Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Волки

Сообщений 41 страница 50 из 54

41

– Кто-нибудь сможет мне ответить, что это было?
Траян нервно барабанил пальцами по столешнице, переводя взгляд с одного легата на другого. Те косились друг на друга и молчали.
– Я слышал, они тут верят, что неупокоенный мертвец может вылезать из могилы и принимать облик зверя, – пробормотал Лузий Квиет, – вот он, наверное, и явился мстить...
– Это кто ещё? – скривил губы Траян, – уж не Децебал ли?
– Кто его знает... – уклончиво ответил Квиет.
– Какая чушь, – хмыкнул император.
– Тварь была вполне реальна, Август, – напомнил Адриан, – и это определённо не человек.
– Большая часть нанесенных этим существом ран похожа на те, что мы видели на телах погибших паннонцев, – сказал Марциал, – следы когтей. Теперь очевидно, что это никакой не лев, не волк и уж тем более не кто-то из варваров.
– Я бы не стал отбрасывать даков, – возразил Квиет.
– Ты что, действительно думаешь, что это неупокоенный Децебал? – удивился Траян.
– Как знать... Я слышал, эти варвары славятся колдунами...
– Да брось, Лузий, – отмахнулся император, – такое раньше и про твоих предков говорили. У страха глаза велики.
– Тварь перебила отряд Максима, но сам он избежал смерти. Теперь, похоже, она снова пыталась добраться до него, – сказал Марциал.
– С чего ты взял?
Адриан переглянулся с Гаем Целием и ответил вместо него.
– Нападение случилось в расположении Паннонской алы. Большинство убитых и раненых – паннонцы.
– Случайность.
– Как знать. Я допускаю случайности только после тщательной проверки, – покачал головой Марциал.
– Я уверен, Август, – сказал Адриан, – тварь искала Максима. Причём ещё тогда, когда он вёз голову Децебала. Так что, полагаю, Лузий недалёк от истины, связь с царём тут определённо просматривается.
Траян перевёл взгляд на своего врача, которого пригласили по совету Адриана.
– Ты что скажешь, Статилий? Ты ведь уже осмотрел тела?
– Да, Август. Скажу, что я утвердился в своём мнении, которое в прошлый раз поостерёгся высказать. Тогда оно показалось мне слишком невероятным, но сейчас...
– Говори, не томи, – попросил император.
– Я думаю, это ликантроп, – ответил Критон.
– Ликантроп?
Адриан скептически покачал головой, однако некоторые из присутствующих предположение Критона поддержали. Лаберий, который до этого молчал, заявил, поглаживая подбородок:
– А ведь даки себя называют волками. Меня всегда интересовало, что стоит за этими словами.
– Обычная высокопарная похвальба, свойственная варварам, – заявил Траян.
– Однако это все объясняет, – покивал Лузий Квиет, – ликантроп и дровосеков сожрал.
– Вряд ли, – возразил Марциал.
– Действительно, – кивнул Адриан, – дровосеков похитили среди бела дня. Кто-нибудь слышал, чтобы ликантропы разгуливали при дневном свете?
Все повернулись к Критону. Врач покачал головой.
– Боюсь, мои знания в этом вопросе ничтожны. Однако думаю, некоторую помощь в установлении истины, хотя и весьма небольшую, я мог бы оказать.
Он вопросительно взглянул на императора.
– Продолжай, Статилий, мы очень внимательно тебя слушаем.
– Много лет назад, когда я был ещё юношей, как всякий человек, избравший путь врачевателя, стремился попасть в Пергам, чтобы учиться в храме Асклепия. Там я познакомился с одним человеком, чуть старше меня. Он был поистине одержим жаждой знания, я более ни в ком, ни до, ни после не замечал подобного. Мы сдружились и много времени проводили вместе. Должен признаться, мой приятель был чрезвычайно щедро одарён богами. Он на голову превосходил меня способностями. Он изучал не только строение тела человека и способы борьбы с разрушающими его хворями. О, его интересы заходили гораздо дальше. Намного дальше...
Критон немного помолчал. Присутствующие тоже не проронили ни слова, терпеливо ожидая продолжения.
– Среди прочего я запомнил большое любопытство, которое он проявлял в отношении ликантропии. Ему хотелось найти причину этого явления, о котором у многих народов сохранилось немало преданий.
– И что же? Он нашёл? – спросил Траян.
– Я не знаю, – пожал плечами Критон, – в ту пору нет. Потом мы расстались, я поехал в Рим, а он остался на востоке. Много лет мы поддерживали общение, обмениваясь письмами. Делились знанием. Но о природе сверхобычных существ разговор более не заходил. Я написал ему письмо в тот же день, когда Тит Лонгин и Тиберий Максим привезли тела погибших от когтей этого, предположительно, ликантропа.
– Где сейчас живёт этот человек? – спросил Адриан.
– Предполагаю, что в Антиохии. По крайней мере, жил там пять лет назад, когда я получил от него последнее письмо. С тех пор мы не переписывались, как-то не было случая. Прости, Август, я не знаю, дойдёт ли моё письмо до адресата.
– В Антиохии... – медленно проговорил Траян, – в любом случае письмо дойдёт не скоро. Пока будет получен ответ... И неизвестно, прольёт ли он свет на наше дело...
– Я сразу предупредил, Август, что вряд ли смогу оказать значительную помощь, – развёл руками врач.
– Что ж, и на том спасибо, Статилий. Кто ещё желает высказаться?
– Все, что лично мне известно о ликантропах, – сказал Адриан, – не позволяет предполагать в нападавшем именно это существо.
– Почему? – спросил Квиет.
– Потому что сейчас не полнолуние.
– Они оборачиваются только в полнолуние?
– Насколько мне известно – да.
– Я вспомнил! – хлопнул себя по лбу Критон, – есть ещё кое-что. Существует мнение, будто обратившиеся в зверя люди себя не помнят. Они именно звери, только намного умнее, хитрее, сильнее и кровожаднее обычных волков.
– Теряют разум? – переспросил Марциал, – это очень важное замечание.
Трибун переглянулся с Адрианом.
– Что ты этим хочешь сказать, Гай? – спросил император.
– Кажется, я понимаю... – пробормотал Адриан, – эта тварь вела себя...
– ...вполне осмысленно, – закончил фразу Марциал, – как человек. Кроме того, уцелевшие участники схватки утверждают, что тварь пользовалась оружием и не боялась огня.
– Ну, всё-таки это не вполне волк... – пожал плечами Квиет.
– Самое главное, – сказал Адриан, – то, что тварь чувствует боль. Её удалось ранить, Лонгин видел это отчётливо. Тварь отступила перед обычными смертными, она уязвима, её возможно убить.
– И это главное, – кивнул император, – тварь следует выследить и уничтожить. Лузий, поручаю это тебе. Считай, что это просто невероятно хитрый лев-людоед. Он не мечет молний, не завораживает взглядом. Он смертен. Так и объясни людям, которым поручишь охоту. Более других с тварью успели познакомиться паннонцы, вот пусть и отомстят за своих товарищей. Усилить посты и охранение на внешних работах. Смотреть в оба.
– Люди напуганы, лагерь бурлит, – мрачно сказал Адриан.
– Нашёл предлог для отсрочки выступления? – раздражённо поинтересовался Траян.
– Нет, Август, – изобразил возмущение Адриан, – мы выступим через два дня, как ты и приказывал.
– Начинать зимнюю кампанию, когда легионеры через одного трясутся от страха? – раздражённо процедил Траян, – как это глупо... Сразиться с сильнейшим врагом, победить его и обгадиться из-за какого-то волка-переростка...
– Мы его прикончим, Август! – бодро заявил Квиет, который уже позабыл о своём суеверном страхе перед неведомым.
– Рассчитываю на тебя, Лузий. И на тебя, Гай, – повернулся Траян к Марциалу, – людей следует успокоить. Кто будет продолжать распространять сплетни и сеять панику, строго наказывать.
– Что сказать людям, Август? – спросил Марциал.
– Не знаю! – повысил голос Траян, что за ним крайне редко замечалось, – придумай, что-нибудь.
– Все будет сделано, Август, – невозмутимо сказал Марциал.
– Десять дней ещё вам даю и это последняя отсрочка. Все должны быть заняты делом. Сулла боролся с паникой в легионах изнурительным трудом. Берите пример. Чтобы никакой болтовни о ликантропах и прочих тварях. На этом все. Свободны.

Отредактировано Jack (22-03-2015 23:22:34)

+3

42

Jack написал(а):

Но о природе сверхобычных существ

или необычных, или сверх необычных (сверх обычный= очень обычный)

Jack написал(а):

Кто будет продолжать распространять сплетни

Не хватает - тех перед кто

+1

43

4

Он прикоснулся к груди. Показалось, что сердце не бьётся. Может быть, это сон? Как бы он был счастлив сейчас, если бы мать бесцеремонно сдёрнула с него одеяло, вырвав из когтей этого страшного сна.
В глазах потемнело, голова закружилась, небо и земля поменялись местами, ноги подкосились. Бергей слепо вытянул руки вперёд, его бросило в пот. Стремительно накатывала глухота.
Почему так тихо? Мёртвая тишина. Но ведь это просто красное словцо, так не бывает, чтобы ни шума ветра, ни голосов птиц. Совсем ничего. Это сон.
Ему казалось, что он лежит на спине и смотрит в серое небо немигающим взором, бесстрастно следит за равнодушно проплывающими облаками. На самом деле он стоял на четвереньках, лицом вниз.
Пальцы пронзили тонкий наст, медленно сжались. В ладони впились острые края ледяной корки.
Бергей поднял голову, встал на колени, с усилием провёл грязными отросшими ногтями по щекам, почти ничего не почувствовав. Ослепительный свет резал глаза, пульсировал переливающимися огненными цветами. Сколько длилось это состояние, Бергей не знал. Ему вдруг показалось, что он умер. Он испугался этой мысли, а потом обрадовался.
Ощущение давящей мёртвой тишины постепенно проходило, сознание прояснялось.
Это не сон.
Город умер в огне. Пожар был столь силен, что от деревянной стены, опоясывавшей Храмовую террасу[37], почти ничего не осталось. Лишь в нескольких местах ослепительную белизну засыпанной снегом горы уродовал обугленный, завалившийся наружу остов.

