Продолжаю выкладку:

18.4
Пока польская разведка раскручивала колесики своей (или, точнее сказать, моей) интриги, моя семья осваивалась с московской жизнью. Если для меня или Лиды это вовсе не составляло какой-то проблемы, то для наших детей дело обстояло иначе. Лёнька и Надюшка, проведя в Женеве почти два с половиной года, изрядно привыкли к тамошнему комфорту, к узкому кругу общения с немногочисленными детьми персонала нашего представительства, к швейцарским горам и климату. Уезжали из Женевы, когда весна там была разгаре, цвели нарциссы, а Москва встречала нас затянувшимися холодами – апрельский снег уже заметно подтаял, но еще не сдал своих позиций. Да и быт наших детей ожидал иной – с ухудшившимся снабжением и карточной системой. С продуктами было туго, да и прочими товарами кооперативная и госторговля особенно не радовала. Частные магазины и лавочки тоже сузили ассортимент – внутри страны получить товарные фонды им стало совсем непросто, артели и частные мастерские тоже не решали проблемы, потому что страдали от нехватки сырья и материалов, валютная квота для закупки импортных товаров им была недоступна, а ручеек контрабанды хотя и не иссяк, но сделался совсем тоненьким. Зато уровень цен ощутимо скакнул вверх…
Хорошо хоть, что школьные хлопоты предстояли лишь в следующем году. Лёньке семь лет стукнет только в июне 1934 года, но готовить его к школе мы с женой дружно решили загодя. Читать по слогам он уже кое-как научился, и первые навыками счета тоже овладел, однако меня больше беспокоил переход от вольной детской жизни к жесткому школьному распорядку. Впрочем, это были заботы не сверхсрочные. А что касается бытовых вопросов, то и мое относительно привилегированное положение, и усилия Марии Кондратьевны обеспечивали нашему семейству вполне сносные условия жизни. Во всяком случае, переход от женевского существования к московскому оказался для Надюшки с Лёнькой не таким уж резким.
Тем не менее, контраст с женевской жизнью детишки подметили сразу. Хотя усилиями Марии Кондратьевны удавалось их накормить довольно вкусно, но отсутствие много из того, к чему они привыкли в Швейцарии, все же сказывалось.
- Хочу шоколадку… - канючила Надюшка после вечернего чая. Нет, она вполне отдала должное печенью с изюмом, испеченному Марией Кондратьевной. Но шоколадку тоже хотелось! А не дают…
- Нету шоколадки, родненькая,   пытается объяснить ей Лида, - нет сейчас в магазинах шоколадок.
Дочка надувает губы, и хорошо, хоть не удаляется в рев. Ей все ясно – шоколадку ей взрослые дать не хотят, а вместе шоколадки заговаривают зубы. К счастью, очень удачно к ней на колени вскакивает Котяша, и начинает, урча, тереться головой об ее руку. Надюшка запускает пальчики в густую котячью шерсть и начинает почесывать кота, постепенно успокаиваясь.
Ленька шоколадных конфет или замысловатых десертов, которыми мы время от времени баловали детей в Женеве, не требует. Но и он подмечает контраст с швейцарской жизнью. Когда мы во время прогулки заходим в магазин игрушек, чтобы немного поднять Надюшке настроение, этот номер у нас не проходит. Дочка смотрит на немногочисленных кукол, явно отличающихся в худшую сторону, и по качеству, и по ассортименту от тех, что она видела в Швейцарии, и воротит нос. А Лёнька спрашивает в лоб:
- Папа, а почему тут игрушки такие плохие? В Женеве гораздо лучше были!
- А потому, сынуля,   отвечаю ему, потрепав вихры на голове,   что наша страна сейчас все силы бросает на дело индустриализации, чтобы создать производство не хуже европейского или американского. Весь Советский Союз сейчас строит фабрики и заводы. И сделать это надо очень быстро, вот и приходится жертвовать многим. Не только игрушками для детей – и производство одежды, обуви, мебели, всяких бытовых мелочей приходится ограничивать.
- А почему надо жертвовать? – не сразу понимает Ленька.
- Потому что империалистические державы неизбежно развяжут через несколько лет большую войну. И если у нас не будет крепкой экономики, способной производить самое современное оружие, нас порвут на части. Поэтому все средства идут в первую очередь именно на это. Надо успеть, пока война не разразилась! Понял? – и я заглядываю ему в глаза.
