Valeri
Дык над этим и бьюсь! А всё почему? Потому что грамотными замечаниями заставляете уделять большее внимание деталям!
Вот, кстати, небольшой кусочек в продолжение, где кое-какие вопросы получают освещение - жду не менее подробного разбора, чем прежде!
Год 1917. Месяц ноябрь. Белоруссия, дер. Княжицы.
Атака на деревню началась на рассвете. Хорошо ещё, что часовые заметили подтягивающегося неприятеля и подали сигнал тревоги, иначе пришлось бы совсем несладко. Впрочем, и так особых поводов для веселья не наблюдалось – полк оказался окружён значительно превосходящими его силами.
Когда кто-то отчаянно забарабанил по стеклу, Владимир спокойно досматривал бог знает какой по счёту сон. Сначала он даже не понял, что происходит, пока вскочивший Пинус не закричал: «Поручик, подъём! Тревога!» Сам он уже быстро одевался и к моменту, когда Харузин собрался, уже давно выбежал на улицу, канув в серой хмари.
Вялая перестрелка дозорных с неприятельским авангардом, начавшаяся где-то за околицей на северной стороне, медленно, но уверенно усиливалась, переходя в настоящий бой по всем направлениям. Атакующая сторона, поняв, что скрытно подобраться не удалось, отбросила предосторожность и рванула вперёд, желая, очевидно, взять деревню лихим штурмом, пока обороняющиеся не успели до конца развернуть свои боевые порядки.
Единственное, чего не смогли учесть нападавшие, это наличие нескольких замаскированных огневых точек, размещённых заранее на наиболее опасных участках. Пулемётчикам хватило выдержки подпустить неприятеля поближе, а дальше своё веское слово произнесли «максимы». На расстоянии в несколько десятков метров они за несколько секунд заставили атакующих уткнуться лицом в грязь, собрав богатую жертву. Длинные очереди прошивали хрупкую человеческую плоть, защищённую лишь тонкой прослойкой одежды, убивая и калеча всех, кто оказывался на мушке.
Атака мгновенно захлебнулась. Командиры нападавших свистками подавали сигналы, призывая своих солдат отойти назад, для перегруппировки сил. Но те и без дополнительной команды уже отползали подальше, пытаясь убраться подальше из-под кинжального огня. Всё это сопровождалось короткими, прицельными выстрелами им вдогонку, стонами и криками раненых, тяжёлым хрипом умирающих.
С тыла в заранее выкопанные по периметру села и великолепно замаскированные траншеи подтягивались поднятые по тревоге солдаты, занимая в них свои места. В деревне тревожно кричала разбуженная скотина, голосили поднятые в неурочный час петухи, летели обрывки команд и заполошные выкрики и плач испуганных женщин и детей, разбегающихся по укрытиям.
Когда Харузин запыхавшись примчался в штаб, там уже почти никого не было, а куривший на крыльце капитан Турыгин встретил его недовольным покашливанием:
- Хм! Долго возитесь, поручик! Все офицеры уже разошлись по своим секторам. А мне вот велено дождаться вас! – Владимир почувствовал, что неудержимо краснеет. Было ужасно стыдно за свою нерасторопность. – Ладно, оставим эту тему, - Турыгин сменил гнев на милость. – Господин полковник приказал нам с вами отправляться к дому, где размещена установка и находиться там. Пойдёмте! – Капитан бросил окурок на землю, тщательно затоптал его каблуком сапога и быстрым шагом двинулся вниз по улице. Поручик торопливо зашагал следом.
За ту неделю, что он провёл в расположении полка, Владимир уже стал потихоньку забывать весь тот кошмар, что ему довелось пережить в Петрограде. Видимо, так уж устроена человеческая психика, старательно отбрасывающая прочь негативные воспоминания и оставляющая почти исключительно положительные впечатления. А тем более, если дело касается молодого здорового человека, занятого трудным, тяжёлым, но весьма интересным делом. Здесь предаваться рефлексиям становится уже попросту некогда.
Правда, хотелось бы ещё, чтобы перед ним приоткрыли строжайшую завесу секретности ну хотя бы чуть-чуть побольше, но здесь выбирать не приходилось – правила игры устанавливал не он. Капитан и так пошёл на изрядное нарушение служебных инструкций, согласившись принять Харузина в штат своих сотрудников. Поручик так и не смог узнать, каким образом Турыгин связывался с полковником, но одно можно было утверждать точно: его бывший и нынешний начальник являлись в прошлом коллегами, работавшими вместе. Кто-нибудь не знакомый близко со спецификой разведывательной и контрразведывательной службы, вполне вероятно удивился бы тому, что раньше никогда не встречал их вместе, но так то незнакомый! Более того, судя по некоторым замечаниям, проскользнувшим в словах капитана, он относился к полковнику Иванову с огромным уважением, почитая как учителя, наставника и старшего товарища.
