Давненько не удавалось поработать, но, может быть, теперь что-то получится? По крайней мере последний отрывочек наконец-то доделал.
Год 1922. Месяц август. Московская губерния, село Тимашево
Матрос поднялся на высокое крыльцо. Шагнул в дом, откуда неприятно тянуло мерзким ядовитым дымом, вошёл, огляделся и внезапно почувствовал холод в позвоночнике. В разгромленной горнице, где валялись разбитые в щепу стол, лавки и бесстыдно выставлял напоказ свои внутренности проломленный сундук с наполовину оторванной крышкой, на скамье возле посечённой осколками и пулями печи сидели в обнимку двое детей. Маленькая светловолосая девчушка в простеньком ситцевом платьице и синеглазый мальчик лет семи.
Милиционер прошёлся по комнате, стараясь скрыть охватившее его смущение, поднял с пола опрокинутый колченогий табурет и сел на него. Неловкое молчание повисло в доме и три пары глаз, уткнувшихся в пол. У Матроса враз вылетели из головы все заготовленные слова. Он знал, что девочку зовут Ксюшей, а мальчика Никитой и что они младшие брат и сестра Ваньки Овечкина, валявшегося сейчас на задах родного дома с разрубленной головой. А ещё это дети черноволосой, очень худой и бледной женщины Елизаветы Сергеевны, смотревшей на всех навеки застывшим, неподвижным взглядом широко открытых глаз с пола в сенях.
Не зная, как начать, Матрос обежал глазами внутреннее убранство дома. Пол – небрежно прибитые неструганные доски, покрытые старыми ткаными дорожками и покрывалами. На стене большая доска со множеством фотографических карточек, почему-то очень тёмных.
- Это они от лампы керосиновой затемнились, - неуверенно подала голос Ксюша, заметив его интерес.
Милиционер смущённо кашлянул в кулак. Затем, вспомнив что-то, торопливо полез в нагрудный карман гимнастёрки и достал оттуда завёрнутый в чистую тряпицу небольшой кусок сахара.
- Берите, ешьте!
Девочка робко взяла с его ладони угощение и, смешно пыхтя, разломила напополам. Одну часть отдала брату, другую тут же сунула себе в рот. Громко зачавкала, жмурясь от удовольствия. Никита ел лакомство более спокойно. Доев, Ксюша осмелела и помчалась в соседнюю комнату. Покопалась там и принесла показать Матросу своё самое большее сокровище – красные тряпичные ботинки. Они явно были с чужой ноги и великоваты девочке, но она гордо надела их и встала перед милиционером, красуясь.
А тому вдруг стало ужасно стыдно. Стыдно за то, что он уже сделал, а ещё больше – за то, что ещё предстояло исполнить. И больше всего захотелось выбежать из этого дома и бежать, не разбирая дороги, что есть мочи, ни о чём не думая, пока не упадёшь от усталости.
- Ваня мне ещё куклу привёз, а Никитке – солдатиков! – гордо заявила тем временем девочка, перестав стесняться и бояться чужого дядьку. Мальчик же сидел на лавке по-прежнему молча, и буравил Матроса недоверчивым взглядом исподлобья. – А ещё он в школу в этом году пойдёт, - Ксюша доверчиво улыбнулась и крепко ухватилась за рукав милиционера. – Ты не знаешь, мамка с Ваней скоро придут?
Спазм перехватил горло Матроса. Он сидел, медленно наливаясь краской, нервно теребя ремень винтовки.
- Хм!.. С-скоро, - выговорил он наконец, слегка заикаясь. – Как рассветёт, так и придут.
- А стрелять больше не будут? – впервые заговорил Никита. – Ужас, как стреляли давеча, мы на печке за трубой спрятались, а изба вся просто ходуном ходила. И мамка ушла давно уже и не возвращается…Ты не видел её?
Матрос не успел придумать, что же ему ответить – в дом вошёл московский чекист.
- Что тут у тебя, почему копаешься?..А-а, вон оно что!- протянул он с непонятной интонацией, заметив детей. – Па-анятно…
- Товарищ Астлов, - Матрос встал, зачем-то оправил гимнастёрку, - дозвольте… мне самому здесь?
Чекист испытующе глянул на него. Тень слабой улыбки мимолётно коснулась узких нервных губ.
