Завершил и малость переделал главу:

Год 1917. Месяц ноябрь. Белоруссия, г.Шклов и его окрестности.  

Странности начались, когда Харузин и Пинус вышли на перрон. Рослый молодцеватый унтер с полным Георгиевским бантом  на чистенькой шинели, презрительно наблюдавший за суетой расхристанных солдат, снующих с криками и руганью возле поезда, безошибочно выделил взглядом нужных ему людей и чётко, по-уставному, подошёл к офицерам.
- Поручик Харузин, если не ошибаюсь? – вежливо осведомился он у Владимира.
- Так точно, - несколько удивлённо ответил контрразведчик.
- Унтер-офицер Белышев. Направлен за вами капитаном Турыгиным. Позвольте ваши вещи?
Сказать по правде, за время пути контрразведчик уже отвык от того, что нижний чин может себя вести столь образцово. Вакханалия, царившая в поезде, повергала в шок. Солдаты, больше похожие на бандитов, нежели на представителей некогда великой армии, наплевав на дисциплину, объединялись в настоящие банды. На станциях их, прежде всего, интересовала возможность достать чего-нибудь выпить и закусить. Прибавьте к этому тот факт, что все они путешествовали с оружием, и отказы предоставить требуемое воспринимали довольно негативно, и вы получите тот самый разудалый русский бунт, описанный ещё классиком. Робкие попытки офицеров воспрепятствовать насилиям и грабежам заканчивались или смертью командира или тем, что он добровольно или по принуждению, присоединялся к озверевшей от вседозволенности солдатне.
Если честно, то Харузин, насмотревшись на все эти ужасы, и не рассчитывал добраться до места назначения. И здесь неожиданно кстати пришёлся его попутчик. Да, путешествовал он не один - в комитете, где Владимиру выписали направление в полк, ему представили ещё одного офицера, что должен был составить ему компанию на новом месте.
Наверное, только выработанная годами службы привычка скрывать свои эмоции позволила Харузину не выдать охвативших его чувств, когда перед ним предстал тот самый «человек из прошлого», что так нежданно встретился ему в казарме Павловского полка в ночь большевистского переворота. Естественно, тот также сразу же узнал контрразведчика, но промолчал. Разве что глаза его на мгновение опасно сузились. Назвался он Владиславом Пинусом.
Харузин поначалу всерьёз подумывал обратиться за советом к бывшим коллегам по контрразведывательному отделению при Штабе Петроградского военного округа. Но, понаблюдав немного за тем, как уверенно держится «связист» среди новых хозяев России, как прислушиваются даже самые наглые горлопаны к его негромким советам, переменил своё решение. Вряд ли из этой затеи вышло что-нибудь путное, скорее всего он сам же и пострадал бы, рискнув померяться силами с таинственным Пинусом. А допустить это было нельзя. Ни в коем случае! Иначе, как бы он потом посмотрел в глаза полковнику? Тому стоило поистине неимоверных усилий организовать ему это назначение. Поэтому Владимир сделал вид, что чрезвычайно обрадован встрече со знакомым офицером и не подвергает ни малейшему сомнению его личность.
Глядя впоследствии на то, как легко Пинус находит общий язык с солдатами в поезде, как ведёт с ними какие-то странные разговоры вполголоса, с оглядкой на безучастно сидящего на лавке у окна поручика, Харузин мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Непрост был «связист». Ой, непрост! Того и гляди, моргнёт кому надо, если заподозрит Владимира в чём-то, тут и заколют контрразведчика как того барана. Или на ходу под откос сбросят – любили так смутьяны над офицерами изгаляться. Это ведь сколько времени и сил Вселенная, женщина, социум должны затратить, чтобы создать чудо под названием человек! А вот превратить его в окровавленный кусок мяса, который сгниёт через неделю, любой дурак может в одну секунду. Но зато в эту секунду он будет чувствовать себя Богом! Каково искушение?
Но нет, повезло. Доехали. И сейчас, глядя на унтера, словно бы сошедшего с картинки из прежней жизни, Харузин едва не прослезился, хотя и не был от природы сентиментален. Происходящее казалось фантастическим сном и Владимир не выдержал. Когда они вышли из вокзала и двинулись через небольшую площадь куда-то в сторону, он спросил:
- А скажите, унтер-офицер, у вас в полку что, все солдаты так себя ведут? Ну, в смысле, как вы, - счёл нужным пояснить свой вопрос поручик, заметив явное непонимание в глазах Белышева.
