план хлебозаготовок. Если такое положение сохранится, мы рискуем развалить экономику колхозов и доиграться до настоящего голода.
Нужно законодательно закрепить четкий порядок планирования хлебозаготовок, исключающий подобные безобразия. Только при этих условиях крестьяне будут заинтересованы в том, чтобы вырастить и убрать хлеб, обеспечить борьбу с сорняками и вредителями, провести агрономические мероприятия против засухи…»
В этом письме я пытался также дать примерные расчеты, насколько имеющиеся товарные фонды позволяют повысить заготовительные цены на зерно, чтобы колхозы могли нормально оплачивать трудодни, и работа на общественном поле не выглядела бы как работа на чужого дядю. Снова напоминал о хозрасчетных бригадах и безнарядных звеньях, как оправдавшей себя форме организации труда, сочетающей материальные стимулы с ответственностью за определенный участок работы и за конечный результат. Говорено об этом и раньше было уже не раз, и насколько мои напоминания что-то добавят к прежним усилиям, я не знаю. Но что же еще делать?
Ответные письма Серго не слишком радовали. Не вдаваясь в подробности, он сообщал:
«Твои — и другие — предложения по внешторговским делам дебатировали на ПБ. Ругались отчаянно. Не думаю, что твои аргументы возымели действие, но импорт порезали — просто валюты больше нет и взять негде. Принят список строек на консервацию — пока на один год. На вывоз зерна нажимать больше нельзя — хоть это поняли, наконец. Мы с Микояном и с правлением Центросоюза по крохам собираем дополнительные фонды для экспорта. На Серебровского жалко смотреть — на него наседают страшно, требуют золота, золота и еще золота… Он скрипит зубами, но поставки в госфонды увеличил процентов на пятнадцать. В Баку наконец-то установка Шухова стала стабильно давать высокооктановый бензин из тамошней нефти (а не из грозненской!). Спешно строим еще. Этот бензин весь гоним за рубеж, хотя наши авиаторы криком кричат против этого.
Что касается сельских дел, то Каганович и Молотов (да не они одни — с ними Косиор, Шеболдаев, Голощекин, Варейкис) резко против твоих идей. Рыков, Сырцов и Калинин (а с ними Кабаков, Осинский и предгосплана Межлаук) — за. Другие колеблются, выжидают. Пока вопрос подвис. Сам понимаю, что время не ждет, но голоса разделились примерно пополам, и решения пока нет».
Переписка — перепиской, а дипломатические маневры я не забрасываю. Встречи Лиды с Женевьевой Табуи (сам я решил не светиться, оставаясь для этой журналистки «хорошо информированным анонимным источником») стали приносить плоды. В то, что ее высказывания в провинциальной прессе в пользу расширения экономических связей с СССР возымеют большое действие, я не верил, но капля камень точит. Гораздо больше я рассчитывал на вброс информации по Германии.
Ради этого я решил встретиться с французской журналистской лично, разумеется, оговорив, что я сообщаю ей информацию на условиях полной анонимности. Заметив, что я имею конфиденциальные контакты в Германии еще с 1918 года, начинаю свой рассказ:
— Как вам известно, на выборах в рейхстаг 14 сентября Национал-социалистическая рабочая партия Германии заняла второе место, увеличив свой результат в семь раз и набрав около 18% голосов. Многие рассматривают это только как признак растущей популярности в народе идей Адольфа Гитлера и его партии. Однако вы не новичок в политике и знаете, что с пустым карманом добиться таких ошеломляющих успехов на парламентских выборах нельзя.
— И что же, вам известно, что лежит в кармане господина Гитлера? — с небольшим оттенком недоверия спрашивает Женевьева.
— Что и сколько — в точности нет,   с легким поклоном отвечаю ей. — Но мне известно — откуда.
— И откуда же? — с прежней ноткой недоверия произносит она.
— Запоминайте: от промышленников Рурской области — примерно миллион сто тысяч марок; политический фонд Альфреда Гутенберга предоставляет Гитлеру примерно одну пятую часть своих средств — примерно два миллиона марок в год. Кроме того, крупные взносы предоставляет уже не первый год такая фигура, как Фриц Тиссен — размер их мне точно неизвестен, но достаточно сказать, что именно на его деньги построен для НСДАП «коричневый дом» в Мюнхене, а также генеральный директор угледобывающего концерна «Гельзенкирхенер Бергверкс А. Г.», создатель немецкого угольного синдиката Эмиль Кирдорф. По его инициативе Рейнско-Вестфальским угольным синдикатом подготовлено решение об отчислении входящими в него фирмами с 1 января 1931 г. в пользу НСДАП по 5 пфеннигов с каждой проданной тонны угля.