- А сумеешь? Это ж дело, его любить надо. Ну как бабу. Может, лучше я своего бойца кликну, есть у меня один, гм, умелец. Шашкой орудует так, что любо-дорого посмотреть.
- Не беспокойтесь товарищ Астлов, не подведу! – чётко произнёс Матрос, стараясь глядеть на чекиста как можно твёрже.
- Да? Ну ладно…Только давай по-быстрому и без лишнего шума – лучше ножом – а то там народ уже стал собираться, не будем попусту людей новой пальбой пугать. – Командир ухмыльнулся, ещё раз пристально взглянул на милиционера, недоверчиво покачал головой и вышел быстрым неслышным шагом.
Матрос с тоской посмотрел ему вслед, после затравленно оглянулся. Дети, явно напуганные незнакомым человеком, от которого, вдобавок ко всему, ощутимо тянуло смертью, забились в угол, крепко прижавшись друг к дружке и молча смотрели на милиционера широко раскрытыми глазёнками.
«Что же делать? – металась в голове загнанным зверьком суматошная мыслишка. – Если я сейчас их не добью, то чекист кого-нибудь из своих пришлёт и всё, амба, поминай как звали! Да и мне потом худо будет, не вспомнят, что именно я просигнализировал о Ванькином появлении. Ванька! – Матрос скрипнул зубами и, не удержавшись, матернулся. – Если б этот урод не решил вернуться, семья его жила бы себе спокойно. Конечно, особо не роскошествовала бы, но зато живые остались бы! А теперь… Нет, не об этом сейчас думать следует. Чёрт, может малых из дома как-нибудь вывести можно? Незаметно, задами, а там пусть себе бегут к лесу? А после, когда городские уедут, глядишь, что-то да придумаем. На худой конец к местному священнику, отцу Власию можно обратиться, вдруг поможет?.. Вот ведь, вроде как и не с руки мне, красному матросу к попу обращаться, а выходит, что больше и не к кому!»
Милиционер подошёл к покорёженному взрывом окну и осторожно выглянул наружу. В сереющем утреннем тумане пусть и не очень чётко, но всё же можно было разглядеть то, что творилось во дворе. Двое бойцов сносили убитых в одно место и складывали их в ряд неподалёку от разрушенного наполовину сарая. Там уже лежали пять или шесть трупов. Матрос пригляделся. И чекисты и бандиты после смерти оказались вместе, без какого-либо разделения, как нашли их, так и положили. А что, перед смертью все равны.
Рядом с погибшими стояла въехавшая во двор тачанка. Лошади нервно косились на мертвецов и недовольно всхрапывали. На ступеньке сидел Мишка Кривой. Его перевязанная голова резко выделялась светлым пятном, на котором, правда, уже выступили тёмные пятна крови. Милиционер смолил самокрутку, наблюдая с вялым интересом за товарищем Астловым.
Командир чекистов присел на корточках возле одного из убитых и деловито обшаривал его карманы. Всё найденное он осматривал самым тщательнейшим образом и затем или небрежно швырял на землю, или прятал в небольшой коричневый пузатый саквояж, наподобие докторского, что стоял рядом с ним, напоминая своим раскрытым чёрным зевом диковинного голодного зверя, распахнувшего пасть в нетерпеливом ожидании добычи.
Возле Астлова застыл неподвижным истуканом боец. Вроде бы это был один из пулемётчиков. Да, точно, это первый номер, невысокий жилистый азиат, то ли казах, то ли китаец – Матрос видел его в Волоколамске мельком. Уж непонятно каким образом почуяв милиционера, он медленно повернул голову и уставился на него немигающим змеиным взглядом чёрных блестящих глаз. Матроса передёрнуло. Почему-то он сразу понял, что именно этот человек и прикончит детей, если ему не удастся что-нибудь придумать. Довелось в гражданскую много раз слышать, что творили китайцы с пленными, довелось. Ох, нехорошие слухи ходили! Как там Астлов сказал про него: знатный сабельный мастер в отряде имеется? Жаль, не достала его бандитская пуля!
Милиционер отвернулся. Потёр гудящую голову и глухо сказал, не подымая глаз на замерших в тревожном ожидании детишек:
- Вот что. Сейчас лезьте на печку и прячьтесь там в самый дальний угол. Если есть какие-нибудь одеяла или старые одёжки, накиньте всё на себя. И чтоб лежали тихо, как мыши, ни гу-гу! Запомните, что бы в доме не происходило, ни звука! Когда можно будет, я сам вас позову, тогда и вылезете. Смекаете?
