Критика и замечания принимаются с благодарностью!   

Год 1945. Месяц апрель. Чехословакия. Окрестности г. Брно. 

- Глянь, командир, - стрелок тронул Петра за локоть и показал глазами куда-то вправо. Горовой перевёл взгляд в указанном направлении.
- Ни хрена себе! Это ж Несмаченко! Дважды Герой Советского Союза из 154-го полка.
- Так, а я тебе про что толкую. Сначала Заблодский, теперь вот сам Несмаченко. Да и мы с тобой вроде не из последних будем. Вот и думай, к чему нас всех тут собрали?
Пётр лишь пожал плечами. Что тут скажешь? Если в одну группу сводят лучших лётчиков из разных полков, то и дураку понятно, что им предстоит выполнить какое-то сверхответственное задание, которое нельзя провалить ни при каких условиях. По крайней мере, раньше Горовой ни разу не слыхал ни о чём подобном. Нужно накрыть сложную цель? Значит, на задание летит наиболее подготовленная эскадрилья. И всё. Зачем, спрашивается, изобретать велосипед?
А так, как сейчас - срывать из разных частей отдельные экипажи… Нет, явно отцы-командиры что-то мудрят. И, самое обидное, молчат все, словно в рот воды набрали. Даже завалящего намёка не подают! Просто несколько дней назад комполка вызвал Петра к себе и зачитал приказ о том, что «гвардии капитан Горовой временно откомандировывается в распоряжение сводной штурмовой группы…» ну и так далее. А рядом с ним незнакомый генерал. Развалился на стуле, и буравит таким пронзительным-пронзительным взглядом, точно насквозь рассмотреть хочет. Как рентген. Аж не по себе стало. Сразу ясно, из какого ведомства товарищ. Даже на полкового особиста, что тихонько сидит рядом и боится вздохнуть, смотреть не нужно. 
После объявили, что сводная группа будет базироваться на другом аэродроме, недавно отбитом у немцев в ходе стремительного наступления, километрах в пятидесяти от нынешнего, где размещался родной ШАП  Петра. Вылететь туда требовалось немедленно. На слабые протесты о необходимости подготовить машину, комполка лишь грозно рыкнул, что всё, мол, уже делается. Чувствовалось, что и он будто не в своей тарелке и словно торопится побыстрее закончить это дело. Точно оно ему очень неприятно.
Скандалить с батей в присутствии генерала Пётр не решился. Козырнул и отправился на поиски своего стрелка. Серёга вроде бы собирался к девчонкам-зенитчицам наведаться. Божился, что в этот раз у него всё на полном серьёзе и вообще. Врал, конечно, у него таких «серьёзных» уже столько было – всех пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать.
Тут обнаружилась новая странность. Стрелок, старший сержант Яблоков, оказывается, уже ждал его возле «Ила». Причём не один, а в компании сразу двух лейтенантов с вполне обыденными пехотными знаками различия. Петру хватило одного беглого взгляда, чтобы понять – это маскировка. На самом деле или разведчики, или ещё что похлеще. Форма, оружие, обманчиво небрежные позы, сонный вид и при этом быстрые, жёсткие, словно удар молнии, прицельные взгляды, мгновенно оценивающие обстановку вокруг. Будучи сам умелым воздушным бойцом, капитан сразу же, на уровне инстинктов, понял – эти ребятки с ним одной породы, разве что по земле ходят, да, судя по отсутствию наград и не обмятой форме, прибыли из тыла.   
- В чём дело, Сергей? – Яблоков затравленно зыркнул на своих конвоиров и замялся.
- Лейтенант Мишин. «Смерш». Принимайте вашего донжуана, товарищ капитан, - широко улыбнулся один из офицеров, подходя к Петру вплотную и протягивая руку. Его напарник тут же переместился, будто ведомый за ведущим, прикрывая командиру спину. – Надеюсь, в воздухе он такой же удалец? – контрразведчик совсем не обидно засмеялся и лётчик, вопреки своему первоначальному настрою, тоже заулыбался, крепко пожимая протянутую ладонь.
- А то вы сами не видите. Пятерых фрицев уже навек успокоил. Вон звёздочки на фюзеляже. Ну а что погулять любит, так это не беда.
- И то верно, - Мишин согласно кивнул. – Только вы уж, пожалуйста, больше его от себя не отпускайте. Договорились?
Карту с маршрутом полёта принёс лично начштаба полка. При этом у него за спиной маячили уже знакомые Горовому летёхи, незаметно исчезнувшие после «возврата» стрелка. То и дело косясь на них, майор подробно проинструктировал лётчика, пожелал удачи и торопливо ушёл. Пётр проводил его задумчивым взглядом, обошёл штурмовик, проверяя, всё ли в порядке, выслушал доклад техника и забрался с его помощью в кабину. Привычно пробежал глазами приборы, настроил радио и переговорное устройство.
- Серёга, ты как?
- Норма, командир.
- Ну и отлично.
Перелёт прошёл без всяких приключений. Разве что при подлёте к месту назначения из облаков вывалилась четвёрка «яков» с красными коками прославленного гвардейского полка, прошла совсем рядом с идущем низко над землёй «Илом», но, убедившись, что это свой, исчезла также стремительно, как и появилась, помахав на прощанье крыльями.
- Видал, командир? Откуда здесь «охотники»? – с удивлением поинтересовался по ПУ стрелок.
- Чего полегче спроси, - угрюмо посоветовал ему Горовой. Смутное предчувствие чего-то нехорошего опять навалилось на него с новой силой. Слишком много разных странностей, чтобы воспринимать всё происходящее как должное.
Дальше – больше. Первым, кого встретил на земле Пётр, оказался Андрей Заблодский, герой-штурмовик из 2-ой воздушной армии. Но ведь он сейчас должен находиться под Кенигсбергом? Чудеса, да и только.
- Капитан Горовой, если не ошибаюсь? 5-ая армия? – Заблодский рассматривал Петра с нескрываемым любопытством. – Как же, видел вашу фотографию в газете. Будем знакомы. Значит и вас в нашу сводную группу направили? А зачем, часом, не сказали? – Капитан беспомощно пожал плечами. – Жаль. Что ж, берите своего стрелка и позвольте на правах старожила – как никак уже третий день здесь загораю – показать вам, где лучше разместиться. Фрицы, сволочи, кое-где взрывчатку заложили, и сапёры до сих пор разминирование проводят. Правда, чех тут один нарисовался, из местных,  и вроде бы показывает им, где, но всё равно лучше не шляться в одиночку.
- Слыхал? – повернулся Горовой к стрелку. – Чтоб никаких походов по бабам! Не хватало мне ещё твои мозги от стен отскребать.
- Да понял я, понял, - старший сержант уныло сплюнул на бетонку и проводил стайку проходящих неподалёку смеющихся телефонисток тоскливым взглядом.
- Я смотрю вам тоже ВАПы  присобачили? – кивнул Заблодский на металлические тубусы, установленные под крыльями «Ила» Петра. – Кстати, давай на ты?
- Без проблем. А ВАПы…да, перед самым перелётом.
- Угу. Мне тоже их прикрутили. Правда уже здесь. Вот хожу и думаю, а на хрена? И, что характерно, с каждым вновь прибывшим Героем всё больше и больше.
- А сколько уже?
- Ты четвёртый.
- Однако!
- Во-во, и я о том же.