— Вот оно как… — скосив на меня глаза, Табуи строчит в своем блокноте. Остроносая, в замысловатой кокетливой шляпке, короткие волнистые волосы тщательно уложены. В них изредка серебрятся седые пряди — а ведь дамочке нет еще и сорока. Но вот взгляд такой пронзительный…
— И это еще не все,   продолжаю вываливать информацию.   Гитлеру помогают банкиры. Благодаря этому НСДАП, несмотря на большие субсидии, не вылезающая из долгов, всегда может перезанять денежки. В частности, Гитлера поддерживает член правления Немецкого банка фон Штаус, а через него контакт с Гитлером установил и бывший президент Рейхсбанка Ялмар Шахт. Ну, и более мелкие фигуры из банковского мира тоже участвуют в партийном бизнесе НСДАП: кёльнские банкиры Генрих фон Штейн и барон Курт фон Шредер, член правления Имперского кредитного общества Отто Христиан Фишер и Фридрих Рейнгарт из Коммерческого банка, и, кажется, кто-то из страховых обществ тоже к этому причастен.
— Что же, вы хотите сказать, что промышленники и банкиры ведут Гитлера к власти? — уточняет моя собеседница.
— Не совсем так,   качаю головой¸   скорее, они не исключают, что на него, при определенных обстоятельствах, можно будет сделать ставку для борьбы с германскими левыми. Вот и прикармливают на всякий случай. Впрочем, не только германские деловые круги. Глава Ройял Датч Шелл Генри Детердинг весьма активно субсидирует нацистов еще с 1923 года. Ларчик открывается просто: Гитлера рассматривают не только средство борьбы против левого движения в Германии, но и как таран против большевистской России…
— Да неужели? — теперь журналистка совсем не прячет скепсис. — НСДАП, несмотря на недавний успех, очень далеко даже до завоевания парламентского большинства. Но даже если… Даже если Гитлер его получит — кто же ему даст воссоздать военную мощь Германии? Уж точно не мы!
— А кто вас спросит?   усмехаюсь я. — Ялмар Шахт скоро едет с визитом в США, и там будет, в частности, решаться вопрос — будут ли тамошние антикоммунистические круги делать ставку на Гитлера. Аналогичные контакты завязываются и в Великобритании. Да и во Франции есть поклонники его идей, хотя и противники сильной Германии. Пока…
— Во Франции? — восклицает она.
— Во Франции, — киваю в ответ. — Лидер Социалистической национальной партии Гюстав Эрве состоит в переписке с Гитлером. Но это не самое интересное.
— Даже так? — Похоже, Женевьева считает, что их французские дела интереснее всего.
— Самое интересное, — продолжаю, не обращая внимания на ее восклицание, — что все попытки сделать из Гитлера марионетку или цепного пса, готового действовать по указке из Рейхсбанка, Белого дома или Виндзорского дворца обречены на провал. Он не собирается таскать для них каштаны из огня. В реальной программе действий Гитлера, которую он не афиширует, но с которой знакомы его ближайшие соратники, разгром левых партий или поход на Восток, против России — это только промежуточные цели. Главное для него — установление полной гегемонии Германии в Европе, так что интересы Вашингтона, и Лондона, и Парижа для него ничего не стоят. Он готов использовать их поддержку — до поры. А далее — Германия превыше всего! И для этого он не остановится перед тем, чтобы, скрутив в бараний рог СДПГ, КПГ и профсоюзы, затем проделать то же самое с германскими промышленниками, которые сейчас несут денежки в его партийную кассу. Он собирается милитаризовать управление экономикой для возрождения военной мощи Германии, нисколько не считаясь с интересами бизнеса.
— Так чего же он добивается? Захватить всю Европу? Но если он будет один против всех, его шансы не просто минимальны. Они ничтожны! — пожимает плечами француженка.
— Почему же? Если нынешние вершители судеб уверены, что им удастся прикормить цепного пса, бросая ему маленькие косточки, — ну, скажем, Австрию, или Судеты, — а затем натравить его на большевистскую Россию, то ему все будет сходить с рук. Но если он получит украинские хлеб, уголь и сталь, Бакинскую нефть, грузинские марганец и медь, промышленность Ленинграда и Москвы, затем подгребет под себя мелкие европейские страны… Он нарастит такие мускулы, что в Европе его уже никто не остановит!
— Но это… — до Женевьевы, кажется, начинает доходить возможная перспектива. — Это же война! Большая война!
— Да. Вторая мировая, никак не меньше, — смотрю ей прямо в глаза. — И из крупных стран Европы Франция станет первой жертвой. Гитлер никогда не простит Компьенского перемирия.