В думках о ближайшей нашей судьбе, незаметно пролетело около часа. Или мне показалось? Такое ощущение, что мы здесь полдня сидим, в этом блиндаже. На нижних нарах зашевелилась фигура под шинелью.
     Человек повернулся к нам лицом, обвел помещение сонным взглядом, потом встряхнул всклокоченной головой, откинулся на постель спиной, вытянул обе руки в стороны, потянулся и смачно зевнул. Аж челюсти щелкнули, даже мы услыхали. Сразу видно – выспался мужик как следует. Он, тем временем, скинул шинель и еще раз осмотрел всех присутствующих взглядом только что проснувшегося человека.
     – Ну что, с добрым утром, Иван Ильич! Как спали-почивали, что во сне видели?
     Иван Ильич в последний раз встряхнул растрепанной шевелюрой, словно стряхивая остатки сна, задумчиво и не спеша ответил, довольно приятным голосом:
     – Да снится последнее время, понимаете ли, всё какая-то ерунда, ничего путного. Ни как жили до войны, ни жена или дочка, к примеру, а так, муть всякая. Все танки на нас прут, или пикировщики фашистские над нами «карусель» крутят. Степь горит, взрывы, дым коромыслом и прочее всякое такое. Говорю же, ничего хорошего, ерунда одна.
     И вздохнул глубоко. Потом встал, расчесал свои кудри, надел пилотку, подпоясался командирским кожаным ремнем, на котором висела кобура с «наганом». Привычным движением разогнал назад складки на гимнастерке, перекинул через плечо планшетку и спросил у политрука:
     – Ну и что же нам сообщает свежая пресса? Какие у нас успехи на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками?
      – Да какая она свежая, позавчерашняя! Полевую типографию разбомбили, а свежие газеты неизвестно, теперь, когда со станции привезут.   Я просто замотался, вот сегодня только время выдалось, ну и читаю. Надо же как-то бойцам дух поднимать, хотя оптимизма последние известия не добавляют, скорее наоборот. Радоваться пока нечему, – сурово сдвинув
брови, сказал политрук, – но я считаю, не за горами то время, когда наша Красная Армия соберется с силами и тогда уже мы погоним фашистов на запад, до самого их змеиного логова! До самого Берлина будем гнать, днем и ночью, в любую погоду будем бить этих гадов! До полного искоренения фашизма, до победного конца! – и так грохнул по столу кулаком, что на другом конце стола, подпрыгнув, жалобно звякнули кружки. – Так что будь спокоен, Иван Ильич!
     Голос его слегка дрожал от ненависти к врагу, ноздри раздувались и в глазах сверкали злые искры. Начштаба в одной руке державший перьевую ручку, второй рукой вовремя подхватил подпрыгнувшую чернильницу. Озабоченно и тревожно посмотрел он на разъяренного политработника.
     – Василий Степанович! Я прекрасно понимаю ваши чувства, полностью их разделяю и поддерживаю, но не могли бы вы вести себя чуточку поспокойнее?
     Старший политрук Семёнов обиженно засопел и опустив глаза, еле слышно буркнул : « – Извините, Федор Михалыч», и снова уткнулся в газету. Кем был в батальоне Иван Ильич по должности, в этот раз нам узнать не удалось, разглядел лишь капитанскую «шпалу» в петлице.
     – Да, Василий, хорошо бы оно, того. Разгромить и раздолбать супостата в пух и прах, но для этого, нам всем без исключения, придется хорошенько поработать,   – Иван Ильич кивнул Лукину и добавил, – я ненадолго, минут через двадцать буду.
     – Хорошо, – сказал начштаба, продолжая что-то быстро писать, – только не задерживайся. Комбат вот-вот придет, нужно с тобой кое-какие вопросы утрясти.
