Ещё немного для тапкометания. (В отрывке использованы воспоминания очевидцев событий)
Год 1917. Месяц октябрь. Петроград
-…Здесь можно налево и через арку, так ближе! – не останавливаясь, крикнул юнкер. Харузин молча побежал за ним в указанном направлении.
Его суматошное бегство из Зимнего, когда стало отчётливо ясно, что всё кончено, и командование отдало приказ «Спасайся, кто как может!» увенчалось успехом. Один из юнкеров, защищавших дворец, увязался за ним, и выбирались они вдвоём. Хорошо ещё, что силы атакующей стороны были разбросаны достаточно хаотично, не имели между собой чёткой связи, и им довольно легко удалось преодолеть все заслоны.
В душе поручика бушевала буря. Сейчас он мечтал только об одном: добраться побыстрее до казарм запасной роты Преображенского полка, размещённой неподалёку, найти кого-нибудь из офицеров и повести за собой роту, или, хотя бы взвод, чтобы показать всей этой сволочи, где раки зимуют! О том, что его могут не послушать, Харузин решительно запрещал себе даже думать. Как оказалось, зря…
В казарму они попали легко – возле ворот стоял сонный солдатик, равнодушно проводивший их взглядом и не сделавший даже попытки остановить незнакомых людей. Поручик и юнкер зашли внутрь. В коридоре было пусто и темно. Чертыхнувшись, Харузин чиркнул спичкой и медленно пошёл вперёд, пытаясь сообразить, где искать кого-нибудь из офицеров.
Три первых двери оказались закрыты. А вот четвёртая поддалась нажиму и медленно открылась. Внутри слабо-слабо горела лампа. За столом сидел человек и мирно пил чай.
- Кто вы? Что вам нужно? – испуганным голосом спросил он у вошедшего поручика.
- Я из Зимнего! Поручик Харузин, военная контрразведка, – горячо заговорил Харузин, с облегчением разглядев капитанские погоны на плечах сидевшего. – Там творится чёрт знает что. Временное правительство арестовано или вот-вот будет арестовано. Необходимо срочно поднять хотя бы роту, чтобы помешать этому безобразию и навести порядок. Вы можете вывести солдат?
- Что вы такое говорите! – капитан поставил на стол кружку и замахал руками в сильнейшем возбуждении. – Какие солдаты! Какое правительство! Зачем вы вообще сюда пришли? У нас нет совершенно никакой возможности вам помочь. Если хотите, то идите к павловцам, а здесь искать подмогу бесполезно.
- Господин поручик говорит правду, - встрял в разговор протиснувшийся в комнату следом за Харузиным юнкер. – Правительство будет арестовано с минуты на минуту, неужели вы не хотите воспрепятствовать произволу?
- Замолчите, юноша! – вскинулся капитан. – Шли бы вы лучше…домой! А вам, господин поручик, - он снова повернулся к Харузину, - могу лишь повторить своё предложение: попытайте счастье в Павловском полку. Кстати, у нас здесь где-то солдат как раз оттуда был…
- Здесь я, ваше благородие.
Харузин обернулся. В дверях комнаты виднелся чей-то силуэт, но рассмотреть подробно человека не представлялось возможным из-за слабого освещения.
- Да-да. Любезный, проводите господина поручика в ваши казармы.
Солдат кивнул и молча вышел. В пустом коридоре гулко загрохотали его сапоги. Харузин поймал себя на совершенно неуместной сейчас мысли, что вошёл павловец совершенно бесшумно, точно не хотел, чтобы его заметили раньше времени.
Контрразведчик поймал вопросительный взгляд юнкера и растерянно пожал плечами. Надеяться, что им окажут помощь здесь, было довольно глупо. Харузину даже стало стыдно за свою излишнюю эмоциональность. В самом деле, ворвался, наговорил не пойми что – с чего он вообще взял, что этот полк находится в боеспособном состоянии?
Весь запал куда-то улетучился. Поручик нервно дёрнул щекой и, не попрощавшись, вышел из комнаты. Юнкер последовал за ним. Идя по коридору они услышали, как позади стукнула дверь и торопливо громыхнула щеколда.
Харузин вышел на улицу. Там стоял, дожидаясь их, солдат.
- А что, Временное правительство взаправду арестовали? – жадно спросил он.
- Точно не знаю, - сухо ответил поручик, откровенничать на такую тему с нижним чином ему представлялось диким. – Когда мы уходили из Зимнего, то ещё нет.
В отдалении были слышны пулемётные очереди. Местами щёлкали винтовки.
- Расстреливают! – прервал молчание солдат.
- Кого? – недоумённо спросил юнкер.
- Известно кого, ударниц! – равнодушно бросил солдат и, немного помолчав, добавил: - Бедовые бабы. Одна полроты выдержала. То-то ребята потешились. Они ж у нас содержатся, - павловец, похоже, понял удивлённое выражение, появившиеся на лицах у Харузина и юнкера по-своему. – А вот тех, что отказываются, или больны, которые, ту сволочь мы сразу к стенке!
«Боже мой, куда же я иду?! - пробежала в голове Харузина жуткая мысль.- Эх, всё равно, будь что будет!»