Ребятишки часто-часто закивали. Матрос, тоскливо вздохнув, махнул рукой:
- Да прячьтесь вы уже, что сидите!
За спиной, возле окна, что едва слышно прошуршало. Милиционер резко повернулся. Никого. Почудилось, или…? Он торопливо выглянул на улицу. Там всё было по-прежнему, только китаец куда-то исчез. Эх, ладно, была не была! Матрос воровато перекрестился на скорбный лик Богородицы, темнеющий в углу комнаты и рванул в соседнюю, стараясь производить как можно больше шума.
- Стоять! – заорал он на бегу. – Стоять, куда!!! – Подбежал к окошку, смотревшему на противоположную сторону подворья, со всей силы двинул по нему прикладом винтовки. – Держи их! – Высунул ствол наружу и выстрелил пару раз, не целясь, в серый полумрак.
Сзади громко простучали чьи-то сапоги.
- В чём дело? Куда палишь?! – Матрос оглянулся. В комнате стоял товарищ Астлов, с «наганом» в руке, а за его спиной виднелись ещё двое чекистов. Глубоко вздохнув, милиционер покаянно опустил голову:
- Виноват! На минутку всего отошёл посмотреть, как там у вас дела на дворе, а эти, точно почуяли что, шасть и убёгли!
- Ка-ак?!! – страшно протянул командир, прожигая Матроса ненавидящим взглядом. – Я же тебе приказал всё по-быстрому сделать. Ах ты, раззява! Под трибунал захотел?!! А ну бегом за ними, и чтоб через пять минут доложил о поимке!.. И вы давайте с ним, - прикрикнул он на своих бойцов.
Разумеется, вернулись они ни с чем. Чекисты, справедливо опасаясь гнева своего командира, благоразумно пропустили Матроса вперёд. Мол, сам упустил, сам и расхлёбывай теперь. Милиционер не спеша вошёл во двор, машинально отметив, что, несмотря на ранний час неподалёку от дома, на дороге, уже и в правду стоит небольшая группа деревенских жителей. Люди стояли молча, внимательно наблюдая за происходящим.
Бойцы, участвовавшие в поиске «сбежавших» детей, неслышно шли следом за милиционером. Китаец-пулемётчик копался возле тачанки в небольшом деревянном ящичке, расписанным странными узорами, поднял на них голову буквально на секунду, одарил равнодушным взглядом, и снова вернулся к своему занятию.
Кривого рядом с ним было не видно. Матрос потоптался, решая, идти ли в дом или же лучше обождать здесь и всё-таки решил зайти. Он уже подходил к крыльцу, когда оттуда показались два чекиста, волокущих труп хозяйки. Милиционер посторонился, давая им дорогу. На убитую он старался не смотреть.
В доме резко пахло свежей кровью. Матрос, почуяв неладное, шагнул в горницу и замер на пороге. Товарищ Астлов сидел на лавке на том самом месте, где прежде были дети. Чекист крутил в руках небольшую книгу с тёмно-рыжей обложкой, внимательно рассматривая её со всех сторон. Лицо у него просто-таки лучилось радостью и самодовольством.
- А, раззява! Чего в дверях встал, давай проходи в горницу! – с широкой улыбкой провозгласил он, заметив остановившегося в дверях Матроса. – Хотел тебя в трибунал сдать, да уж ладно, прощаю – больно день сегодня удачный! – товарищ Астлов коротко хихикнул и, что было совсем уж неожиданно, весело подмигнул милиционеру. Матрос раскрыл рот, собираясь что-то сказать, да так и замер: взгляд его упал на валявшийся на полу красный тряпичный ботинок. Милиционер дёрнулся, точно от удара, и посмотрел наверх, на печь. Выцветшая от множества стирок синяя занавесочка была сорвана. Он всё понял…
- Э, брат, а ты, оказывается, только на словах храбрец! А на деле слабак – вон бледный какой в один миг стал, прям страсть! – весёлый голос товарища Астлова с трудом пробился через мутную пелену, накрывшую Матроса. – Говорил же я тебе: давай своего мастера позову, а ты кочевряжился. Вот и опростоволосился! Хорошо, Вэй у меня словно пёс, на три метра вокруг всё чует, влёт разыскал нашу пропажу. Да тут, на самом деле, всего и делов-то оказалось, комнатёнку получше проверить, сразу твои беглецы и нашлись. На печке они, оказывается, укрылись, а ты и не заметил. Или…заметил? – последние слова чекиста явственно отдавали угрозой.