[37]  Сармизегетуза стояла на нескольких вырезанных в горе террасах. Часть города, где находились храмы богов, занимала две террасы. Высшая точка располагалась в северной оконечности Цитадели.

Сгорели и обрушились крыши храмов Залмоксиса и других богов. Теперь на их месте из оплывшего, покрывшегося ледяной коркой снега торчали ряды покрытых копотью каменных столбов.

Боги не спасли город. Не спасли даже свои жилища.
Серая стена Цитадели тоже почернела от сажи. Она вся была испещрена трещинами. Внизу во множестве валялись расколотые каменные ядра, которыми римляне обстреливали крепость. Восточные ворота, ведущие из Цитадели на Храмовую террасу, на удивление почти не пострадавшие от огня, были распахнуты настежь. Следов тарана на них не было. Римляне долбили им западные ворота, там как раз имелся ровный участок, позволявший подтащить махину. У восточных врат дорога шла слишком круто вверх. Впрочем, западные ворота "красношеим" не поддались, они тоже были раскрыты, а не разломаны.
Юноша медленно, при каждом шаге проламывая наст и проваливаясь по щиколотку в колючий снег, брёл вверх по склону, приближаясь к внутренним вратам.
Снег был обильно расчерчен дорожками птичьих следов. Попадались и звериные. Собачьи. Вряд ли волк решился бы зайти на пепелище. Поживиться тут нечем. Все трупы победители давным-давно убрали и сожгли.
Бергей с трудом узнал дом, где жил с матерью, братом и сестрой накануне осады. От него остались одни головешки.
Он стоял посреди развалин, с застывшей на лице неподвижной маской ковырял носком ноги снег, не отдавая себе отчёт, зачем это делает. Ни одной мысли в голове. Под снегом пепел.
Вдруг нога зацепила нечто, привлёкшее его внимание. Он нагнулся и вытащил из-под обугленной доски деревянную лошадку. Когда-то у неё были хвост и грива из пеньки, но они сгорели. Дерево почернело.
Это была лошадка Дарсы. Он давно уже не играл ею, но всё равно таскал с собой. Память об отце. Тот подарил её младшему сыну, перед тем как уйти на войну. Первую войну с Траяном, ставшую для Сирма последней.
Бергей рухнул на колени и застонал, размазывая по щекам сажу и слезы.

Расставшись с Дардиолаем, он без приключений добрался до Близнецов. Так назывались две крепости, которые стояли друг напротив друга, разделённые ущельем, по которому протекала небольшая речка[38]. Это ущелье было единственным удобным подходом к Сармизегетузе с севера.

[38]  Река Апа-Грэдиште, на берегах которой, друг напротив друга стояли дакийские крепости Блидару и Костешти (названия современные).

Крепости стояли на высоких утесах. Подобраться к ним было крайне тяжело, но уже в первую войну римляне сумели взять оба неприступных орлиных гнезда, проявив изрядное упорство и изобретательность.
Близнецы были частично разрушены, но во вторую войну, когда даки вернули свою столицу, Децебал восстановил их. Вновь подступив к Близнецам, Траян уже не стал ломиться в эти северные врата Сармизегетузы, ограничился осадой, а сам со всеми силами навалился на столицу. После её падения сдались и Близнецы. Теперь в обоих крепостях стояли римские гарнизоны.
После победы "красношеие" чувствовали себя там в безопасности. В округе, как и везде возле гарнизонов, обретался торговый люд, хотя и меньше, чем у лагерей легионов.
Бергей, у которого живот к спине прирос, затерявшись среди торговцев и их рабов, смог украсть немного хлеба и тёплый плащ. За обувь он уже сто раз пожелал долгих лет жизни Дардиолаю. Если бы не воин, поди уже сбил бы ноги напрочь. Или отморозил.
Римлянам юноша не попался и, не задерживаясь в Близнецах, двинулся дальше к своей цели. И вот, достиг...
Он, конечно, понимал, что не застанет в Сармизегетузе своей семьи, не узнает, живы ли они, но не мог остановить порыв сердца. Но что же теперь? Куда идти? Все чаще его посещала мысль, что надо было остаться с Дардиолаем. Что уж теперь-то об этом вздыхать...
Тзир говорил, что основной лагерь легионов располагался в половине дневного перехода, даже меньше, к востоку от перевала Тапы. "Красношеие" ещё после победы в прошлой войне начали там строить большой город. Бергей решил отправиться туда.
Он спустился в долину Саргеции, речки, протекавшей южнее Сармизегетузы. Долина эта имела форму обоюдоострого топора, с топорищем, смотрящим на север, куда заворачивала текущая с востока река.
Началась оттепель и юноша через реку не перешёл, а буквально переполз по тонкому льду, рискуя провалиться. Вся одежда промокла. На другом берегу развёл костёр и долго отогревался.
До римского города он шёл три дня, а когда добрался, то дар речи потерял. Такого скопления народу в жизни ещё не видывал, хотя в осаждённую Сармизегетузу набилось около десяти тысяч человек, воинов с семьями.
Перед ним раскинулась столица римской Дакии – Колония Ульпия Траяна.
Город занимал площадь втрое большую, чем лагерь легионов возле Апула и его канаба. Уж если там был настоящий муравейник, то здесь и подавно. Кроме размеров Колония отличалась от Апула тем, что тут каменных зданий было намного больше, ибо город строили уже третий год.
Бергей в римских городах прежде не бывал, потому разинув рот разглядывал каменные дома. Особенно юношу впечатлила колоннада базилики. Римляне строили не так, как даки. Почти не использовали дикий тёсаный камень, возводили здания преимущественно из кирпича.
Краюху хлеба, украденную в Близнецах, Бергей давно сжевал и живот уже дня три вновь возмущённо порыкивал. Юношу от голода шатало так, что дуновением ветерка можно уронить. В первую очередь следовало озаботиться пропитанием.
Высматривая, где можно ловчее украсть что-нибудь съестное, Бергей покрутился среди торговых рядов, которыми был загроможден форум. Здесь ему не понравилось, слишком много людей. Куда бежать и где прятаться в случае чего, он не знал и изо всех сил старался не привлекать к себе внимания.
Он заметил, что на стройках работало много даков. Цепей на рабочих не наблюдалось, да и охрана присутствовала весьма немногочисленная. Бергей недоумевал, что его соотечественники не спешат бежать, ведь перебить горстку легионеров представлялось ему совсем несложным, а за оружие сойдёт почти любой строительный инструмент. Как следует осмотревшись, он обнаружил, что на стройке работают далеко не одни даки, среди бородачей трудилось немало римлян. Собственно, строили город в основном легионеры, а даки использовались на самых тяжёлых работах. Месили известковый раствор, таскали кирпичи, вчерне обтёсывали камни.
Сердце Бергея бешено колотилось. Просто сидеть и наблюдать невозможно. Ему казалось, что все только и делают, что спрашивают друг друга, что это за парень трётся вокруг да около.
Он подобрал какое-то беспризорное ведро, заляпанное известью. Если остановят римляне – выдаст себя за одного из работников. Что говорить, если на него обратят внимание соотечественники, которые, конечно, легко выявят в нем чужака, он не знал, но и не задумывался об этом. Что ему свои-то сделают? Не сдадут же "красношеим". Наверное. Как-то не хотелось разом записывать в предатели этих рабочих, трудящихся на врага без видимого принуждения
Он старался держаться в тени.
Около полудня даки прекратили работу. На стройке появились женщины с котелками и корзинками, принесли обед.
Бергей следил за седобородым коматом. К нему подошла пожилая женщина с корзинкой, протянула старику небольшой кувшин и нечто, завёрнутое в белую тряпицу. Хлеб, наверное. Старик поблагодарил её кивком головы. Женщина перекинулась с ним парой слов и отошла к другим рабочим. Старик присел на стоявшую неподалёку телегу, с которой недавно сгружали кирпичи, расстелил тряпицу. В неё действительно была завёрнута краюха хлеба. Бергей сглотнул слюну.
– Датауз, глянь-ка сюда! – окликнули старика.
– Чего там? – спросил он недовольно.
– Да ты подойди, посмотри, ведь криво положили?
– Вот никогда спокойно пожрать не дадут, – проворчал старик, но послушался.
Бергей, живот которого урчал так, что слышно, поди, на другом конце города, не выдержал. Прокрался к телеге, схватил хлеб. Отломил кусок и сразу сунул в рот. Повернулся, запихивая остальное за пазуху... и нос к носу столкнулся с Датаузом.
– Ты что это тут делаешь, парень? – спокойно поинтересовался старик.