Оленька молчит несколько секунд, продолжая обдумывать услышанное, а потом кивает:
- Понял. – И, без всякого перехода:
- А мы в горы скоро поедем?
Вот еще проблема! В горы… В горы я и сам не прочь. Вот только те горы остались за три тысячи километров отсюда.
- Москва – не Женева, Лёнька, - говорю, подавляя вздох сожаления. – Это там горы из окна видно. А тут до гор два дня на поезде надо ехать. Может быть, на следующий год получим отпуск летом, и съездим на Кавказ. Но обещать ничего не буду, - спешу оговориться, - что случится в будущем году, и как все дела сложатся, я пока не знаю.
Впрочем, грех жаловаться. Пока длится лето, мы стараемся больше проводить времени с детьми, на свежем воздухе. Парк имени Горького, Нескучный сад, Воробьевы горы, Сокольники, купание в Серебряном Бору… И там всякие нехватки московского быта уходят на задний план. Бегать взапуски, играть в лапту или пятнашки, или плескаться в теплой прозрачной воде, можно и без всяких шоколадок!
Поэтому каждые выходные мы едем на трамвае до Пресненской заставы, а оттуда на автобусе – до Серебряного Бора. Дорога, конечно, довольно утомительная, особенно когда по жаре возвращаемся обратно, но особого выбора нет. Разъезжать на такси каждое воскресенье накладно выходит, а на использование служебного автотранспорта в выходные существует строгий запрет, и РКИ бдит за тем, чтобы это правило неукоснительно соблюдалось. Бензина не хватает, бензин нужен для экспорта. Да и фонды на резину скудны донельзя.
Но, так или иначе, мы регулярно вбираемся поплавать в Москве-реке, а если погода не позволяет, едем до Садового кольца, и затем до Парка имени Горького. Там тоже развлечений хватает, и даже можно побаловать детей мороженым, отстояв длиннющую очередь. Несмотря на любовь к московскому мороженному, Лёнька, совсем недавно выучившийся кое-как плавать, явно предпочитает поездки в Серебряный Бор.
- Сынуля! – кричит ему, бывало, Лида. – Давай вылезай из воды! Продрог ведь уже!
- Ну, мамочка! – кричит он в ответ. – Мне нисколечко не холодно!
- Лёнька! – вступает в диалог Надюшка, которую мама растирает полотенцем. – Так нечестно! Я уже вылезла, а ты всё сидишь в воде!
- Леонид! – приходится кричать уже мне, подпустив строгости в голос. – Вылезай немедля! Иначе прекращаем всякое купание! Или ты больше не хочешь самбо заниматься?!
Последний аргумент оказывается, похоже, самым действенным и сынишка начинает потихоньку выбираться к берегу. Как и большинству мальчишек, ему очень хочется овладеть «секретными» приемами самообороны, которым обучают на секретной маминой работе.
Вот так и шли наши домашние хлопоты, позволявшие немного развеяться после рабочей недели. Работа отнимало немало сил и времени, и у меня, и у Лиды. Но в начале августа Лида принесла ожидаемую, но все же встревожившую меня весть:
- Виктор, нам в аналитический отдел поступило сообщение, доставленное дипломатической почтой из консульства в Данциге от нашего резидента Ладовского:
«По сообщению источника во втором отделе Польского Генштаба Незбжицкий через своего агента передал в Москву компрометирующие материалы, полученные от Антикоминтерновской лиги».
Что-то забрезжило у меня в сознании. Источник во втором отделе Генштаба…
- Лида! Надо немедленно сообщить Ладовскому, что его источником интересуется польская контрразведка! Владислав Бораковский под угрозой провала!
- А как объяснить Трилиссеру, откуда у меня такая информация? – Лида дернула плечом.
- Трилиссеру ничего объяснять не надо, - после полминуты лихорадочного обдумывания ситуации нахожу решение. – Я брошу в ящик обращений ОГПУ записку на французском, что варшавские контакты сотрудника советского консульства в Данциге привлекли внимание польской контрразведки. Думаю, в ИНО сделают необходимые выводы сами.
- Пожалуй, - задумчиво произнесла жена, - это может сработать.
- А Трилиссеру надо сообщить, что среди приверженцев НСДАП в Швейцарии ходят слухи о готовящейся гестапо кровавой чистке НСДАП от сторонников Штрассера, занимающих сколько-нибудь важные посты,   всплывает в памяти еще одна важная информация. – И, если у Михаила Абрамовича есть источники в левом крыле нацистов, их надо предупредить.