- Не заметил, - слабо сказал Матрос. В голове всё ещё шумело, а во рту образовалась странная горечь. Его сильно мутило. Последний раз милиционеру было так плохо, когда их отряд внезапным налётом захватил село, где квартировали махновцы, и в одном из амбаров чоновцы нашли изуродованные тела троих продотрядовцев. Им живым вспороли животы и доверху набили отборным зерном. Мол, хотели нашего хлебушка, так нате, жрите! Но там понятно – война! – а здесь?! – Товарищ Астлов, а может… ну не надо было…детишек, в смысле, а?
- Та-ак! – Главный чекист резко поднялся. – Та-ак! Пожалел, значит, сучат бандитских. А знаешь, мил человек, как это называется?! Или объяснить?!.. Нет, не показалось мне, выходит, есть у тебя внутри гнильца!.. Что ж, придётся проучить тебя маленько. Вэй! А ну, бегом сюда!
- Стой, где стоишь! – Матрос резко вскинул винтовку и направил её на Астлова. – И пса своего отзови. Быстро!
Командир чекистов медленно повернулся к нему. Напуганным он не выглядел совершенно. Скорее, в выражении его лица присутствовал какой-то весёлый интерес. Так смотрит на неисправный механизм увлечённый своим делом инженер, желая разобраться в проблеме, понять причину поломки, выработать такие решения, которые помогут избежать её впредь. Доводилось Матросу давно – в прошлой жизни – работать под началом их корабельного механика. Так вот он также всегда на сломанный агрегат смотрел.
- Ишь какой, шустрик, - произнёс Астлов, как показалось Матросу, даже с одобрением. – Подумать только, а я совсем уж было на тебе собирался крест поставить. Да-с, ошибался, получается. Нехорошо!.. Не убивай его, Вэй. – Милиционер снова услышал за спиной шорох, как две капли воды похожий на тот, что донёсся до него с улицы, когда он разговаривал с детьми. Рванулся изо всех сил, пытаясь развернуться, встретить нового противника лицом к лицу, но… несильный удар в шею бросил его в темноту.
- …спиртом протри, не жмись! – Голос товарища Астлова обрушился на Матроса, бездумно рассматривающего потемневшие доски на потолке избы подобно кувалде. От него было так больно, причём осязаемо, физически, что милиционер не выдержал и застонал. – Смотри-ка, очухался. Отлично, всё точно по инструкции. Давай, коли его, не тяни. – Матрос дёрнулся. Плечо словно кто-то укусил. Сначала ничего не происходило, а затем от места укола пошла сначала слабая, но постепенно усиливающаяся волна внутреннего жара. В этот момент в поле зрения оказался товарищ Астлов. – Ты слышишь меня? – требовательно спросил он, бесцеремонно дёргая милиционера за мочку уха. – Хорошо. Теперь смотри вот сюда, - в руке у него появился какой-то странный предмет, похожий на подзорную трубу. Разве что блестел он как очень хорошо отполированный, буквально до зеркального блеска. Чекист приблизил его к правому глазу Матроса и тот сначала увидел своё причудливо вытянутое лицо, а потом вдруг медленно разгорающийся в темноте чёрного как смоль стекла маленькую зелёную точку. – Как только увидишь огонёк, смотри на него не отрываясь, понял? Молодец!.. И не вздумай мне засыпать!
Последнее предупреждение оказалось совсем не лишним. Матрос как раз хотел сказать чекисту, что больше не может смотреть на зелёную точку, что она ему совсем не интересна, а больше всего на свете ему хочется сейчас закрыть глаза и давануть ухо эдак минуточек шестьсот, и что пусть уже уберут непонятный прибор.
- Глаза!.. Глаза не закатывай! Смотри всё время на огонёк! – Новый окрик хлестнул словно пастуший кнут, резко и обжигающе больно. Матрос с нехорошим удивлением осознал, что голос товарища Астлова вновь приобрёл свойство причинять ему физическую боль. Каждый звук ввинчивался в него, вгрызался, безжалостно рвал внутренности. – Умница! Потерпи ещё чуть-чуть… Вэй, да что ты там возишься, коли скорей следующую дозу, видишь, он из-под контроля уходит!
