Начал вчера делать подводку к эпизодам книги. Решил оформить её в стиле: "Воспоминания ветерана", а теперь вот вдруг засомневался - не слишком ли банально? Кто как думает? Пока не слишком много сделал, можно и удалить и подумать над другими вариантами. Пока же примерно вот в таком ключе вырисовывается:
Москва, наши дни.
Я стою перед прилавком магазина и решаю извечную русскую задачку – сколько же, в конце концов, брать «живительной влаги»? В голове постоянно крутится идиотская фразочка, что звучит частенько по радио: «Сколько водки не бери, всё равно два раза бегать!» В итоге решаю плюнуть на всё, и, не мудрствуя лукаво, затариться сразу тремя литровыми «Абсолютами» - если что, то пусть уж лучше останется!
С Алексеем Сергеевичем Есиным я познакомился на похоронах своего деда, Николая Макаровича. Точнее, на поминках. До этого, искренне ошарашенный нелепостью случившегося я соображал как-то смутно. В самом деле, кто мог представить, что дед – ещё вполне крепкий, бодрый и не жалующийся ни на какие болячки – вдруг выронит из рук лом, которым он поддевал корни старого куста смородины на даче, и умрёт на месте от разрыва сердца?!
Для меня это стало не менее страшным ударом. Даже, несмотря на то, что мои родители давным-давно разошлись, с бабушкой и дедушкой по отцовской линии я продолжал поддерживать самые тесные отношения. Как-то так сложилось, что они регулярно навещали меня, брали летом к себе на дачу, всегда приезжали на мой день рождения, звонили. Мама, питавшая к ним искреннее уважение, не возражала. Да и ясам не забывал о них, частенько наведываясь в уютную однокомнатную квартирку в Кузьминках, где меня всегда привечали с радостью. Тем более, что поговорить со стариками было о чём – и дед и бабушка прошли войну, повидали всякого разного. Дед, тот вообще прошагал через огонь Великой Отечественной с первого дня до последнего – закончил её в далёкой Японии, - потом служил в органах и в отставку вышел подполковником с внушительным иконостасом орденов и регалий, среди которых особо выделялись знаки «Заслуженный работник НКВД» и «Почётный сотрудник госбезопасности» .
Правда, о послевоенной своей работе дед как-то не особо рассказывал, да, собственно, и мне – сопливому пацану – она была гораздо менее интересна, чем красочные описания фронтовых боёв и сражений, в которых ему довелось принимать участие. Благо, что увлекшись, он рисовал такие картины – куда там многочисленным «аффтарам», творящим в жанре официального лубка!
Проскальзывали, разве что, пару раз у него туманные фразочки, что, дескать, «в пятидесятом моя группа у Праги влипла похлеще, чем под Яссами», да: «в Японии почти также как в Аргентине сработали», но, по молодости лет, особого значения я им как-то не придавал. Теперь вот, вдруг, выяснилось, что напрасно.
С Есиным я незаметно для себя разговорился, когда в очередной раз вышел перекурить на лестничную площадку. Сначала он стрельнул у меня сигаретку, а затем, глубоко затянувшись, хитро глянул и спросил:
- Если не ошибаюсь, Денис? Ну правильно, твоя фотография у Макарыча на столе в кабинете стояла. Вот ведь, не подвела память! А тебе ж на ней лет десять-двенадцать. Нет, я понимаю, конечно, порода-то одна! Да, извини, не представился – Есин. Алексей Сергеевич. Бывший сослуживец твоего деда. Бывший… да-а!
Я молчал, пытаясь справиться со спазмом, что вдруг перехватил горло невидимой петлёй. До сих пор не могу смириться с мыслью, что деда больше нет. Есин, поняв моё состояние сочувственно сжал мой локоть.
- Держись, парень!
И от этих вполне обыденных вроде бы слов мне стало пусть чуточку, но легче. И я неожиданно для самого себя стал говорить, говорить, захлёбываясь и постоянно перескакивая с одного на другое, вспоминая свои встречи с дедом, словно стремился ещё раз увидеть его – пусть и на словах – но живого!
Как-то так незаметно получилось, что мы проговорили с Алексеем Сергеевичем почти два с половиной часа и расстались почти закадычными друзьями – настолько, насколько это возможно в отношениях между убелённого сединами ветерана и двадцатилетнего юнца. На прощанье он взял с меня слово, что я обязательно навещу его, написал на вырванном из записной книжке листке свой адрес и телефон.
Примерно через неделю я набрался храбрости, позвонил ему и… вот тогда-то и закрутилась вся эта история…