+3

44

http://samlib.ru/img/t/toktaew_e_i/wolves/wolves.sarmizegetuza.jpg
http://samlib.ru/img/t/toktaew_e_i/wolves/wolves.map2.jpg

Бергей не ответил. Он машинально продолжал работать челюстями, а мысли в голове неслись быстрее ветра.
– Ты кто такой?
Бергей промычал нечто невнятное, опустив глаза. Старик ухватил его за подбородок и поднял голову.
– На меня смотри. Есть хочешь?
– Да... – выдавил из себя Бергей.
Старик огляделся и потянул юношу за собой.
– Пошли-ка отойдём.
Он затащил его внутрь строящегося здания. Бергей взирал на старика исподлобья.
– Да не смотри ты так на меня, – усмехнулся Датауз, – ешь спокойно, не отниму. Скажи, кто таков и откуда взялся.
– Люди зовут Бергеем, – буркнул юноша, – из Берзобиса я.
– Ишь ты... – заломил бровь Датауз, – прям из Берзобиса? А по мне так из леса.
– В Берзобисе "красношеие", я знаю, – проговорил Бергей, у которого теперь кусок не лез в горло, – я там уж четыре года не был. Как "красношеие" пришли, мы в Сармизегетузу перебрались.
– В Сармизегетузе три месяца как пепелище.
– Я знаю, – буркнул Бергей.
– И где ты все это время был?
Юноша ответил не сразу. Раздумывал, стоит ли рассказывать про Тзира.
– В горах. Там.
– И много вас там таких? – негромко спросил старик, – из Сармизегетузы?
– Тебе то что? – огрызнулся Бергей и неопределённо мотнул головой, – хочешь этим сдать?
– Дурак ты, парень, как я погляжу, – мягко сказал Датауз, – хотел бы тебя сдать, уже вязал бы сейчас. Ты, я смотрю, совсем своих от чужих отличать разучился. Ещё и крадёшь тайком.
– А вы свои, что ли? – с вызовом бросил Бергей, – вы же вон, на "красношеих" работаете! А чего-то я ни цепей, ни колодок не вижу! Продались?
Старик сгрёб его за грудки, притянул к себе.
– Ты язычок-то прикуси, засранец, а то была сопля зелёная, станет красная, – сказал он, не повышая голоса, – ты бы у римлян воровал еду, если такой дерзкий. Или с ними связываться – кишка тонка?
Бергей не ответил, но смотрел на старика с вызовом.
– Ты молодой, а потому дурак, – констатировал Датауз, – думаешь, мы по своей воле на этих ублюдков работаем?
Бергей, продолжая взирать на него исподлобья, подумал и медленно помотал головой.
– Ты один здесь? – спросил Датауз.
– Один, – буркнул юноша.
– Что, там, в горах, совсем худо стало? – спросил старик и сам же себе ответил, – и то верно, зима идёт. Мы тут-то в землянках зубами стучим...
– Я не знаю, как в горах, – сказал Бергей, – не понимаю, о чём ты говоришь.
– Погоди-ка, – удивился Датауз, – я, было, подумал, что кто-то из Сармизегетузы до её падения успел уйти. Решил, они тебя разведать послали, что тут и как.
– Нет, – покачал головой Бергей, – ничего об этом не знаю. Один я. Сам уцелевших ищу.
– Уцелевших? – переспросил старик, – родные там у тебя были?
– Мать, сестра и брат.
– Сестра?
– Да. Меда, дочь пилеата Сирма. Брата Дарсой зовут, ему восемь лет. Меде – девятнадцать. Мать наша – Андата. Ещё Эптар, муж Меды. Может, слышал?
– Сирм... – пробормотал старик, – Сирм из Берзобиса... Знакомое имя. Из царёвых воинов?
Бергей кивнул.
– Так ты, парень, из "носящих шапки", выходит? – присвистнул Датауз и оглядел худого, оборванного Бергея с ног до головы, – нет, здесь ты своих не найдёшь. Тут коматы одни. Из окрестных сел. Римляне нас сюда на работу согнали.
Он выглянул наружу, осмотрелся. Повернулся к Бергею.
– Давай-ка я тебя, парень, к своей жене отведу пока. У нас тут землянки неподалёку откопаны, там и живём.
Он потащил Бергея за рукав, но тот упёрся.
– Так что, неужели никто не спасся? Или тебе не известно?
Старик долго не отвечал, глядя Бергею прямо в глаза. Потом медленно покачал головой. Юноша втянул воздух сквозь сжатые зубы и глухо застонал.
Даки-рабочие жили в землянках примерно в полумиле от строящейся Колонии.
– Та, парень, знаешь что? Сейчас пойдем, так прихрамывай. Если окликнут, скажу, что ты ногу повредил. И не вздумай башкой крутить, не должны твоё лицо увидеть.
– Почему?
– Ты видел среди наших хоть одно молодое лицо?
– Н-не помню... – оторопело пробормотал Бергей.
– Потому что нету, – с ожесточением прошипел Датауз, – старики одни, калеки, бабы.
– А куда... – начал было юноша, но Датауз перебил его.
– Мужики в боях сложили головы, а кто остался, того в рабство продали. И молодёжь почти всю...
По спине Бергея пробежал холодок.
Выйдя наружу, старик позвал:
– Бития!
К ним подошла женщина, та самая, которая принесла ему обед. На вид она была моложе мужа лет на десять и, судя по всему, в молодости блистала красотой. Сейчас у неё был уставший, потухший взгляд.
– Жена моя, – представил Битию старик.
Бергей со всем вежеством пожелал здоровья. Датауз кратко рассказал Битие о нём. Женщина заохала, захлопотала.
– Голодный же ты, сынок...
Датауз, опасливо оглядываясь по сторонам, осадил её.
– Погоди ты. К нам его надо отвести, нельзя ему тут быть.
Никто их не остановил. Один из римлян-часовых даже кивнул Датаузу. Видать и впрямь, что тот оказывает помощь увечному. Когда они удалились от города, старик обернулся.
– Молодёжь здоровую продали. Детей всех. Кто остался, им не опасен и малополезен. Все амбары они едва не до последнего зёрнышка выгребли. Прокормить себя теперь не можем.
– Как же жить будете?
– На весенний сев семян нету. Эти не дадут, не для того обдирали. Зиму протянем, а потом передохнем с голоду. Пока работаем на них, кормят. Как построим город, не нужны станем. Да и если бы посеяли хлеб, всё равно он уже не наш. Наместник землю для ветеранов нарезает. Было у меня поле, а теперь оно уже не моё. Теперь мне только к Залмоксису остаётся или, ежели желаю погодить, в батраки к "красношеим". Эта солдатня всюду важная ходит, примеривается ко всему. Расспрашивает, где тут земля получше, а где камни и болота. Сучьи дети...
Разговорчивый старик рассказал, что все трое его сыновей на войне сложили головы. Двое старших ещё в первую, а младший, последняя отрада матери, совсем недавно. В Сармизегетузе.
– Даже похоронить, как положено не смогли. В огне сгинул.
– Может живой? – предположил Бергей, – может пробился?
Датауз внимательно посмотрел на него, помолчал, потом медленно покачал головой.
Пришли к землянкам. Их было отрыто десятка три.
– С разных сёл тут народ, – сказал Датауз, – кто остался.
Бития сунула Бергею в руки миску просяной каши. Потом смотрела, как он торопливо (ничего не мог с собой поделать) стучал ложкой и вздыхала. Она расспросила Бергея о его родных, и он не смог таиться перед этой доброй женщиной. Рассказал всё. И про то, как ушёл от Тзира тоже. И про встречу с Дардиолаем. При упоминании его имени, Датауз удивлённо поднял бровь. Не мудрено, Молния по всей Дакии известен.
Датауз сидел рядом и внимательно слушал. Жена его украдкой вытирала глаза. Говорила, от дыма слезятся. Очаг был сложен прямо в землянке. По-чёрному топился. Глаза и у Бергея слезились, но, может быть, и не от дыма вовсе.
Когда он закончил рассказ, Датауз вздохнул.
– Зря ты, парень, сюда шёл. Лучше бы с Молнией остался.
Бергей сжал зубы, но не ответил.
– Я мало знаю о том, что произошло в Сармизегетузе, но то, что знаю...
Он не договорил. Бергей подождал немного, а потом попросил:
– Расскажи, отец.
Датауз снова вздохнул.
– Римляне месяц вели осаду. Ломали стены таранами, камнемёты подтащили. Бицилис поначалу умело оборонялся, но "красношеие" все же смогли прорваться за Храмовую стену. Наши отступили в Цитадель.
Он замолчал.
– Что было дальше? – прошептал Бергей.