Но при всём при том, Владимир получил ровно столько информации, сколько счёл нужным ему предоставить Турыгин. Он сообщил, что в полку с лета 1916 года проводится необычайно важный эксперимент. Подробности его засекречены строжайшим образом, в курсе дела считанные единицы на самом верху. Первоначальные результаты работы в своё время были столь обнадёживающими, что всерьёз рассматривался вопрос о внедрении изобретения в русской армии на всех уровнях, но вот дальше… дальше произошла какая-то неприятность – здесь капитан ловко уклонился от обсуждения деталей – и проект решили продолжить в более узких рамках. Правда, по милости пары излишне говорливых министров кое-какие факты вышли за пределы круга молчания.
И вот здесь русской контрразведке пришлось изрядно попотеть. Каким-то чудом удалось предотвратить утечку важнейших данных о ходе эксперимента. О подробности головокружительной операции в коридорах гостиницы «Европейская» капитан рассказывал со смаком, мечтательно прикрыв глаза. Конечно, для поручика не являлось новостью, что вокруг самой фешенебельной столичной гостиницы, где проживали крупные российские военачальники и руководители военных союзнических миссий, во время войны вились разные подозрительные типы, по которым Сибирь рыдала горючими слезами – он и сам не раз участвовал в задержаниях, обысках и засадах в её номерах. Одно дело княгини Цициановой, урождённой Крибель, любовницы самого Фаберже и, по совместительству, немецкой шпионки, чего стоило. Но то, о чём рассказывал Турыгин, просто не укладывалось в голове.
Оказывается, в тот раз в качестве противника выступали вовсе не германцы, а самые, что ни на есть, союзники. Получателем шпионской информации являлся один английский офицер. Представьте себе всю щекотливость ситуации! Требовалось обставить всё таким образом, чтобы ни в коем случае не произошло широкой огласки инцидента – зачем выносить сор из избы и демонстрировать наличие определённых трений между членами Антанты? Но и делиться своими секретами Империя не желала.
В результате многоходовой комбинации английский разведчик подцепил банальный триппер, оказался в связи с этим постыдным обстоятельством в самом эпицентре скандала, где фигурировала жена одного из высокопоставленных работников посольства его страны и был с позором отправлен на родину. Его информатора, генерала из свиты Его Императорского Величества, тихо отправили в отставку, а несколько сошек помельче, также замешанных в деле, оказались за решёткой и вскоре предстали перед лицом военного трибунала, приговорившего их к смертной казни. Занавес!
Сам Турыгин тогда отличился, получил по-тихому «владимира» с мечами, очередное звание и был направлен обеспечивать режим секретности непосредственно на место событий. Чем вполне успешно и занимался вплоть до поры до времени.
А дальше грянула сначала Февральская революция, а следом подоспели и октябрьские события. Страна рушилась на глазах, хаос и неразбериха проникли во все сферы жизнедеятельности Империи. Фронт разваливался, солдаты бежали домой – сначала тайком, затем в открытую, офицеры после печально известного «Приказа №1» утрачивали смысл службы, тыл агонизировал, сотрясаемый одним кризисом за другим, население волновалось.
Хорошо ещё, что непосредственно в полку удавалось поддерживать какой-никакой, но относительный порядок. Капитан не сказал об этом прямо, но у Владимира создалось стойкое впечатление, что во многом этому поспособствовало как раз то самое таинственное изобретение – Турыгин незатейливо называл его установкой. Как именно она помогала удерживать солдат в повиновении, оставалось для поручика загадкой. Гораздо более важным являлось то, что действие установки имело определённые границы и с расстоянием ощутимо уменьшалось. Руководитель проекта ожесточённо бился вместе со своими помощниками над решением этой проблемы, но пока, к сожалению, без особого результата.
Личность этого изобретателя Турыгин раскрыть не пожелал, а вот с одним из его помощников познакомил. Смешным таким внешне, оказался - лопоухий юноша лет двадцати с небольшим по фамилии Махалов. Но, как отозвался о нём капитан, чрезвычайно талантливый учёный.
Собственно, именно его и должен был беречь Владимир как зеницу ока. Но, поскольку его подопечный почти всё время пропадал в доме, отведённом для его шефа, то выполнять свои обязанности у поручика получалось неважно. Потому-то и переключился он на Пинуса...