Окончание главы.

Харузин торопливо, не желая упустить мысль, прокрутил в уме давнишнюю сцену, свидетелем которой ему довелось когда-то быть. Вот ведь, прошло-то всего ничего, а словно в другой жизни всё было!
Так, что же тогда происходило? Помнится, по заданию начальства он вёл скрытое наблюдение за одним инженером, чьи разработки являлись необычайно важными для обороны страны. И Харузину, тогда ещё совсем зелёному сотруднику контрразведки, поручили негласную охрану специалиста. Командование опасалось, что изобретением могут заинтересоваться соответствующие службы иных держав. Причём, и это казалось тогда самым странным, прапорщику строго-настрого велели не делать различий между тайными агентами немцев и вполне легальными работниками посольств стран Антанты. Союзники союзниками, а табачок врозь, мрачно перефразировал тогда известную пословицу полковник Иванов. Точнее, тот, кого он в тот момент считал полковником Ивановым.
Господи, когда же это было? В шестнадцатом?..Пятнадцатом?.. Сознание будто накрыла плотная серая пелена усталости, и Владимир торопливо заставил себя не отвлекаться на малозначащие подробности, справедливо опасаясь, что его силы вот-вот иссякнут и пользы от него будет как от козла молока.
Итак, о чём это он? Да! Так вот, его нынешний собеседник попытался угрожать этому изобретателю. И не просто на словах, а с помощью нескольких уголовников! А когда контрразведчики попытались задержать его, чтобы разобраться, что же это за фрукт, он весьма ловко скрылся, ранив одного и убив другого агента. Захваченные сообщники оказались мелкой шпаной, нанятой за приличные деньги для выполнения щекотливого поручения и не знали ничего серьёзного о личности своего «атамана».
Поручик ещё раз пристально вгляделся в подозреваемого. Свету бы сейчас побольше! Но, в принципе, с очень большой долей вероятности он мог утверждать, что не ошибся. Перед ним действительно сидел тот самый человек. Ну и что теперь со всем этим прикажете делать? Особенно, учитывая тот факт, что Империя, которой он служил верой и правдой, приказала долго жить ещё в феврале, а сейчас, судя по последним событиям, в жизни России наступает новая эпоха, и предугадать, хорошо это или плохо для страны и её обитателей, не возьмётся, пожалуй, никто.
- Что это вы меня так разглядываете, поручик? – грубо спросил незнакомец, заметив интерес Харузина к своей персоне.
- Да так, - уклончиво ответил контрразведчик. – Просто показалось, что мы с вами где-то встречались. – И, решив рискнуть, добавил. – Вы в пятнадцатом, часом, при Генеральном штабе не состояли? Уж больно лицо мне ваше знакомо.
Если бы Владимир не ждал чего-то такого, возможно, он и не заметил бы, как на одну мельчайшую, неуловимую долю секунды лицо «связиста» дрогнуло. А так контрразведчик получил пусть и не документальное, но чувственное, эмоциональное – назовите, как хотите – подтверждение своим мыслям. Нет, делайте что хотите, а что-то с этим деятелем нечисто!
Но проснувшееся чувство азартного интереса, сродни тому, что испытывает, наверное, охотничья собака, преследующая зверя, мгновенно угасло. Кому нужны его выкладки и подозрения? Обратиться к офицерам-павловцам? Вряд ли рассказ незнакомого поручика заинтересует кого-нибудь из них. На повестке дня нынче стоят совсем иные вопросы, гораздо более животрепещущие.
- Нет, вы ошиблись. – Незнакомец равнодушно улыбнулся Харузину. – В пятнадцатом я служил в двадцатом корпусе. У генерал-лейтенанта Булгакова.
«Ловко! – восхитился поручик. – Насколько я в курсе, все четыре дивизии этого корпуса немцы уничтожили почти целиком во время Августовской операции, и найти теперь кого-то, кто мог бы опровергнуть эти слова, сейчас практически невозможно».
- Что ж, видимо ошибся! – Харузин всем видом изобразил крайнюю степень смущения. – Устал, как собака, пойду лягу. Честь имею, господа! – Поручик отошёл от стола, чувствуя, как сверлит спину чужой взгляд.
«Ну и пусть. Провались всё пропадом!» - с этой мыслью Владимир нашёл свободное место на полу под столом, забрался на него и уснул, положив руку под голову.
Утро началось бурно. Приехал какой-то комиссар из Смольного, объявил об аресте министров Временного правительства и потребовал немедленно составить списки всех присутствующих, причём отдельные на офицеров Генерального штаба и на тех, кто участвовал в защите Зимнего.
И если первое требование вызвало неприкрытое ликование: «Ага, значит не могут без нас, мы им будем нужны!», то после второго повисло напряжённое молчание. Брать на себя роль незавидную Иуды никто не хотел по целому ряду причин.
Но комиссар настаивал и в конце концов нашёлся-таки один подполковник. «Я всех наших хорошо знаю и я вам, господин комиссар, сейчас этот список сделаю», - с почтительной улыбкой сказал он.
«Какой ты подполковник? Трус и подхалим! - с бессильной ненавистью думал Харузин, прикидывая про себя, успеет ли он в случае необходимости добраться до оружия или нет. – Чёрт побери, а в Петропавловку не хочется!»
Спас его знакомый штабс-капитан, Брусенцов-младший. Сталкивались они несколько раз, когда Владимир по долгу службы занимался проверкой подозрительных для военной контрразведки лиц. Он твёрдо заявил подполковнику, когда тот подошёл к ним, что Харузин переведён к ним в полк в связи с нехваткой офицеров, но просто не успел оформить из-за всей этой суматохи до конца необходимые документы. Подполковник недоверчиво покачал головой, но промолчал и даже не стал задавать неудобные для поручика вопросы, ответа на которые у того, естественно не было.
Скоро всех офицеров вывели во двор. Взять разрешили только личные вещи, а всё оружие, за исключением наградного, потребовали оставить в Собрании. Под свист и гогот из окон солдатской казармы они построились и пешком пошли в город.
На отдельной повозке ехали раненые и избитые. «Солдатики шалили!» - с кривой ухмылкой пояснил Владимиру Брусенцов. Впереди и сзади их небольшой колонны шёл караул Павловского полка и несколько матросов. Как ни странно, но они очень пригодились, когда на мосту через Фонтанку у цирка Чинизелли в офицеров стали швырять камни какие-то уличные хулиганы.
А ещё через пару кварталов их вдруг остановили и после непродолжительного, но весьма томительного ожидания, неожиданно распустили по домам. Скоро Харузин уже сидел в своей квартире и, меланхолично потягивая коньяк, размышлял о превратностях судьбы и своём покрытом дымкой неизвестности будущем.

