18.3
На следующий день после того, как шифровка за подписью Лиды ушла Трилиссеру, на мое имя пришло официальное письмо за подписью заместителя председателя СНК СССР Алексея Ивановича Рыкова. Мне было предписано сдать дела вновь назначенному экономическому советнику нашего представительств при Лиге Наций, который вскоре должен прибыть в Женеву, а самому возвращаться в Москву, в распоряжение председателя ВСНХ СССР.
Весна в СССР выдалась нерадостной. Тяжелейший неурожай 1932 года именно к весне обернулся самыми тяжелыми последствиями. Хотя у Политбюро на этот раз хватило ума издать осенью 1932 года секретную директиву, предписывающую при хлебозаготовках оставлять в хозяйствах некоторые минимально необходимые семенные, фуражные и продовольственные фонды, положение было отчаянным. По этой директиве фуражного фонда едва хватало на то, чтобы большая часть скота не пала с голоду, а продовольственный фонд не гарантировал даже скудного пропитания – чтобы не протянуть ноги, нужно было подкармливаться с личного подсобного хозяйства. И хотя контроль за исполнением директивы возлагался в том числе на органы ГПУ, все равно на местах нередко ухитрялись ее обходить – ведь план по хлебозаготовкам тоже требовалось выполнять под угрозой строгой партийной ответственности.
Тем не менее массового голода, похоже, не было, и на железнодорожных станциях не наблюдались толпы беженцев из деревень. Уровень карточного снабжения населения в городах был, как и в известной мне истории, донельзя скудным, но зато не было резко подскочившей смертности от голода в деревне. Те миллионы тон зерна, которые удалось выиграть благодаря боле обдуманной аграрной политике, пусть и очень далекой от идеала, удержали село от перехода через грань, отделяющую недоедание от голода, а голод от голодной смерти.
По возвращении в Москву первым делом направляюсь в ВСНХ, к своему прямому начальнику. Встреча с Георгием Константиновичем Орджоникидзе была короткой:
- Как, готовы приступить к работе? – с ходу задает вопрос глава ВСНХ.
- Да я от нее, вроде, и не отходил, - улыбаюсь я.
- Теперь не наездами будете работать, - строгим голосом отзывается Орджоникидзе. – С головой и глубже придется в работу погрузиться. Мы вторую пятилетку уже начали, а система управления не справляется. Скрипит, шатается и тормозит, - он делает резкий жест ладонью.
- Тяжеленько придется, - вздыхаю я, - под уже сверстанный план систему управления подгонять.
- План – не икона, - возражает «товарищ Серго», - мы на него молиться не обязаны.
- Меня не государственный план беспокоит, - уточняю свои опасения, - в способности нашего руководства его скорректировать при необходимости я не сомневаюсь. Боюсь другого – что ведомства, по уже сложившейся привычке, понавешали на предприятия и тресты обязательные задания по самое не могу, не считаясь с финансовыми рамками государственного заказа. И заставить каждое ведомство отступить от этой привычки будет непросто, тем более что начинать расчистку этих авгиевых конюшен нужно немедленно, а не то огребем те же проблемы, что и в первой пятилетке, - вздыхаю по своей неистребимой привычке и добавляю:
- В рамках ВСНХ, положим, мы разберемся. А остальные ведомства? НКПС, Наркомсвязь, Наркомзем, Наркомторг…
- Правительство поставило перед нами задачу создать новую систему управления производством в масштабе всего народного хозяйства, не ограничиваясь своим ведомством, - «обрадовал» меня Орджоникидзе. – Так что готовьтесь защищать свои предложения на Совнаркоме. Времени у нас немного. Через три дня жду от вас краткую справку об основных принципах этой системы. Как только Президиум ВСНХ даст добро – две недели на подготовку развернутых предложений, - Георгий Константинович бросает на меня усталый взгляд из-под мохнатых бровей. – Ну, за работу! – и он протягивает мне руку на прощание.
Тем временем в Варшаве поручик Незбжицкий, глава реферата «Восток», ломал голову над поручением своего шефа, начальника отделения IIa (разведывательного) Генерального Штаба Стефана Майера.
- Если завалим это дело, - заявил он своим сотрудникам, - нам не просто дадут по шапке. Повернут это как наше самовольство.
- Как так? – раздаются недоуменные голоса. – Разве полковник Фургальский не санкционировал операцию?
- Пан Теодор, разумеется, санкцию дал, - цедит сквозь зубы поручик. – Но он уже второй год начальник II отдела, и я его манеру хорошо изучил. Санкцию-то он дал, а вот утверждать наше решение он не будет. Даже смотреть его не будет. Поэтому – провалиться нам никак нельзя.
Ян Ежи Незбжицкий оглядел кучку сотрудников и перешел непосредственно к делу:
- Главный вопрос не в технике передачи материалов по назначению. Это задача сложная, но вполне решаемая. Главный вопрос – как залегендировать происхождение материалов перед большевиками, чтобы они хотя бы на первых порах испытывали к нему доверие. Нам нужно, чтобы они пустили эти материалы в ход, чтобы между ними было посеяно недоверие, ну, а если потом что-то и раскопают, это будет уже неважно. Какие есть предложения?
- А какое это имеет отношение к нашей разведывательной работе? – спрашивает один из сотрудников.
- Никакого! – дернул плечом поручик. – Но разве мы откажемся засыпать за шиворот большевикам кучку горячих угольков?
- Если хочешь кого-то обмануть, говори ему как можно больше правды,   немного задумчиво произносит заместитель Незбжицкого Ян Уряш.
- Что ты имеешь в виду? – начальник реферата «Восток» тут же разворачивается в его сторону.
- А вы верите в ту легенду, которую нам преподнес источник этих материалов? – вопросом на вопрос отвечает Уряш.
- Нисколько! – отозвался Незбжицкий. – Но версия вполне правдоподобная.
- Так давайте от нее и плясать, - предлагает заместитель. – Представим дело целиком так, как оно и было нам изложено. За одним исключением: человека, изъявшего досье, изобразим коммунистом или сочувствующим коммунистам, который с риском для жизни выкрал досье у «Лиги Обера», чтобы разрушить их козни против большевиков.
- Хорошо, пусть так, - поручик кивает, соглашаясь. – Но где мы найдем человека, который возьмет на себе эту роль? Причем роль сыграть – это не фокус, а весь фокус в том, что этому человеку должна доверять большевистская верхушка. У нас такого агента нет… - Ян Незбжицкий скептически поджал губы.
- Двухходовка, - тут же предлагает Уряш.
- То есть? – резко спрашивает поручик.
- Наш человек, представившись коммунистом, выходит на какого-нибудь видного большевика из Совдепии, и передает ему материалы под нашей легендой. А уже тот приносит папку Ежову. И нашу агентуру в Москве не придется засвечивать.
- Годится, - после краткого раздумья заключает Незбжицкий. – Есть у меня на примете подходящий человек из отдела IIb (контрразведка). Он бывший австрийский подданный, имеет опыт работы с коммунистическим подпольем. И мы можем задействовать его в Вене или Берлине, а не тут, в Варшаве. Тогда еще меньше шансов, что кто-то заподозрит нашу руку. …
- И можно легко обосновать, почему папка должна попасть прямо к Ежову, а не, скажем, в советское посольство, - подхватывает Уряш. – Этот коммунист боится, чтобы упомянутые в материалах видные большевики из их ведомства иностранных дел не перехватили это досье, чтобы избежать разбирательства.