- Вон вы о чём, ваше благородие, - усмехнулся унтер. – Да, у нас всё по-прежнему – солдаты в окопах, а офицеры – все на своих местах. А как иначе, война ведь! Не то, что эти! – Он с презрением сплюнул на землю, глядя на то, как пьяный солдатишка с глумливым хохотом лапает прижатую к забору девчушку. Та в голос ревела, но окружающие предпочитали равнодушно смотреть мимо, или же, наоборот, смачно комментировали происходящее. – Эй, ты, шкура! А ну пусти её! Слышишь, к тебе обращаюсь?! – Белышев поставил чемоданчик поручика на землю и с силой рванул мерзавца за шиворот. Владимир похолодел, ожидая самое худшее.
И верно, товарищи пьянчужки встретили поступок унтера, мягко говоря, без энтузиазма. На Белышева и офицеров мгновенно наставили винтовки, а «пострадавший» начал истошно орать:
- Кончай его, братва!.. Ишь, обвешался крестами, гнида, как при старом режиме!.. Руки ещё распускает!
Харузин затравленно глянул по сторонам, отчаянно ища выход из создавшейся ситуации. Пинус стоял сбоку, насмешливо улыбаясь, хотя поручик мог дать голову на отсечение, что нервы у «связиста» на самом деле находятся на пределе. И руку из кармана шинели, где, как знал контрразведчик, у него хранился наган, не вынимал.
А вот Белышев оставался абсолютно спокоен. Владимир даже позавидовал такому самообладанию и выдержке. Унтер-офицер глядел на беснующуюся толпу прямо и строго.
- Молчать! – гаркнул он вдруг, что есть мочи. – Смирно! Опустить оружие! – И поднял вверх правую руку. Смутьяны, явно ошарашенные его поведением, замялись всего на одну минуту.
А в следующую со всех сторон на площадь отовсюду повалили густые цепи бойцов, чей решительный вид и слаженные действия не оставляли ни малейшего повода для сомнений: воевать они обучены, да и с дисциплиной у них полный порядок. Одним броском преодолев площадь, они прижали приезжих к забору, безжалостно преодолевая их разрозненное сопротивление. Впрочем, до стрельбы дело так и не дошло – так, расквасили пару носов, да маленько прикололи штыком самого буйного. А чуть погодя из-за покосившегося домишки, стоявшего неподалёку, неспешно выкатился броневик. Тупорылые хоботки пулемётов, рыскавшие в башенках туда-сюда, красноречиво показывали, на чьей стороне сила. 
Горожане, мелькавшие до этого момента на вокзале и возле него, разбежались так резво, что поручику поневоле пришла в голову мысль, что всё, что творилось на станции до этого, является лишь хорошо разыгранным спектаклем. Правда цель этого представления пока ускользала от понимания.
Далёкие крики и несколько длинных пулемётных очередей, раздавшихся с путей, лишь подтвердили его догадку. Похоже, что там тоже всё идёт так, как задумал неведомый ему режиссёр. Чёрт возьми, да что здесь такое творится?!
- Повторяю, всем опустить оружие! – властно повторил Белышев. – В случае сопротивления положим всех! Ваш паровоз уже отцеплен, так что уехать не получится. Даю минуту! – Унтер резко опустил руку и в ту же секунду броневик саданул в два ствола над головами опешивших солдат.
Те с проклятиями отскочили назад, но, что характерно, винтовки предусмотрительно опустили. Судя по их поведению, до них очень хорошо дошло, что шутить с ними здесь никто не будет.
- Слышь, браток, - выкрикнул один из приезжих, низенький, но довольно крепкий на вид, фельдфебель, с опаской косясь на густо ощетинившуюся штыками шеренгу местных солдат. – Ты не кипятись, давай спокойно разберёмся, а?