Valeri
Да, пожалуй, что ты прав! Я подумаю, как видоизменить тот кусок текста.  Спасибки!

А пока ещё чуток проды:

                                                                        Год 1917. Месяц ноябрь. Где-то на русско-германском фронте. 

Странности начались, когда Харузин и Пинус вышли на станции N-ск. Рослый молодцеватый унтер с полным бантом  на чистенькой шинели, презрительно наблюдавший за суетой расхристанных солдат, снующих с криками и руганью на перроне возле поезда, безошибочно выделил взглядом нужных ему людей и чётко, по-уставному, подошёл к офицерам.
- Поручик Харузин, если не ошибаюсь? – вежливо осведомился он у Владимира.
- Так точно, - несколько удивлённо ответил контрразведчик.
- Унтер-офицер Белышев. Направлен за вами капитаном Турыгиным. Позвольте ваши вещи?
Сказать по правде, за время пути контрразведчик уже отвык от того, что нижний чин может себя вести столь образцово. Вакханалия, царившая в поезде, повергала в шок. Солдаты, больше похожие на бандитов, нежели на представителей некогда великой армии, наплевав на дисциплину, объединялись в настоящие банды. На станциях их, прежде всего, интересовала возможность достать чего-нибудь выпить и закусить. Прибавьте к этому тот факт, что все они путешествовали с оружием, и отказы предоставить требуемое воспринимали довольно негативно, и вы получите тот самый разудалый русский бунт, описанный ещё классиком. Робкие попытки офицеров воспрепятствовать насилиям и грабежам заканчивались или смертью командира или тем, что он добровольно или по принуждению, присоединялся к озверевшей от вседозволенности солдатне.
Если честно, то Харузин, насмотревшись на все эти ужасы, и не рассчитывал добраться до места назначения. И здесь неожиданно кстати пришёлся его попутчик. Да, путешествовал он не один - в комитете, где Владимиру выписали направление в полк, ему представили ещё одного офицера, что должен был составить ему компанию на новом месте.
Наверное, только выработанная годами службы привычка скрывать свои эмоции позволила Харузину не выдать охвативших его чувств, когда перед ним предстал тот самый «человек из прошлого», что так нежданно встретился ему в казарме Павловского полка в ночь большевистского переворота. Естественно, тот также сразу же узнал контрразведчика, но промолчал. Разве что глаза его на мгновение опасно сузились. Назвался он Владиславом Пинусом.
Харузин поначалу всерьёз подумывал обратиться за советом к бывшим коллегам по контрразведывательному отделению при Штабе Петроградского военного округа. Но, понаблюдав немного за тем, как уверенно держится «связист» среди новых хозяев России, как прислушиваются даже самые наглые горлопаны к его негромким советам, переменил своё решение. Вряд ли из этой затеи вышло что-нибудь путное, скорее всего он сам же и пострадал бы, рискнув померяться силами с таинственным Пинусом. А допустить это было нельзя. Ни в коем случае! Иначе, как бы он потом посмотрел в глаза полковнику? Тому стоило поистине неимоверных усилий организовать ему это назначение. Поэтому Владимир сделал вид, что чрезвычайно обрадован встрече со знакомым офицером и не подвергает ни малейшему сомнению его личность.
Глядя впоследствии на то, как легко Пинус находит общий язык с солдатами в поезде, как ведёт с ними какие-то странные разговоры вполголоса, с оглядкой на безучастно сидящего на лавке у окна поручика, Харузин мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Непрост был «связист». Ой, непрост! Того и гляди, моргнёт кому надо, если заподозрит Владимира в чём-то, тут и заколют контрразведчика как того барана. Или на ходу под откос сбросят – любили так смутьяны над офицерами изгаляться.