– Дальше... Через несколько дней в Цитадели начал пожар. Причём римляне утверждают, что это наши сами себя подожгли. Все запылало и на Храмовой террасе. Я думаю, Бицилис пытался за стеной огня прорваться из города. Но не смог. Когда римляне ворвались в Цитадель, там не осталось никого живого. Все, кто был, мужчины, женщины и дети, все выпили яд. Чтобы не сдаваться в плен, избегнуть насилия и рабства. Так говорят римляне, я сам не видел.
Бергей побледнел.
– Я не верю...
– У меня нет причин лгать тебе, – сочувственно сказал Датауз.
– Значит... все мертвы...
– Да, парень. Крепись. Из Сармизегетузы никто не вышел живым.
Бергей спрятал лицо в ладонях. Бития вопросительно взглянула на мужа, тот поджал губы и коротко мотнул головой.
Больше Датауз юношу расспросами не донимал. Вечером вернулись односельчане старика, и он рассказал им про Бергея. Мужики, среди которых не было ни одного молодого, вздыхали, сокрушённо качали головами, обсуждали, что парню делать дальше. Некоторые, ухватившись за его рассказ о Тзире и слухах о том, будто на севере ещё сражаются свободные даки, советовали ему податься туда. Иные и сами порывались идти с Бергеем. Он слушал отрешённо. Кивал головой, слова бросал неохотно, через силу. Наконец, Датауз призвал оставить парня в покое.
– Не теребите его. Парень до последнего надеялся, а оно вон как вышло... Пусть хоть немного в себя придёт.
На следующее утро Датауз велел Бергею сидеть в землянке и не высовываться. Юноша послушался и весь день промаялся наедине с чёрными мыслями. Так он провёл и следующий день, а потом, глядя на возвращающихся с работы измождённых людей, устыдился безделью. Его кормят, а он лежанку давит. Заставить себя помочь соотечественникам на стройке, он не мог – все в душе его протестовало против работы на благо ненавистным "красношеим". Однако следовало за добро отплатить добром.
Когда мужчины вновь ушли на работу, он предложил Битии помочь по хозяйству. Она послала его натаскать воды, наколоть дров.
В поселении остались только женщины. За одну из них Бергей зацепился взглядом. Одетая в бесформенное платье, она сутулилась, скрывала платком лицо и двигалась скованно, почти ни с кем не разговаривала.
В лагере постоянно торчали двое или трое посторонних, Не легионеров, но явно римлян. Бергей поинтересовался у Битии, кто они, та ответила, что "следят за порядком".
– Чтобы мы не придумали взбунтоваться, значит. Хотя какой уж тут бунт, мужики еле ноги волочат. Больные да увечные одни остались...
Женщина с платком на лице особенно сторонилась этих чужаков. Не понимала, что своим поведением и обликом, явно направленным на то, чтобы не привлекать внимания, добивается прямо обратного.
Бергей наблюдал за ней со всё возрастающим любопытством. Так получилось, что сей интерес и определил его дальнейшую судьбу.
Вскоре после полудня, когда женщины отнесли мужьям обед и вернулись, в поселении появились два новых человека. Эти самые "хранители порядка". Одетые не по-военному, в обычные серые туники и коричневые плащи-пенулы, они, тем не менее, были вооружены мечами. Бергей заметил на поясе одного из них свёрнутый кольцами хлыст. Надсмотрщики. Хотя вроде бы рабами даков-строителей не считают.
Сменив своих товарищей, римляне вальяжно разместились у костра, над которым висел котёл. Один из них вытащил из-за пояса ложку и бесцеремонно снял пробу.
– Эта что ли? – услышал Бергей слова второго римлянина.
Юноша, коловший неподалёку дрова, поднял глаза и увидел, что они смотрят в сторону закутанной женщины, которая несла с ручья корзину со стираным.
– Ага, – ответил второй.
– Да ну, она же страшная. У меня не встанет.
– Слабак, – усмехнулся второй и почесал в паху.
Женщина мельком покосилась в их сторону и быстрым шагом пошла прочь. Первый римлянин поднялся и вальяжно направился за ней. Она ускорила шаг, он тоже. Она оглянулась, бросила корзину и побежала.
Бергей расколол очередное полено и, оставив работу, посмотрел в сторону кустов, за которыми оба скрылись. Он знал, что там сейчас случится. Юноша покосился на второго римлянина, тот расслаблено сидел возле костра и задумчиво щёлкал пальцем по деревянной ложке. Бергей огляделся по сторонам. Поселение как будто вымерло.
Не вполне отдавая себе отчёт в том, что делает, не задумываясь о последствиях, движимый лишь сиюминутным порывом и ненавистью, юноша сжал в руке топор, так, что костяшки пальцев побелели, и направился к кустам. Второй римлянин сидел к нему спиной.
Листва дано опала и Бергей, ещё не раздвинув колючие ветки, уже видел, что там происходит. Римлянин повалил женщину на землю, одной рукой задирал ей подол, а другой душил. Женщина пыталась оторвать его руку от своего горла, извивалась, хрипела, пыталась сжать ноги. Римлянин, вполголоса бранясь, втискивал между ними колено. Наконец, ему это удалось, подол он тоже одолел и начал одной рукой стаскивать с себя короткие штаны, какие носили легионеры.
Дальше Бергей смотреть на это не стал. Бесшумно приблизившись, он взмахнул топором и обрушил его на спину насильнику. Тот дёрнулся, захрипел и обмяк.
Женщина спихнула с себя труп и попыталась отползти от Бергея, пронзив его безумным взглядом. Её трясло, но она не издала ни звука. Бергей, глядя на совсем голую (римлянин успел ей не только подол задрать, но и платье на груди до пупа порвал) худую девушку лет семнадцати, потерял дар речи. Платок размотался и он увидел её лицо. Оно было измазано сажей. Наискось от правой брови, через переносицу и всю левую щеку тянулся уродливый шрам. Удар мечом, чудом не задевший глаз.
Бергей подумал, что сажей девушка вымазалась специально.
"Она же страшная, у меня на неё не встанет".
Наивно пыталась уберечься от насилия...
Вдруг его словно молнией прошибло.
– Тисса? Ты?
Он шагнул к ней, она снова попятилась, все ещё сидя на земле.
– Не бойся! Тисса, это действительно ты?
Она вдруг скосила глаза ему за спину.
– Сзади!
Бергей мгновенно метнулся влево, падая на колени и уходя из-под удара. Не глядя махнул топором с разворота, на уровне живота взрослого мужчины. Не ошибся. Второй римлянин, верно почуявший что-то неладное, не собирался его хватать и если бы не окрик девушки, то он бы без затей и лишних разговоров снёс Бергею голову.
Топор вонзился римлянину в живот. Тот охнул, согнулся пополам, мёртвой хваткой вцепился в топор скрюченными пальцами. Заваливаясь на бок, вывернул топорище из рук Бергея. Скорчился на земле, поджав колени к животу, и изверг из груди протяжный хрипящий стон.
Бергей повернулся к девушке. Та пыталась запахнуть разорванное платье и смотрела на трупы расширившимися от ужаса глазами.
– Тисса, ты слышишь меня?
Она вздрогнула, очнулась от оцепенения и посмотрела на юношу.
– Бе... Бергей?
– Да, да, это я!
– Бергей... Что ты...
Она не договорила. Разревелась. Он подсел ближе, обнял её за плечи.
– Все будет хорошо...
Она замотала головой.
– Не-е-е-т! Заче-е-ем... ты... Они убьют... всех...
Он попытался обнять её, успокоить. Она замолотила его кулаками по спине, все сильнее заходясь в истерике.
– Тише ты, сейчас сюда весь легион сбежится!
Она и не думала успокаиваться. Тогда он оттолкнул ей и отвесил звонкую пощёчину.
– Дура! Он бы тебя порвал всю!
Девушка словно очнулась, перестала верещать, мотнула головой и посмотрела на Бергея взором, почти осмысленным. Несколько мгновений оба молчали, сцепившись взглядами, потом Бергей непроизвольно скосил глаза вниз, уставившись на высоко вздымавшуюся голую грудь.
Девушка горько усмехнулась и, глядя на него исподлобья, процедила сквозь зубы:
– А ты думаешь, что спас меня?