     Наверху у блиндажа, послышался какой-то шум и через секунду, откинув брезентовый полог закрывавший вход, в помещение вошел майор Харин. За ним старший лейтенант и боец, в довольно новой гимнастерке (в смысле не выгоревшей добела). Это наводило на мысль о том, что он не часто бывает на свежем воздухе, а скорее всего писарь штабной, или вроде того. Чисто выбритый, благоухающий одеколоном, в шикарных надраенных до блеска сапогах, он являл собой образец вполне благополучного человека, который всем в своей жизни доволен и не променяет ее ни на что, ни за какие коврижки. В руках у этого товарища, находился набитый чем-то до невероятных размеров кожаный, желтого цвета портфель без ручки. Харин и пришедший с ним командир, поздоровались с Лукиным и присели за стол. Старший лейтенант сказал политруку:
     – Василий Степанович! Мы потесним вас немного?
     – Да, пожалуйста! – невозмутимо спокойным голосом отозвался Семенов и пересел на нары.
     – Белов! – позвал старший лейтенант бойца пришедшего с ним и указал на освободившееся место. Боец, ничуть не смущаясь, ловким, привычным движением, извлек из портфеля толстую, в клеенчатой обложке тетрадь, карандаш и, заняв место за столом, приготовился писать, внимательно глядя на своего начальника.
      « Точно. Это начальник «Госстраха», с писарем своим, по наши души пожаловали, – подумал я, – не иначе сейчас пытать начнут: кто, откуда и куда, а заодно, мимоходом, поведают – сколько нам за это будет. Ладно, как говорится: Бог не выдаст, свинья не съест!».

Отредактировано Althoff (28-07-2018 23:29:23)

Мы поднялись и вышли из блиндажа. Часовой все так же ходил взад и вперед, недалеко от входа и время от времени, заинтересованно посматривал в нашу сторону. Минут через пять мимо нас, в штаб батальона, прошел тот самый капитан, который спал на нарах когда нас привел Зиновьев. Ждать пришлось недолго, минут двадцать, по истечении которых, из блиндажа выглянул Белов и позвал нас:
     – Эй, голозадые! Заходите!
     – Значится так, товарищи призывники! Тут такое дело. К нам прибыло пополнение со станции Себряково, почти рота так что, отправляйтесь на хутор Глубокий, там найдете старшего лейтенанта Журбина. Он поведет команду, собранную из уже проверенных окруженцев на хутор Выселки, там будет формироваться учебная рота. Журбин назначен командиром этой роты и вы поступаете в его распоряжение. Пройдете обучение, примете присягу, затем, скорее всего, вернетесь в наш полк, а конкретно в наш батальон. Вот вам записка
сопроводительная, – начштаба протянул листок бумаги сержанту Зиновьеву, – доставишь, сдашь с рук на руки. Вернешься, доложишь. Ясно?
     – Ясно, товарищ капитан! – бодро отозвался сержант.
     Да. Вот и решилась наша судьба. Если до этого момента в этом времени, мы были обычными советскими гражданами, то теперь после присяги, мы станем просто бойцами РККА. И в случае чего, ордена и
медали, а так же трибунал и штрафная рота, не говоря уже о пулях, минах и прочих бомбах и снарядах, обеспечены нам на все сто процентов. Про стойкое перенесение всех трудностей и лишений армейской службы мы уже где-то слышали, так что этого нам
объяснять не нужно. В конце концов, куда нам деваться в этом времени, тем более, когда война идет, а возраст у нас не детсадовский?
     Отцовская родня где-то под Воронежем, дед Алексей, бабушка Анна и наши дяди и тети, старшему из которых, моему крестному Ивану, пошел лишь
тринадцатый год. Отцу нашему идет пятый месяц, он родился в марте 1942-го. Мать наша, правда, здесь недалеко - на станции Себряково, но ей два года исполнится в августе. Станцию немцы бомбят беспощадно, так как через нее, по железной дороге идут
войска и техника на Сталинград, да и сюда тоже. 