- День добрый господа! – Харузин вздрогнул от неожиданности. Поглощённый целиком разворачивающимся на его глазах зрелищем, он и не заметил, как кто-то подошёл к ним сзади. Поручик повернулся и обнаружил стоящего у них за спиной франтоватого офицера в лихо заломленной фуражке. – Капитан Турыгин, - он небрежно бросил ладонь к виску. – Позволю себе предложить вам пройти к нашему автомобилю. Поверьте мне на слово, ничего особо интересного здесь дальше не будет – разоружим эту банду, выявим зачинщиков беспорядков, расстреляем их и отправим всех остальных восвояси. – Турыгин произносил всё это с нескрываемой скукой. – Командуйте, унтер-офицер, - бросил он на ходу вытянувшемуся во фрунт Белышеву и повёл Харузина и Пинуса куда-то по направлению за броневик.
- Подождите. Что, вот так просто возьмёте и расстреляете? – с недоверием спросил у Турыгина «связист». – Но что скажет на это полковой комитет?
- А ничего, - хладнокровно ответил капитан. – Дело в том, господа, что у нас в части нет никаких комитетов. В некоторых других да – полная политическая анархия, а нас бог миловал.
- Вот это да! – обомлел Харузин. – Ещё скажите, что не митингуют?
Турыгин засмеялся.
- С ума вы там в столице посходили, - сказал он почти ласково. – Идёте на поводу у всякого отребья, а его надо вот так! – он сжал пальцы правой руки кулак и взмахнул им пару раз. – Митинги! Видел я, как это происходит: говорят все – и солдаты и офицеры. Причём каждый болтает всё, что ему вздумается. А ещё агитаторы от разных партий вьются, точно мухи над дерьмом. И каждый норовит солдатиков на свою сторону перетянуть, златые горы сулит! А после этих посиделок солдаты на офицеров бросаются, на штыки их поднять норовят. Ненавижу!! – Лицо капитана исказила злая гримаса. – К нам тоже несколько раз приходили… всякие. Так мы из них сделали замечательных…- Турыгин запнулся. - Кхм, похоже мы пришли.
Владимир, жадно слушавший капитана, хотел было переспросить его, уточнить, кого же они там сделали из агитаторов, и даже открыл рот, но случайно заметил, как пристально смотрит в спину разговаривающего о чём-то с шофером капитана Пинус. Очевидно он тоже заметил, что Турыгин не стал договаривать намеренно и теперь в лице его было столько нетерпеливой досады, сожаления, гневного разочарования и ещё много-много всего.
Харузин задумался. А ведь, похоже, что этот странный «связист» прибыл в полк не просто так. Что-то он знал, или же, наоборот, хотел узнать здесь, на месте, что являлось для него очень-очень важным. Но что это могло быть? Контрразведчик перебрал в уме всё, что ему рассказали о месте его новой службы. Обычный пехотный полк, расположен в тылу. Правда, совсем неподалёку от Ставки, и об этом, в частности, упоминал полковник в приватной беседе накануне отъезда поручика. Правда, уже по дороге стало известно, что генерал Духонин снят со своего поста за отказ вступить переговоры с австрияками, а на его место назначен некий прапорщик Крыленко, а к Могилёву движутся революционно настроенные воинские части. Может быть этим и объяснялся интерес Пинуса к полку? Решил помочь «товарищам»? Или же получил на этот счёт какое-то иное задание? Непонятно… В любом случае, за «связистом» стоило приглядывать, решил для себя контрразведчик.
Они сели в поджидавшую их машину с работающим на холостых оборотах мотором. Капитан рядом с водителем, контрразведчик с Пинусом назад. Турыгин повелительно махнул зажатой в кулаке перчаткой и авто медленно стронулось с места. Шофер аккуратно объезжал многочисленные ямы и рытвины, заполненные водой и грязью. Харузин оглянулся. С этого места то, что происходило на привокзальной площади, разглядеть было сложно, но одна картинка врезалась ему в сознание: несколько обезоруженных солдат – очевидно из числа тех, что ехали в поезде – стоят на коленях с поднятыми руками. Лица ошалелые и перепуганные. У некоторых свежие кровоподтёки, видать пробовали сопротивляться. Рядом конвой.  И два офицера с повязками Красного креста на рукавах. Первый водит у головы очередного пленника каким-то прибором, второй что-то пишет, судя по всему, фиксирует данные.