+2

45

пост 43

Jack написал(а):

Теперь на их месте из оплывшего, покрывшегося ледяной коркой снега торчали ряды покрытых копотью каменных столбов.

близко однокоренные

+1

46

Бергея её вопрос поставил в тупик, он не нашёлся, что ответить.
Они довольно долго молчали. Два сердца бились часто-часто. Тисса размазывала по щекам слёзы и все пыталась запахнуть платье. Бергей тупо переводил взгляд с одного трупа на другой. Чужую жизнь он забрал впервые. Внутри, почему-то, образовалась пустота, никакой радости от содеянного, или хотя бы удовлетворения от справедливости возмездия.
Вот вроде бы враги. Хорошо вооружённые, свирепые, не безвинные овечки, и получили сполна. А на душе гадко. Нет, он и не думал жалеть их, не сошёл ещё с ума. Просто вдруг пришло осознание, что у всего есть своя цена.
– Их хватятся... – прошептал Бергей, – станут искать...
Тисса поднялась на ноги.
– Пойдём.
– Куда? – спросил Бергей.
– Скажем Битие.
Он покорно побрёл за девушкой.
Лицо Битии, едва она узнала, что случилось, стало белым, как полотно. Она схватилась за сердце, ноги подкосились. Бергей поспешно подхватил её, помог сесть. Бития кликнула одну из женщин и велела бежать к Датаузу. Та послушалась, видать, старика и его жену здесь уважали.
– Искать будут, – сказала Бития, посмотрела на Бергея и решительно распорядилась, – лопату хватай и рой яму. Вон там.
– Так ведь спросят, куда делись... – прошептала Тисса и всхлипнула, – из-за меня теперь...
– Не реви! – оборвала её Бития, – не из-за тебя.
Бергей скрипнул зубами.
Все ещё держась за сердце, Бития несколько раз глубоко вздохнула, переводя дух, и сказала твёрдо:
– Не знаем, куда делись. Сменились, покрутились здесь немного и свалили куда-то. Сбежали.
– Не поверят, – сказал Бергей.
Бития сверкнула на него взглядом и повернулась к Тиссе.
– Найди Бебруса, пусть оденет обувь одного из римлян. Покрутится тут и сходит до ручья. Так, чтоб следы хорошие были. Там разуется и кружным путём вернётся.
– Он же хворый, – возразила Тисса.
– А где я тебе здорового найду? Чтобы ножища была, как у того говнюка? Короче, не знаем мы, куда эти сучьи дети делись. Недосуг нам их пасти. Топор от крови отмыть надо... хотя нет. Бергей, зарой его. Хрен с ним, с топором.
Её деловитые распоряжения немного успокоили Бергея. Он отправился в лес копать яму на проталине. Позаботился, чтобы не оставлять следов на снегу, их было бы трудно скрыть. Потом вместе с Битией отволок к ней трупы, засыпал. Могилу и все следы закидал мокрой хвоей.
Все, кто был в поселении, два десятка женщин и стариков, уже знали о случившемся. Некоторые из баб не сдержали языков, затянули вой:
– Всех смерти обрёк из-за девки! Подумаешь, велика беда – сунул, вынул. Не убудет от неё!
Бития рявкнула на голосистых дур, те заткнулись, но продолжали жечь Тиссу (не Бергея!) злобными взглядами.
Та забилась в какой-то угол. Плечи предательски вздрагивали. Бергей вдруг подумал, что сутулилась она и прятала лицо не только затем, чтобы избежать внимания "красношеих". Догадка обожгла его. Он подсел к Тиссе, долго мялся, не решаясь задать вопрос, но все же спросил:
– Это ведь уже было?
Та подняла на него блестящие глаза. Ничего не ответила, но он и без слов всё понял. В двух бездонных озёрах плескалась боль и отчаяние.
"Ты думал, что спас меня?"
– Я не смогла... умереть... – прошептала Тисса, – когда они в первый раз... духу не хватило...
Бергей молчал.
– Тот... которого ты первым... Он... дважды... Ещё другие...
Она спрятала лицо в ладонях. Бергей сжал зубы, медленно протянул руку к её голове, задержал, не касаясь. Пальцы дрожали. Он все же осторожно провёл ладонью по волосам. Тиссу затрясло сильнее. Он обнял её за плечи.
– Прости меня...
– За что? – всхлипнула она.
Он не ответил. Долго молчал. Тисса понемногу успокоилась.
– Как ты спаслась из Сармизегетузы? – Бергей, наконец, решился задать вопрос, мучивший его с тех пор, как он узнал её.
– Что? – вздрогнув, повернулась к нему Тисса.
– Ты ведь была там, я помню. Как тебе удалось спастись? Ты знаешь, что случилось... с моими?
Она медленно вытерла глаза и ответила:
– Да.

Она была на два года моложе Меды. Из-за войны её просватали лишь в этом году, весной, но до свадьбы, которую собирались сыграть после уборки урожая, дело так и не дошло. Жених Тиссы погиб на перевале Боуты ещё в начале лета.
Меда уже была мужней женой, а Тисса ещё числилась в девках, но это не мешало их дружбе. Вместе они оказались в Сармизегетузе, когда римляне окружили город.
В столице собралось много народу – семьи воинов, жители окрестных деревень, искавшие укрытия за каменными стенами. Многие, не зная об истинном положении дел, надеялись, что Децебал сможет собрать достаточно сил и отбросить римлян. Или заключит мир, как было в прошлый раз. Потому люди не хотели далеко уходить от насиженных мест, бежать на север. Они перегоняли в Сармизегетузу скот, рассчитывая уберечь его, свозили сюда все запасы зерна. Близлежащие дороги были забиты телегами.
Царь отбыл за помощью, а оборону столицы возложил на своего друга Бицилиса. Тот разослал по округе лазутчиков, выяснить, где римляне. Ему было известно, что Траян, наступавший с юга, уже поблизости, но о том, как далеко продвинулись легионы Лаберия, сведений не было.
Бицилис рассчитывал, что у него есть ещё время, что римляне упрутся в Боуты, завязнут у Апула. Весть о том, что Лаберий уже в окрестностях Близнецов, прозвучала громом среди ясного неба. Единственная дорога, по которой можно было вывести женщин, детей и стариков была перерезана. Лазутчики рассказали Бицилису, что горные тропы по большей части свободны, но прорваться там могли только воины.
Бицилис понял, что скорее всего все, собравшиеся в крепости, найдут здесь свою смерть. Он немедленно приказал сотнику Тзиру, одному из старших и опытных воинов, вывести всех юношей, дабы хотя бы их сберечь для будущих битв. Женщин и детей Тзир взять с собой не мог.
Сотник повиновался и железной рукой приструнил своих подопечных, которые едва не взбунтовались. Не хотели предстать в глазах друзей и родичей трусами, бегущими от врага.
Начиная с этого момента, Бергей ничего не знал о событиях в Сармизегетузе.
– Прошу тебя, расскажи, что было дальше.
– Дальше? Страшно было дальше...

+1

47

Римляне замкнули кольцо вокруг Сармизегетузы, подтащили к стенам тараны и камнемёты, пошли на приступ. Их было много, а боевой дух силен, как никогда. В предчувствии близкой победы, наград и почестей, они сражались умело и отважно. Даки, которым больше некуда было отступать, дрались отчаянно. На стенах плечом к плечу с мужьями встало множество женщин. Немало стариков, даже совсем немощных, пожелали закончить свою жизнь, в последний раз встретив врага лицом к лицу.
Первым делом римляне взялись за деревянную Храмовую стену. Её легко можно было сжечь, но это привело бы к пожарам во всем городе, а Траян, как видно, намеревался Сармизегетузу по возможности сохранить.
Бицилис удерживал деревянную стену полмесяца, умело чиня препоны римским таранам. На их крыши даки сбрасывали огромные камни и брёвна, перебив множество народу.
Римляне ползли на стены по лестницам, даки сбрасывали их вниз. В конце концов "красношеие" все же прорвались на Храмовую террасу. Бицилис приказал всем отступить в Цитадель, но многие воины, ведомые жрецами, его приказа ослушались, затянув наступающего врага в уличные бои, которые с переменным успехом бушевали три дня. Однако римлян, казалось, уже ничто не могло остановить. Они прекрасно умели драться в тесном пространстве. Небольшими группами, прикрываясь черепаховым панцирем из щитов, они шаг за шагом продвигаясь вперед. Три дня отвага даков сдерживала их, но, в конце концов, легионеры её пересилили.
Потом они взялись за Цитадель. Её взять было куда сложнее, чем Храмовую террасу. Сидя на каменной стене, Бицилис уже не боялся поливать "красношеих" кипящим маслом, добавляя сверху огоньку. Камнеметы римлян здесь имели куда меньший успех, а тараны было подтащить сложнее. Западные ворота защищала крутизна склонов, а перед восточными даки, отступая в крепость, навалили баррикаду. Расчищать путь для подвода тарана легионерам приходилось под ливнем стрел со стены.
И все же Бицилис понимал, что эта заминка временна. Надежда на помощь Децебала таяла с каждым днём.
Наконец, римляне пошли на решающий приступ и, ворвавшись на юго-восточный участок стены, смогли закрепиться на ней. Стало понятно, что их уже не сбросить. Несмотря на огромные потери легионеров, снизу к ним все прибывали и прибывали подкрепления.
В самый разгар сечи Бицилис собрал на главной площади укрывшихся в Цитадели стариков, женщин и детей.
– Нам не удержать Сармизегетузу. Это конец. Давайте же встретим его достойно!
Вперёд вышел Мукапор, верховный жрец Залмоксиса, высокий седой старик, одетый в белое.
– Даки, вы знаете, что случится, когда римляне ворвутся в Цитадель! Те, кто останется в живых, обречены на рабство и страдание! Детей разлучат с матерями, жён предадут насилию! Даки, вы знаете, что всеблагой Залмоксис ждёт нас! Так к чему длить страдания плоти? Отворим же врата его чертогов сами и без страха, но с радостью шагнём в вечную жизнь!
По площади волной пронёсся стон.
– Братья и сестры! – продолжал Мукапор, – мы войдём к Залмоксису без боли и страданий! Уснём, а когда проснёмся, окажемся среди тех, кто давно уже ожидает нас в вечности!
По знаку Бицилиса из царских погребов выкатили бочки с вином. Из первой вышибли пробку, наклонили над чашей, которую держал в руках Мукапор. Тёмно-красное вино, расплёскиваясь, до краев наполнило серебряный кратер.
Взревели боевые трубы римлян, но на лице Мукапора не дрогнул ни единый мускул. За его спиной с остервенелым рычанием неудержимо лез через стену Цитадели сторукий железный зверь. Битва не стихала ни на минуту. Воины, державшие северную стену, где римляне прекратили натиск, оставили свои посты и пришли на площадь, чтобы испить напиток смерти со своими семьями.
В руках Мукапора появился небольшой мешочек. Жрец бросил в вино щепоть белого порошка, покачал чашу, размешивая, и поднял к небу.
– Мы идём к тебе, отец наш!
К Бицилису подвели нескольких связанных римлян, пленников, захваченных ещё год назад, когда Децебал вернул себе Сармизегетузу.
– Вам выпала великая честь, – прошипел Бицилис, – предупредите Залмоксиса, что весь его народ скоро придёт к нему.
С этими словами он перерезал горло первому из пленных. Римлянин захрипел, ноги его подкосились, а глаза закатились. Остальные римляне закричали и начали вырываться. Губы Бицилиса тронула усмешка. Узкий клинок, прочертив красную нить, отворил горло следующей жертвы.
Вспыхнула крыша царского дома. Даки, в оцепенении следившие за жертвоприношением, словно очнулись. Некоторые женщины заголосили, заметались. Мукапор, ни на что более не обращая внимания, отпил из чаши и сел на землю. Его примеру последовали многие воины и старики – садились в круг на землю и пускали по рукам чашу с отравой. Перед тем, как отпить, славили Залмоксиса, поносили римлян. Лица у всех были спокойны и торжественны.
Бицилис не обращал внимания на разгоравшийся пожар, дома поджигали по его приказу. Со стен даки пускали стрелы с зажжённой паклей в сторону храмов, захваченных римлянами. Ничего не должно достаться "красношеим", пусть всё горит.
Андата, мать Дарсы и Меды, притянула к себе детей. Меда, лицо которой было белее снега, отчаянно крутила головой, высматривая мужа. Его нигде не было. Тисса, еле живая от страха, цеплялась за подругу, которая осталась у неё единственным близким человеком.
Цитадель быстро заволакивало дымом, с каждым вздохом дышать становилось все труднее. Люди закашливались, но большинство всё же сохраняло спокойствие. Матери давали отпить вина детям. Дети плакали, не понимая, что происходит. Серьёзный, насупленный Дарса не плакал, но цеплялся за мать. Глаза его бегали по сторонам.
– Эптар! – звала мужа Меда.
Тисса тоже вертела головой, высматривая его.
Наконец, они его увидели. Эптар появился возле Бицилиса. Их окружило ещё несколько воинов. Меда видела, что муж о чём-то спорит с тарабостом. Поднявшийся ветер, раздувающий пламя пожара, донёс до неё слова Эптара:
– Нужно попытаться!
– Мне царь не велел покидать город, я с места не сойду! – крикнул в ответ Бицилис.
Эптар повернулся к одному из стоящих рядом воинов и что-то сказал. Несколько человек закивали. Бицилис махнул рукой, резко повернулся и зашагал прочь, скрывшись в дыму. Больше Тисса его не видела.
Эптар высмотрел их. От женщин и Дарсы его отделяла вереница людей, по очереди подходивших к жрецам за отравленным питьём.
– Меда! – закричал Эптар.
– Я здесь!
– Меда, мы попробуем вырваться! Идите за мной!
Андата скорбно покачала головой.
– Ничего не выйдет. Бесполезно это. Мукапор прав. Лучше уснуть...
Один из слуг, оставшихся с семьёй Сирма до конца, поднёс ей чашу с вином. Андата опустилась на колени перед младшим сыном.
– Выпей сынок. Сейчас попьём, глазки закроем и увидим нашего батюшку. Вот уж он тебе обрадуется, прямо к небу подкинет. Помнишь, как раньше?
Дарса молчал, глядя на мать расширившимися глазами.
– Не бойся, сынок, тут сладенькое. Не бойся. Будешь бояться, Залмоксис рассердится, скажет: "С таким именем и боялся[39]".