      Поэтому бабушка Александра, забрав маленькую Антонину (нашу мать), переехала за десять километров от станции, в соседнее село Сидоры, к своей матери Анастасии. Да и то, мама рассказывала потом, через много лет
после войны, как при авианалетах, немцы ведь
бомбили не только станцию и Сидорам доставалось
тоже. Баба Настя сгребала в охапку маленькую Тоню и они мчались без оглядки в ближайший лес, там прятались и ждали, когда немцы улетят. Сидоры бомбили, я думаю потому, что через них пролегала
дорога на Камышин, откуда, вероятно, шли войска к фронту, а от нас транспортировали большое количество раненых, вот эти-то колонны, немцы и пытались бомбить в чистом поле.
      Муж бабы Шуры - Тимофей, где-то тут, недалеко должен находиться. Он служит в 20- й мотострелковой бригаде, 13-го танкового корпуса. Должность – шофер, но где он, в данный момент времени – неизвестно и как
его можно разыскать - тоже непонятно. А главное – зачем? Явиться и огорошить человека – здравствуй, дед! Мы внуки твои, из далекого будущего! А дальше что? Скорее всего, в дурдом упекут, и вся недолга. А нам это нужно?
     Нет уж, мы тут осмотримся, для начала и если повезет нам остаться в живых, потом придумаем, что и как делать дальше.
     Вот у Витьки, родня вообще неизвестно где, можно сказать – круглый сирота он, в этом мире бушующем. Так что, нужно держаться вместе, а там, поживем – увидим.
     Напоследок, начштаба вызвал старшего лейтенанта-разведчика и попросил нас показать на карте, где мы обнаружили Свистунова и спрятали катушку телефонного провода. С того берега на связь так никто и не вышел. Пока я объяснял разведчику, где брат с Витькой нарвались на немцев, снаружи раздался крик: « – Воздух!», потом послышался гул авиационных моторов и свист летящих к земле бомб. А потом так
грохнуло, что через щели в потолке, на головы нам посыпался песок. Раз, да еще раз, да еще и еще! Фу ты, пропасть, какая! Этак мы и до присяги не дотянем! 
      Послышались пулеметные очереди, затем зенитки ударили. Дух! Дух! Дух! Дух! Дух! И еще! И еще! В
общем, эта какофония продолжалась минут десять, затем взрывы прекратились, а чуть погодя, умолкли и зенитчики. Попали они по немцам или нет?
     Комбат тут же, сразу после налета, послал дежурного проверить наличие потерь и разрушений. Связист, примостившийся в углу, проверял связь с подразделениями, ответили не все и он послал своего
белобрысого напарника устранять повреждения. Тот, не долго думая, повесил через плечо карабин, захватил катушку провода и кирзовую сумку с инструментом,
мухой вылетел из блиндажа. Зиновьев похлопал меня по спине и сказал с усмешкой:
     – Ну, чего присел как заяц! Небось, коленки трясутся, с непривычки?
     – Да, есть маленько! Нас позавчера в степи, так приложило, до сих пор отойти не можем, аж в ушах звенит!
     Николай с Витькой тоже были какие-то притихшие, видимо до них только сейчас стало доходить, куда мы попали.
     – Ну? Пошли что-ли? – спросил сержант.
     – Пойдемте, пожалуй, – ответил я.
     Ребята вскочили со скамейки и мы дружно попрощались с комбатом, а Лукин, оторвавшись на минуту от своих дел, хитро подмигнул и «благословил» нас в дорогу:
     – Счастливо добраться! Надеюсь, еще увидимся!
     – Спасибо, товарищ капитан! – хором ответили мы.
     Не скажу точно отчего, но в этот самый момент, у меня появилось чувство, что разлука наша будет не долгой и мы действительно скоро встретимся вновь. Мы
топали за бравым сержантом Зиновьевым в неизвестное наше военное будущее, а я все никак не мог отделаться от этого странного чувства, что расстаемся мы с батальоном не навсегда.

Отредактировано Althoff (26-12-2014 00:00:09)