Владимира так и подмывало обратить внимание своего спутника на эту сцену, но он заставил себя промолчать. Лучше разобраться с окружавшими Пинуса странностями, а уж после откровенничать.
- Скажите, Владислав, - обратился он к «связисту». – А вы не поляк, часом?
Пинус косо посмотрел на него:
- Допустим. А почему вас это интересует?
- Сказать по правде, мне непонятно, почему вы не у Довбор-Мусницкого. Вроде бы с июля всех поляков отправляли именно в его корпус?
«Связист» загадочно хмыкнул, но промолчал. Харузин, поняв, что ответа не будет, отвернулся от него. Что ж, не хочешь говорить, не надо. По крайней мере кое-что о тебе и так известно: и о симпатии к большевикам, и о странном поведении тогда – в пятнадцатом. Да и в ночь переворота явно неспроста ты, мил человек, у павловцев ошивался. Ой, неспроста! Надо будет, как приедем на место, поговорить с Турыгиным на этот счёт, он вроде настоящий офицер, не заражённый революционной заразой.
Автомобиль ехал по разбитой дороге. Поручик обратил внимание, что на улицах города, через который они как раз сейчас проезжали, сравнительно немного жителей. Впрочем, чему тут удивляться – мужчины, скорее всего в армии, а женщины лишний раз не рискуют ходить по улицам с учётом неспокойного времени.
- Простите, господин капитан, - тронул Владимир Турыгина за плечо, стараясь перекричать треск мотора. – Может быть, мне показалось, но у станции я видел довольно много горожан. И у меня сложилось такое впечатление, что они действовали заодно с вашими солдатами. Не так ли?
- Браво, поручик! – очень серьёзно ответил ему Турыгин. – Мы уже давно, когда только стали появляться первые эшелоны с дезертирами, придумали этот трюк. Местные изображают торговцев, заставляют приезжих расслабиться, а мы тут как тут! – Он довольно засмеялся. – Там во всех ключевых точках расставлены пулемётные расчёты, а дежурную роту мы подтягиваем по мере необходимости. И все довольны. Жители не подвергаются насилию, мы… мы тоже в накладе не остаёмся. Не забывайте, в городе размещено главное интендантское управление – мы обязаны позаботиться о сохранности его складов… О, а вот, кстати, обратите внимание - знаменитая шкловская ратуша!
«А ведь и правда, - спохватился Харузин. – Здесь же ещё огромные армейские склады размещены. Если не ошибаюсь, ещё знаменитый Канкрин в их создании поучаствовал. Ценностей на них лежит на многие-многие тысячи, если не на миллионы рублей. Вот, наверное, почему полковник направил меня сюда! Эх, знать бы ещё, что за человек от него должен выйти ко мне на связь…»
Размещался полк возле деревни Княжицы. И здесь поручик снова испытал чувство дежа-вю. Везде образцовый порядок, подтянутые солдаты чётко отдают воинские приветствия офицерам, местные жители ходят по улицам совершенно безбоязненно, кое-где мирно беседуют с военнослужащими. Парни вовсю любезничают с девушками.
Настоящий лубок! Ну не бывает так сейчас. Не бы-ва-ет!!!
На ум пришла совершенно другая картинка, виденная в казармах Павловского полка на следующее утро после переворота. Когда Владимир шёл в уборную, то через разбитое окно в коридоре с омерзением заметил, как небритый детина в изгвазданной форме насиловал во дворе не менее пьяную, чем он сам, бабёнку под дружный гогот своих сотоварищей, собравшихся в кружок рядом.           
Контрразведчик с трудом прогнал из памяти неприятное видение из прошлого. Чего уж теперь, вся страна оказалась во власти страшного вихря перемен, несущегося по её просторам, сметающего и ломающего любые препятствия на своём пути. Оставалось только надеяться, что удастся пережить его с наименьшими потерями, поскольку мечтать о том, что грозная лавина революции его не затронет, мог лишь наивный глупец.