[39]  Дарсас – "смелый" на языке гетов.

Крики, доносившиеся со стороны стены, где до сих пор кипел бой, становились всё громче. Тисса почувствовала запах палёного мяса. Ей показалось, что иссушенная жаром кожа начала трескаться.
Глаза её метались в панике, а ноги едва держали. На мгновение взгляд выхватил фигуру Мукапора. Жрец повалился на бок, на лице его застыла блаженная улыбка, глаза остекленели.
– Смотрите, люди! – раздался чей-то крик, – Мукапор уже вошёл в чертоги! Пейте, не бойтесь! Залмоксис ждёт нас!
Дюжина воинов затянула песню. Сев в круг и положив руки друг другу на плечи, они ритмично раскачивались. Один уже уронил голову на грудь, бессильно опустились руки, но воин остался сидеть. Товарищи и в смерти поддержали.
Несколько женщин сидели на земле и, не видя никого и ничего, укачивали на руках тела детей, которых яд убил раньше матерей.
– Меда! – Эптар расталкивал людей, пробирайся к жене, – Меда!
– Пей сынок, – поднесла чашу к губам сына Андата, – увидишь батюшку...
– Нет! – закричала вдруг Меда, – мы не умрём! У меня есть муж, он меня спасёт!
Она схватила брата за плечи и оторвала от матери.
– Эптар, мы здесь! – закричала Тисса.
– Меда, не надо... – слабым голосом позвала Андата, – не надо... Давай уснём...
– Нет! – кричала Меда.
Она тащила Дарсу и Тиссу к мужу. Дарса отчаянно извернулся, протянул руку к матери.
– Мама!
Андата закрыла лицо руками.
Эптар добрался до жены, схватил её за руку.
– "Красношеие" оставили западные ворота! Все на восточные лезут! Мы прорвёмся! Бежим!
Он потянул их за собой. Вокруг возникло ещё несколько воинов.
Что было дальше, Тисса почти не помнила. Дым жестоко ел глаза, было нечем дышать. Они бежали сквозь огонь. В голове крутилась единственная мысль – только бы не упасть.
Вот и ворота. Почти сразу за ними крутой склон, усеянный трупами римлян, павших в прошлых штурмах. Под стрелами даков "красношеие" не всех своих убитых смогли унести. Несколько тел все ещё лежали на склоне, скрытые в густой траве. Ждали падения города и погребения. Под стеной валялось несколько поломанных лестниц.
– Бегите к лесу! – закричал Эптар, – все к лесу!
Но как и куда убежишь, когда город уже месяц в кольце осады...
– Римляне!
Тисса увидела летящих на них всадников. Эптар оттолкнул жену и перехватил фалькс двумя руками.
– Беги!
Тисса споткнулась и выпустила руку подруги. Поднявшись, она уже не видела её. Вообще ничего не видела, перед глазами всё размазано, будто девушка кружилась в бешеном хороводе.
Рядом бежали еще люди. Мимо промчался всадник, сверкнула молния и во все стороны брызнули рубиновые капли. Тисса не успела понять, что случилось. Она снова споткнулась. Поднимаясь, обернулась и увидела, как Эптар перебежал дорогу перед скачущим на него римлянином, уходя из-под его удара, и взмахнул фальксом. Римлянин раскинул руки, будто крыльями взмахнул. Повалился навзничь. Эптар что-то закричал, но в следующее мгновение мимо него пронеслась ещё одна тень, он охнул и рухнул на колени.
Завизжала Меда. Тисса повернулась на голос и увидела, как волосы подруги наматывает на кулак какой-то скалящийся здоровяк в бурой от крови кольчуге. Дарса куда-то пропал. Последнее, что девушка помнила – напирающий прямо на неё грудью рыжий конь и резкая боль, перечеркнувшая лицо и бросившая её в спасительные объятья тьмы...