Но нет, повезло. Доехали. И сейчас, глядя на унтера, словно бы сошедшего с картинки из прежней жизни, Харузин едва не прослезился, хотя и не был от природы сентиментален. Происходящее казалось фантастическим сном и Владимир не выдержал. Когда они вышли из вокзала и двинулись через небольшую площадь куда-то в сторону, он спросил:
- А скажите, унтер-офицер, у вас в полку что, все солдаты так себя ведут? Ну, в смысле, как вы, - счёл нужным пояснить свой вопрос поручик, заметив явное непонимание в глазах Белышева.
- Вон вы о чём, ваше благородие, - усмехнулся унтер. – Да, у нас всё по-прежнему – солдаты в окопах, а офицеры – все на своих местах. А как иначе, война ведь! Не то, что эти! – Он с презрением сплюнул на землю, глядя на то, как пьяный солдатишка с глумливым хохотом лапает прижатую к забору девчушку. Та в голос ревела, но окружающие предпочитали равнодушно смотреть мимо, или же, наоборот, смачно комментировали происходящее. – Эй, ты, шкура! А ну пусти её! Слышишь, к тебе обращаюсь?! – Белышев поставил чемоданчик поручика на землю и с силой рванул мерзавца за шиворот. Владимир похолодел, ожидая самое худшее.
И верно, товарищи пьянчужки встретили поступок унтера, мягко говоря, без энтузиазма. На Белышева и офицеров мгновенно наставили винтовки, а «пострадавший» начал истошно орать:
- Кончай его, братва!.. Ишь, обвешался крестами, гнида, как при старом режиме!.. Руки ещё распускает!
Харузин затравленно глянул по сторонам, отчаянно ища выход из создавшейся ситуации. Пинус стоял сбоку, насмешливо улыбаясь, хотя поручик мог дать голову на отсечение, что нервы у «связиста» на самом деле находятся на пределе. И руку из кармана шинели, где, как знал контрразведчик, у него хранился наган, не вынимал.
А вот Белышев оставался абсолютно спокоен. Владимир даже позавидовал такому самообладанию и выдержке. Унтер-офицер глядел на беснующуюся толпу прямо и строго.
- Молчать! – гаркнул он вдруг, что есть мочи. – Смирно! Опустить оружие! – И поднял вверх правую руку. Смутьяны, явно ошарашенные его поведением, замялись всего на одну минуту. А в следующую за спиной у офицеров взревели моторы.
Владимир обернулся. Из-за покосившегося домишки, стоявшего на самом краю привокзальной площади, выехали три броневика. Тупорылые хоботки пулемётов в их башнях гуляли туда-сюда, выискивая возможные цели. А следом за ними катились несколько грузовиков, в которых было полным полно суровых и мрачных бойцов, замерших с оружием наизготовку.
Миг, и они резво сыпанули наземь, слаженно разворачиваясь в цепь, повинуясь уверенным командам офицеров. Никто толком и не понял, что происходит, а ситуация резко изменилась. Теперь уже местные уверенно контролировали положение дел, превосходя дебоширов в выучке, количестве и, самое главное, желании действовать. Местные жители так резво разбежались, что поручику поневоле пришла в голову мысль, что всё, что творилось на станции до этого, является лишь хорошо разыгранным спектаклем.
Далёкие крики и несколько длинных пулемётных очередей, раздавшихся с путей, лишь подтвердили его догадку. Похоже, что там тоже всё идёт так, как задумал неведомый ему режиссёр. Чёрт возьми, да что здесь такое творится?!

Valeri
Ага, спасибки! Насчёт броневиков поправлю. А почему ты думаешь, что местных жителей не будет - особенно с учётом того, что это подстава?