Подъехали к высокой избе, выполнявшей роль штаба. Турыгин провёл их внутрь и представил командиру полка. Харузин уже знал из рассказа капитана, что полковник был родом из обедневших дворян, дослужился до своего чина исключительно благодаря личной храбрости, проявленной ещё в русско-японской войне, был награждён множеством орденов, золотым оружием и являл собой яркий пример честного и опытного офицера. Отречение царя он воспринял как личную трагедию и едва не покончил жизнь самоубийством, посчитав, что всё, чему посвятил жизнь, пошло прахом. Хорошо ещё, что его успели вовремя остановить. Слава богу, впоследствии полковник всё же нашёл в себе силы продолжать службу и нёс её с честью и достоинством. Солдаты его боготворили. Поэтому контрразведчик счёл своим долгом выказать ему должное уважение.
А вот на лице Пинуса явственно читалось внутреннее недовольство. Губы то и дело искажала кривая ухмылка, глаза воровато бегали с места на место. Причём вёл он себя так давно, уже с того момента, как их встретил на станции унтер. Что-то, по всей видимости, шло не так, как хотелось бы «связисту». Судя по его реакции, он рассчитывал увидеть в полку совершенно иную картину. Интересно, зачем же всё-таки он приехал? Надо бы переговорить об этом с Турыгиным, вроде бы он производит весьма приятное впечатление.
- Господин полковник, разрешите доложить? – в комнату быстрым шагом вошёл усатый штабс-капитан. – Опять немец над нами кружит!
- Ага! – полковник азартно потёр ладони. – Извольте видеть, господа, тевтоны который день не оставляют нас в покое. Их разведчик практически постоянно летает над нашим расположением. А в последнее время, ко всему прочему, повадился бомбы сбрасывать. Александр Евгеньевич, голубчик,- штабс-капитан с готовностью посмотрел на своего командира, – передайте мой приказ на противоаэропланную батарею отогнать нахала. Эх, жаль, что у нас здесь поблизости ни одного военного аэродрома, глядишь, наши соколы давным-давно сбили бы мерзавца!
- Осмелюсь спросить, и давно это у вас? – осведомился Пинус немного напряжённым голосом.
- Да с месяц, наверное, - рассеянно сказал полковник, натягивая перчатку. – Пойдёмте, взглянем на представление.
Офицеры двинулись к выходу вслед за ним. Владимир с удивлением отметил, что «связист» выглядит явно обеспокоенным. Известие о немецком разведчике явно взволновало его не на шутку. Гм, любопытно. Контрразведчик, грешным делом, успел придумать уже для себя объяснение странному поведению поляка, заподозрив того в связи с германской секретной службой. А здесь такой поворот. Выходит, он принадлежит к другому ведомству. Но тогда к какому? А может, его просто не оповестили о проводящейся операции? Вопросы, вопросы.
«Фоккер» деловито кружил в небе над деревней, описывая практически идеальные круги. Самолёт то забирался повыше, то снижался, и тогда можно было даже рассмотреть пилота, сидящего в кабине ярко-зелёного триплана. Вот он, очевидно, заметил активность русских артиллеристов и начал быстро подниматься.
В отдалении гулко ударили зенитные орудия. Справа и чуть выше разведчика в небе расцвели облачка разрывов. Владимиру показалось, что они накрыли немца, потому что «фоккер» вдруг клюнул носом и стремительно понёсся вниз, и он радостно выкрикнул:
- Попали! Ей-ей, попали!
- Как бы не так, - охладил его восторги Турыгин. – Опытный, гад. Хитрит. Прицел нашим пушкарям сбивает. На самом деле они довольно далеко от него выстрелили. С полверсты, не меньше.
Капитан оказался прав. Пилот разведчика действительно удачно выполнил свой манёвр и благополучно скрылся. Несколько залпов, выпущенных ему вслед, не причинили немцу ни малейшего вреда. Но полковник отнюдь не выглядел раздосадованным и даже отправил порученца высказать зенитчикам свою благодарность.
Когда суматоха, вызванная появлением вражеского самолёта, улеглась, вестовой повёл Харузина и Пинуса в отведённый им для постоя дом. К службе оба должны были приступить только со следующего дня, командир полка велел предоставить им время на обустройство и ознакомление с частью. Поляка направили в отдел связи, а поручика откомандировали в распоряжение Турыгина. Как оказалось, капитан занимал в полку должность начальника разведки. Что ж, Владимиру это было только на руку – делиться своими подозрениями с человеком, которого уже пусть немножко, но узнал, казалось проще.