+1

48

Она надолго замолчала. Бергей терпеливо ждал. Наконец, Тисса продолжила рассказ.
– Очнулась, лицо пылает. Пошевелиться боюсь, да и руки-ноги еле-еле чувствую. Притворилась мёртвой и до ночи там лежала, потом к лесу поползла. Что потом было, плохо помню. Крови много потеряла. Датауз меня подобрал и выходил. Теперь вот здесь...
Тисса провела рукой по уродливому шраму, пересекающему лицо, горько усмехнулась:
– Думала, на такую "красавицу" не посмотрит никто, да ошиблась... Стольким уже ублюдкам женой стала... Со счета сбилась... Может, непраздна уже... Каждый день к себе прислушиваюсь, тело будто не моё.
Бергей не нашёл, что ответить и отвёл глаза. Тисса следила за ним, у неё дрожали губы.
Юноша с усилием провёл ладонью по лицу.
– А мои? Ты знаешь, что сталось с ними?
– Нет. Меда, наверное, жива. Скорее всего, ту же чашу, что и я испила. Теперь знаю, что надо было другую... Мукапор не соврал. Тем, кто его вино выпил, сейчас много лучше. Ни боли, ни страданий... Я уж сто раз прокляла себя за малодушие. Сто раз думала петлю сплести, а все живу... Да и примет ли меня теперь Залмоксис...
Бергей молчал, не зная, как задать самый главный мучавший его вопрос. Ему казалось, что Тисса будет в полном праве плюнуть ему в лицо, за то, что он думает лишь о себе, даже не задержав в памяти весь тот ужас, который она ему поведала. Все же решился.
– А Дарса?
– Я спрашивала Датауза. Он тут появился ещё до того, как Сармизегетуза пала. Какую-то запруду строить их пригнали. Никто не знает, зачем. Так он был среди тех, кто хоронил побитых наших. Я спрашивала его, он сказал, что среди убитых снаружи, у западных ворот, не было детей.
Сердце Бергея забилось часто-часто.
"Среди убитых не было детей".
– Так может, он жив! – едва не закричал Бергей.
– Я не знаю... – прошептала Тисса, – Датауз говорил, что со всей округи пленных сначала сгоняли сюда, в этот их город. Потом уводили на юг. Были и дети.
– Он жив! – твёрдо сказал Бергей, – он жив и я его найду!
Но раньше их нашёл Датауз. Ему уже рассказали о том, что случилось. Старик был мрачен, серьёзен. Смерил Бергея долгим взглядом, по которому невозможно было определить, что у него на уме.
– Из-за меня... – начал было Бергей.
– Молчи лучше, парень, – оборвал его Датауз, – молчи и слушай. Оставаться тебе здесь нельзя. Уходить надо. Римлян хватятся и очень скоро.
– Куда мне идти? – пробормотал Бергей.
– О том не думал, когда за девку вступался? – спросил Датауз, – ладно, молчи. Знаю, не думал. Дурак ты, парень.
Он помолчал немного и добавил:
– Хорошо, что есть ещё такие дураки, вроде тебя. Значит, пока живём. Может, и не помрём все-то...
С Датаузом пришло несколько мужиков. Они смотрели на Бергея, на Тиссу и молчали. Бергей не видел в их глазах осуждения. Может быть страх. Но не у всех. Устали люди бояться. Помнили ещё о своём человеческом достоинстве.
– Почему ты сказал, что из Сармизегетузы никто не спасся, отец? – спросил Бергей.
– Уберечь тебя, дурака хотел. Уберечь от ложной надежды. Если кроме Тиссы кто и уцелел, их уже не найти.
– Ведь ты же сам сказал ей, что видел пленников. Так может...
– Нет, – оборвал его старик, – эти не из города. "Красношеие" разорили все окрестные селения. Людей со всей округи сгоняли сначала сюда, а потом в Мёзию. К морю. На рынки... Не один месяц прошёл, продали уже всех, увезли за тридевять земель.
Он положил руку на плечо Бергею.
– Горько мне говорить тебе такое, парень, но оставь надежду. Лучше Молнию догоняй. Не догонишь – просто на север иди. Там ещё есть свободные.
Бергей не ответил, но Датауз и не ждал ответа. Он посмотрел на своих товарищей. Один из них, калека с культёй вместо правой руки молча кивнул.
– И девку с собой забери, – добавил Датауз.
– Н-нет... – испуганно попятилась Тисса.
– Дура, – беззлобно сказал старик, – пропадёшь ты тут. Мы тебя защитить не сможем. Иди с ним, может спасётесь.
– А вы как же? – прошептал Бергей, – ведь римляне за убитых...
– Мы как... Да никак. Не думай о нас.
– Мы тут ждём, когда кто-нибудь нам чертоги Залмоксиса отворит, – сказал однорукий, – у одних сил на это нет, у других храбрости...
– Иные думают, что все ещё образуется, – добавил Датауз, – мол, и Мёзия была когда-то свободна, а теперь под "красношеими", но все же живут там люди. Может, и мы сможем под ними жить...
– Я не стану, – упрямо нагнул голову Бергей.
– Я и не прошу, – ответил Датауз, – ступайте, дети. Мы уж тут как-нибудь. Вы с Битией все правильно сделали, авось и минует беда. А нет... Залмоксис нас примет. Не думайте о нас. Все мы в его чертогах встретимся. Вам мы сейчас кой-чего по сусекам наскребём. Одежонку тёплую какую-никакую подберём. Идите на север, там спасение. Живите, дети...

+2

49

5

Варвар постарался на славу – развязать путы Требоний так и не смог. Во время безуспешных попыток освободиться он неловко повернулся, ногу свело судорогой, да так, что купец света белого невзвидел. Боль уходила медленно. Он боялся её повторения и больше не пытался перетереть верёвки. Пришлось всю ночь лежать неподвижно, отчего к утру он не ощущал ни рук, ни ног, да и шея едва ворочалась.
Пытка длилась три дня. Варвар запер его в амбаре и появлялся нечасто, раз в день приносил похлёбку, ненадолго развязывал.
– Я бы тебя на ночь не связывал, – как-то снизошёл он до объяснения, – но ведь через крышу сбежишь. Наведёшь на мою берлогу римлян, а это пока в мои планы не входит. Так что не обессудь.
– Чтоб ты сдох... – процедил Дентат.
Несмотря на мучения, он несколько успокоился, видя, что варвар не собирается его убивать.
На третий день, когда солнце уже клонилось к закату, варвар, стянув Требонию только руки и завязав глаза, вытолкал его наружу. Купец застучал зубами.
– К-к-куда... т-т-ты меня?
– Не трясись, резать не буду. Выведу на дорогу и отпущу.
Он помог Требонию забраться на телегу. Ехали долго. Требоний пытался угадать путь, но так и не смог. Наконец, телега остановилась, похититель развязал купцу руки и снял повязку.
Дентат осторожно огляделся. Они действительно стояли на большой дороге, пролегавшей через тёмный мрачный лес. Сгущались сумерки.
– Вот и всё, – сказал варвар, – а ты боялся. Езжай. Тебе туда.
– Что там? – опасливо спросил Дентат, – куда она ведёт?
– К своим приедешь.
– Но ведь ночь... – пробормотал Требоний, – как я ночью-то поеду?
Варвар сплюнул.
– Не, вы видали? Я ему жизнь дарю, а он ещё недоволен! Проваливай, пока я не передумал!
Требоний поспешно стегнул лошадей. Телега тронулась, заскрипели колёса. Купец обернулся и увидел, как варвар шагнул в чащу.
Оказавшись на свободе, Требоний продолжал трястись. То ли от холода, то ли от страха, а может от того и другого одновременно. Лошади тоже встревожено храпели. Солнце зашло, луна за тучами. Куда он едет? Требонию ежеминутно мерещился хруст сучьев, будто крупный зверь ломился через лес.
Веяло сыростью. В низинах сгущался туман. Из-за туч, наконец, выглянул месяц, стало немного светлее. Купец осмотрел содержимое телеги и с некоторым удивлением отметил, что весь товар на месте и из его личных вещей ничего не пропало. Он нашёл кремень, кресало, топор. Когда топорище легло в ладонь, Требоний почувствовал себя гораздо увереннее.
Надо бы встать на ночлег, развести костёр. Придётся помучиться, поди найди сухое дерево в сыром лесу ночью.
Куда он едет? Требоний посмотрел на небо. Звёзд не видно, но положение луны возбудило в нём подозрение, что он едет на юг. Правда он помнил, что дорога время от времени петляла.
В этот момент телега проскрипела мимо приметной кривотелой сосны, которая показалась Требонию знакомой. Вроде бы видел уже её прежде. Несколько дней назад, когда ехал в Апул.
– Это что же получается? – пробормотал купец, – он меня назад развернул?
Да ведь в таком случае до ближайшего жилья ещё ехать и ехать, тогда как до Апула несравнимо ближе. Час-два и можно будет заночевать в тёплой постели, не опасаясь волков. Купец остановил телегу.
"А ведь не зря он меня сюда направил. Не хочет, чтобы я в Апул ехал. Что если вернусь, а он там поджидает?"
Некоторое время купец колебался, но, прикинув перспективы ночёвки в лесу, всё же развернул лошадей.