Они прошли в молчании ещё немного, когда из темноты раздался оклик: «Кто идёт?» и справа, впереди сиротливо покачивающегося на ветру фонаря показалась фигура в коротком чёрном бушлате с винтовкой в руках. Матрос.
Никто не успел ничего ответить, как вдруг матрос завопил: «А, офицерская сволочь! Получай!», бросился к остолбеневшему поручику и, схватив винтовку наперевес, сделал выпад.
«В живот!» - молнией промелькнуло в голове Харузина, и он невольно закрыл глаза, с ужасом ожидая, что боль сейчас пронзит его тело. Но мгновения страшного ожидания тянулись и тянулись, а ничего не происходило.
«Отчего мне не больно? Или я уже умер и ничего не чувствую?» - эта мысль пронеслась в голове поручика и он рискнул открыть глаза.
Прямо перед ним виднелась спина сопровождавшего их солдата. Он стоял наклонившись вперёд и Харузину не было видно, что он делает. Поручик нерешительно сделал несколько шагов, сдвинувшись вправо. Матрос лежал на земле, весь мокрый и грязный, очевидно из-за того, что упал в лужу и потому, что противный моросящий дождик как зарядил с вечера, так и не думал прекращаться, и бормотал что-то. С этого места Харузин не мог разобрать ни одного его слова.
- Бегите туда, на угол! Я сейчас, - отрывисто сказал солдат. Поручику показалось, что он держит винтовку матроса прямо за штык, но рассматривать подробнее он не стал, ринувшись прочь.
Он обогнул фонарь и, подойдя к углу, остановился. Юнкера нигде не было видно, скорее всего, он убежал ещё раньше.
«Ну и чёрт с ним», - вяло подумал Харузин. Лишь теперь он почувствовал, что ему, невзирая на погоду, нестерпимо жарко, и всё лицо покрыто не только каплями дождя, но и выступившим потом, а нательная рубаха прилипла к спине. От осознания того, что он был буквально на волосок от гибели, его затрясло. «Как быстро всё произошло», - думал поручик, ожидая солдата, продолжавшего возиться возле обезоруженного матроса.
Вскоре павловец подошёл к нервно приплясывавшему на месте Харузину.
- Вот сволочь! – начал ругаться солдат ещё издалека. – Мы этих матросов за людей не считаем. Только и умеют, что резать да пить…Ничего, будет теперь, собака, меня помнить!
- А что ты ему сделал? – забывшись, обратился к солдату по старой привычке на «ты» поручик. Но тот, похоже не обратил на это внимания.
- Да ничего особенного, ваше благородие. – Но, подумав немного, всё-же счёл нужным рассказать. – У них, сволочей, всегда кольца на руках, да браслеты разные. А у меня тут неподалёку бабёнка одна проживает, так я для неё и снял у него всё. Теперь, поди, уже спит. Я его, паскуду пьяную, к тротуару оттащил, чтобы броневик не переехал… А, вот и наши патрули! Я вас сейчас им сдам, чтобы они вас проводили до места. Только вы, ваше благородие, не вздумайте говорить, что из дворца. Я им скажу, что вы из города сами пришли в Преображенский полк, а там места не оказалось, вот вас сюда и послали. – заботливо поучал растерянного Харузина солдат.
- Ну спасибо за совет, - только и нашёлся, что ответить поручик. – Только, родной, у меня денег нет, чтобы тебя отблагодарить. Я всё отдал…
- Что вы, ваше благородие! Я из кадровых, с понятием. Мне, да и многим нашим ребятам так тяжко видеть, что делается на матушке-Руси, что мы и в толк не возьмём. А господ офицеров мы по-прежнему уважаем и очень сочувствуем. Да что делать, кругом словно все с ума вдруг сошли!.. Ну, будьте счастливы! – И солдат побежал к остановившемуся патрулю.
Харузин замер на месте. Вся его прежняя решимость, горячее желание как-то изменить сложившуюся ситуацию исчезли без следа. Странная апатия овладела им, сковав равнодушием. «Будь что будет», - подумал он и молча побрёл вслед за двумя патрульными, что согласились проводить его в казармы. Через минуту он был уже там.
- Откуда? – спросил Харузина болтавшийся в коридоре солдат в гимнастёрке с огромной неряшливой заплаткой на рукаве. Поручик молчал – врать солдату было нестерпимо стыдно.
- Со стороны, - в один голос ответили патрульные.
- Ладно, поглядим! – зловеще протянул солдат, пристально вглядываясь в лицо Харузина. – Иди, покамест, в ту дверь, ежели со стороны. А вы поменьше всякий хлам сюда таскайте! – прикрикнул он на патрульных.
- Какой это «хлам»? – устало думал поручик, идя к указанной двери.
- Через комнату пройдёшь и в следующую дверь заходи, - крикнул ему вслед солдат с заплаткой.
В комнате было тесно, грязно, не очень светло и пусто. Из-за двери слева доносились какие-то звуки. Харузин остановился и прислушался: чей-то стон то повышаясь, то понижаясь, пробивался из-за закрытой двери в комнату. Поручик постоял, решая, стоит ли ему зайти туда, чтобы взглянуть, что там происходит, но по здравому размышлению решил – нарываться на неприятности в незнакомом месте, едва попав в него, не следует. Повернулся и двинулся к двери напротив. Открыл её и замер в немом изумлении...