«Вэй…кому это он?.. Странное какое-то имя, где я его уже слышал?.. Чёрт, никак не могу вспомнить!.. А это что за запах? Аж наружу выворачивает. Кажется, или так на самом деле пахнет горелая человеческая плоть… Ну да, точно, во время «гельсингфорской резни» братишки с эсминца своего старшего офицера в топку засунули, так оттуда так же несло…А что такое Гельсингфорс?.. Кажется, я там служил. Давно, ещё до революции. Точно! А после мы из него белофиннов бить ушли! Вот, сейчас я всё вспомню…»
- А-ааа! – обнажённый до пояса Матрос, лежащий на лавке, страшно закричал, потому что маленький юркий китаец в пропылённой гимнастёрке, склонившийся над ним, воткнул ему в щёку сначала одну, а затем ещё несколько коротких толстых иголок с круглыми блестящими головками.
- Смотри, не переборщи, - строго заметил покуривавший в сторонке товарищ Астлов, дурашливо выпуская несколько колец дыма. – Не забудь после раствор влить. Ну тот, синий, я видел, у тебя ещё три порции оставалось. Да, и когда в Москву вернёмся, напомни мне, чтобы я ещё в управление его заказал, на базе по-моему тоже какие-то крохи остались.
Китаец, не прерывая своего занятия, умудрился на мгновенье повернуться в сторону командира и вежливо ему поклониться. Руки азиата быстро-быстро порхали над телом милиционера, нажимая на какие-то ведомые лишь самому экзекутору точки.В какой-то момент он на секунду-другую прекратил своё занятие, задумчиво почесал себе щёку, недоумённо хмыкнул, но почти сразу мелко-мелко закивал с видимым удовлетворением и опять принялся за валявшегося в беспамятстве Матроса. Быстро выдернул иголки, достал из своего ящичка шприц и маленькую ампулу, привычно проделал все необходимые операции и ловко уколол милиционера в предплечье.
- Отлично! – Астлов бросил на пол окурок и тщательно растёр его каблуком сапога. – Молодец, Вэй. Давай фиксирующую формулу. – Китаец согласно кивнул, распрямился, быстро расстегнул пуговицы своей гимнастёрки на груди и начал быстро отвинчивать орден Красного Знамени, пламенеющий на большой розетке. Сняв награду, он проделал с ней несколько коротких манипуляций, нажимая в какой-то хитрой последовательности на отдельные детали рисунка, а затем поднёс орден к лицу милиционера и выкрикнул гортанно несколько слов.
Матрос вздрогнул всем телом и медленно открыл глаза. Сначала бессмысленно шарил мутным взглядом по сторонам, но когда по его лицу забегали красные сполохи, то мигом подобрался и внимательно стал смотреть на зажатую в кулаке Вэя награду. Командир чекистов внимательно наблюдал за ходом процедуры, но не вмешивался в процесс. Лишь однажды, когда лицо милиционера исказила гримаса боли и он попытался приподняться на лавке, Астлов сделал короткий шаг вперёд и крепко прижал Матроса, удерживая на месте. Впрочем, тот и сам быстро затих, обмякнув, и больше не дёргался.
- А здоровый бугай! – весело засмеялся чекист, отпуская милиционера, когда Вэй завершил свои действия и стал прикручивать орден обратно. – Сразу чувствуется, свой братишка, из флотских – вишь какой силач! – Астлов опять хохотнул, и потянулся, чтобы застегнуть пуговицу на рукаве гимнастёрки. На одно короткое мгновение на его обнажившемся запястье мелькнули полустёршиеся буквы давнишней татуировки. «Олегъ». – Вставай, дружище, - обратился он к Матросу, недоумённо озиравшемуся по сторонам так, словно он только что проснулся. – Поздравляю тебя с назначением на должность начальника сельской милиции. А что, заслужил! Таких матёрых бандитов помог ликвидировать!
- Служу трудовому народу, - заученно проговорил милиционер, напряжённо пытаясь понять, почему в голове у него засело стойкое убеждение, что он то ли позабыл нечто очень-очень важное, то ли, наоборот, приобрёл, но пока не может воспользоваться? А главное, хорошо это или плохо?