Дардиолай добрался до постели, когда уже рассвело. Кружилась голова, в висках стучало. По телу волнами прокатывался озноб, будто он подхватил лихорадку. Ноги натружено гудели, а в левом бедре при каждом ударе сердца ещё и отзывалась тупая боль.
Дардиолай, морщась, растёр ноги, потом сжал пальцами виски, закрыл глаза. Через какое-то время боль отпустила. Он залез под овчину. Проваливаясь в сон, подумал, что вот сейчас его можно брать голыми руками. Если купец встретил какой-нибудь разъезд, если ему хватило ума и смелости развернуться и поехать назад, в Апул, если он смог определить, где Дардиолай держал его... Слишком много если. И безо всяких условий разведчики "красношеих" могли забрести в это заброшенное селение.
Да и хрен с ними... Он очень устал, накатила апатия. Будь, что будет. С этой мыслью Дардиолай натянул овчину до подбородка и провалился во тьму.
Проснулся он затемно и долго не мог вспомнить, где находится. Наконец, когда разум прояснился, сполз с постели и сходил до ветру. Сон пошёл на пользу, чувствовал он себя значительно лучше. Ничего нигде не болело, досаждала только сухость в глазах и во рту. Он с усилием поморгал, стараясь вызвать слезу. Не помогло. У очага стояло ведро с водой, зачерпнул горстью, выпил, потом протёр глаза. Стало легче.
За ночь тучи разбежались и теперь месяц с россыпью звёзд заливали землю бледным серебряным светом. Снова похолодало, лужи затянуло ледком.
Дардиолай вернулся в дом, снова лёг, но сон больше не приходил. Он провалялся ещё некоторое время, но встал до рассвета, собрался и двинулся в путь. Когда солнце осветило верхушки сосен, он отмахал уже пару римских миль.
К полудню снова добрался до Апула. К канабе не стал приближаться. Когда он несколько дней назад кружил вокруг городка и лагеря, то присмотрел себе удобное местечко для наблюдения за дорогой. В него и засел снова.
В отличие от прошлого визита, канаба и лагерь гудели, как потревоженный пчелиный улей. Количество конных разъездов увеличилось в разы, как и их численность. Стража на воротах тоже усилена.
Дардиолай наблюдал за суетой римлян рассеянно, он никак не мог привести свои мысли в порядок, не мог сам себе ответить на вопрос – зачем он вообще тут сидит? Старые планы не годятся, ситуация изменилась. Что теперь делать?
Кто знает, как долго он бы об этом размышлял и до чего додумался, если бы ему не приспичило сменить позицию и подобраться поближе к главным воротам лагеря. И случилось это в тот момент, когда из них выехало четверо всадников. За сегодняшний день, это была самая маленькая группа, покидавшая лагерь и потому она привлекла внимание Дардиолая. Он всмотрелся внимательнее и вдруг разинул рот от удивления.
– Чтоб я сдох... Деметрий... С "красношеими". Вот это новость.
Всадники обогнули стену лагеря и неторопливым шагом поехали к реке. Дардиолай, треща кустами, рванул за ними, едва помня о том, что надо хотя бы пригибаться.
Пришлось сделать большой крюк, чтобы не попасться на глаза легионерам, обозревавшим окрестности с лагерных наблюдательных башен (временные, деревянные, они были построены сразу после возведения палисада).
Всадники спустились к реке. В этом месте через Марис был перекинут мост, но Дардиолай не мог им воспользоваться. Мост охраняли.
Марис спал подо льдом. Во время недавней оттепели лёд подтаял и теперь был покрыт тонким слоем воды. Дардиолай перебирался через реку вдалеке от моста. Ноги скользили, лёд трещал под ногами. Збел осторожно переносил вес тела с ноги на ногу, ежесекундно рискуя провалиться. Не рассчитывал, что придётся переправляться через руку, а то озаботился бы широкими снегоступами. К счастью, обошлось. Выбравшись на западный берег, он снова бросился бежать.
Пришлось сделать внушительный крюк через лес, чтобы не попасться римлянам у моста. За это время всадники успели значительно оторваться. Когда он, наконец, выскочил на дорогу, они уже скрылись из виду. Дардиолай побежал по следам.
Лошадей ему, конечно, не догнать, к тому же он понятия не имел, как далеко собрались всадники, но надеялся, что не слишком. Ни у одного из троицы он не заметил ничего подобного дорожным мешкам. Что же до выносливости, то ему её было не занимать.
Через некоторое время он сообразил, куда поехали всадники.
"К рудникам, стало быть, путь держишь, Деметрий? Ну, понятно. Интересно, своей волей или чужой?"
Золотоносные рудники Дакии располагались к западу от Апула. До ближайшего из них один пеший дневной переход. Пробежав без остановки более часа, Дардиолай, перешёл на шаг, восстановил дыхание.
Нельзя сказать, что он запыхался. Дардиолаю такой бег был привычен, в своё время он немало постранствовал в сарматских степях. Пешком. А часто бегом.
Говорят, волка ноги кормят, а даки кто такие? Волки и есть.
И всё-таки не догнать. Что делать? Вернуться? А смысл? Деметрий так удачно подвернулся. Вот уж с кем Дардиолай не отказался бы перекинуться парой слов.
Если римляне с Деметрием едут в рудники, то туда он дотопает даже быстрее, чем за день. Никуда иониец не денется. А поедут назад прежде, чем Дардиолай туда доберётся, так он всё равно их перехватит. Дорога-то одна.
Раздумывая так, он продолжал идти вперёд. Через некоторое время опять пустился бегом. Сил ещё в достатке, привалы будем устраивать потом.

+1

50

Прозвище своё Деметрий Торкват, уроженец Эфеса, получил в награду вместе с шейным браслетом, торквесом, из рук префекта претория Корнелия Фуска, того самого, которого даки много лет назад упокоили вместе с целым легионом на перевале Боуты. Незадачливый, но самоуверенный префект отличил ионийца за выдающиеся успехи в строительстве боевых машин.
До того, как судьба занесла его в легионы, Деметрий занимался вполне мирным трудом – строил мосты и водопроводы. Делом своим был очень увлечён, любил приговаривать, что, мол, акведуки будут всюду. Однако прожить до старости, занимаясь этим мирным и достойным делом, у него не получилось.
Около двадцати лет назад Домициан начал войну с даками. Поводом послужило нападение тогдашнего царя варваров, Диурпанея, на Мёзию. Молодой Деметрий прельстился приличным жалованием и вступил в Пятый Македонский легион в качестве фабра, вольнонаёмного механика.
Война протекала непросто. Сначала римлянам сопутствовал успех. Диурпаней оказался неудачливым военачальником, но ему хватило ума, чтобы это осознать. Он передал царский венец своему племяннику, Децебалу, человеку деятельному и щедро одарённому богами государственным умом. Когда тот принял всю власть и руководство войском, дела римлян пошли не слишком хорошо. Был разбит Фуск, потерян Орёл "Жаворонков". Союзники даков, роксоланы, разбили ещё один легион, Двадцать первый "Стремительный". Хотя ценой огромного напряжения сил римляне всё же взяли реванш в кровопролитной битве при Тапах, в целом о поражении даков и речи не шло.
Домициан был вынужден заключить с Децебалом мир. Император объявил о победе, даже отпраздновал триумф. Ко двору цезаря в Паннонию прибыл брат царя Диег. Домициан возложил ему на голову царский венец, тем самым провозглашая, что Дакия теперь клиент Рима.
Все эти пышные празднества и ритуалы могли обмануть только дураков. Никакой зависимости Дакии от Рима на горизонте даже и не просматривалось. Римляне обязались выплачивать Децебалу ежегодный "подарок". За "обеспечение спокойствия" на границах.
Царь даже не вернул захваченных пленных и оружие. Более того, он потребовал, чтобы римляне прислали ему своих мастеров, строителей и механиков. Децебал не обманывал себя миром, знал, что воевать с Римом ещё придётся. Царю требовалось много крепостей и боевых машин. Он весьма рассчитывал на то, что его мастера, обогащённые опытом противника, обеспечат его всем необходимым.
Домициан вынужденно согласился с этими условиями. Среди мастеров, отправленных к Децебалу, оказался и Деметрий.
К удивлению ионийца, даки приняли его очень тепло. Он был обласкан царём, ни в чём не имел нужды, можно сказать, как сыр в масле катался. Служил он честно и ответственно, за что пребывал в большом почёте. Ему подыскали жену. Деметрий прижился в Дакии и уже и думать забыл о том, чтобы вернуться к римлянам.
По крайней мере, так считал Дардиолай, который с Деметрием был хорошо знаком, поскольку состоял в свите царёва брата, а механик-иониец был вхож и к Диегу и к самому царю. Его даже приглашали на пиры, где он сидел среди знатных воинов.
Некоторые всё же не одобряли такое доверие, смотрели на ионийца косо, но Дардиолай к их числу не принадлежал. Наверное, поэтому, увидев механика в обществе римлян, причём явно не в положении пленника, Дардиолай возмутился до глубины души. Настолько, что ничего ему сейчас не хотелось сильнее, чем взять ионийца за грудки и побеседовать о том, как тот дошёл до такой жизни.

Всадники на рудники не поехали. Следы указывали, что на развилке они свернули на другую дорогу. Дардиолай последовал за ними и часа через два добрался до большого селения.
Ему пришлось снова прятаться в кустах – возле селения был разбит лагерь одной из вспомогательных когорт. Римляне построили здесь небольшой деревянный форт-кастелл.
Дардиолай отметил, что селение вовсе не безлюдно. Причём даков, навскидку, не меньше, чем римлян. Правда мужчин не густо, всё больше бабы, дети и старики. На первый взгляд селение жило обычной жизнью. Римляне тоже занимались повседневными делами. Кто-то стоял в охранении, несколько человек пилили дрова и таскали воду из ручья, очевидно для бани. На глазах Дардиолая из кастелла вышло человек двести ауксиллариев, вооружённых лопатами и киркомотыгами. Они направились туда, откуда он только что пришёл. Дорогу к рудникам "красношеие" строят, не иначе.
Деметрия в селении видно не было. Он или в доме, или в кастелле. Чтобы рассмотреть, что происходит за стенами, Дардиолаю пришлось влезть на дерево.
Просидел он там довольно долго, ничего интересного не происходило. Вдоль стен лениво прогуливались часовые.
Чтобы скоротать время, Дардиолай сосчитал всех увиденных римлян. Вышло около ста человек. Учитывая, что пара центурий только что удалилась на работы, гарнизон кастелла был значительно меньше когорты. Всего три центурии.
Наконец его терпение было вознаграждено. Дверь одного из домов внутри форта отворилась, и наружу вышел Деметрий в сопровождении центуриона. Они о чём-то говорили. Следом за ними в дверях показалась женщина. Дардиолай, наслышанный о том, что в лагеря и крепости "красношеих" женщины не допускались, немало удивился. Женщина была одета, как дакийка. Збел напряг зрение, всматриваясь, и... едва не выпустил ветку, за которую держался.
– Боги... Тарма? Как ты здесь?
Сердце Дардиолая забилось часто-часто.
Тармисара! Живая! Он уже и не надеялся увидеть её снова... Поистине, сегодня день невероятных встреч.
Весь мир мигом исчез для Дардиолая, превратился в размытое марево. Он видел только Тармисару. Он слышал только ускоряющийся стук собственного сердца, монотонный барабанный бой, доносящийся откуда-то из-за кромки реальности...

+1