К вечеру на аэродроме появились ещё два экипажа штурмовиков. Как оказалось, они были последними из тех, кто вошёл в состав сводной группы. Что характерно, у их командиров тоже имелись Золотые Звёзды Героев.
А вот дальше снова пошли странности. Собравшимся на инструктаж пилотам раздали фотоснимки некой железнодорожной станции, по которой планировалось нанести удар, заставили вызубрить назубок, точно «Отче наш», маршрут, во всех подробностях проговорили порядок действий каждого экипажа – буквально по секундам, вплоть до последнего поворота рулей, сделав особый упор на том, что цель необходимо накрыть с первого захода, – а затем… отправили отдыхать. Причём отдых этот длился вот уже третий день. Среди пилотов и стрелков бродили самые разные догадки и предположения, но, пожалуй самым достоверным выглядело высказанное Заблодским: командование ждёт сигнала с той стороны о прибытии на станцию нужного объекта. Как не странно, но штурмовикам так и не объяснили, за кем им предстоит охотиться – будет ли это эшелон, колонна автомашин или что-то другое. Хотя, судя по тому, что предстояло использовать горючую смесь фосфора с керосином… да хрен его знает, что это значило!     
Вынырнувший словно чёртик из табакерки незнакомый майор подошёл к группе лётчиков, куривших на воздухе неподалёку от блиндажа в тот момент, когда Несмаченко оживлённо рассказывал о деталях своего недавнего вылета.
- И вот, значит, дают нам задание: накрыть десантные плашкоуты. Всё бы ничего, да только на экипаж по одному «гондону»  приносят, представляете? Это что же получается, если, не дай бог, собьют, то я спасусь, а стрелок пусть пропадает? Ну я и пустил их по матушке в известном направлении. Мне Андрюха не раз и не два жизнь спасал. – Лётчики поддержали его слова одобрительным гулом.
- Товарищи офицеры, - все повернулись к неслышно подошедшему майору, – прошу всех срочно пройти в штаб.
- Что, неужели вылет? – загорелся Пётр, вынужденное безделье ему уже осточертело. – Когда?
- Вам всё расскажут на месте, - уклончиво ответил майор и торопливо двинулся прочь, демонстративно проигнорировав все посыпавшиеся на него вопросы.
Шли «клином», на бреющем, едва не задевая брюхом макушки деревьев. Но риск в данном случае являлся оправданным – все знали, что немцы активно используют радары, и лететь высоко было слишком опасно. А провалить задание, ввязавшись в бой с истребителями противника, они попросту не имели права. Из этих же соображений хранили полное радиомолчание, полагаясь исключительно на зрительные сигналы, подаваемые ведущим группы. В этой роли выступал Несмаченко. Правда особой работы у него не было, все пилоты и так являлись опытными воздушными бойцами, прекрасно знавшими свой маневр. А маршрут изучили настолько хорошо, что даже «компасом Кагановича»  пользовались исключительно в качестве вспомогательного элемента, не более того. 
Самолёт Петра шёл замыкающим. Помимо ВАПов в его «Ил» ещё установили фотоаппаратуру контроля – командование хотело получить точные сведения о результатах штурмовки.
- Серёга, как обстановка? – запросил Горовой стрелка.
- Норма, - скупо ответил Яблоков.
- Ты смотри там, меньше элеронами хлопай!
- Не учи учёного, - мгновенно огрызнулся сержант. Впрочем, насколько мог судить капитан по нескольким взглядам, брошенным назад, сержант делал свою работу на совесть – ствол «кнутика»  то и дело ходил из стороны в сторону, отслеживая возможное появление истребителей противника. Что-что, а в полёте Сергей всегда преображался и становился очень серьёзным и ответственным. Хотя, если вспомнить, каково было соотношение потерь лётчиков и стрелков, в этом не было ничего удивительного – хочешь жить, умей вертеться!
На цель вышли в точно обозначенное время. Непосредственно перед станцией штурмовики дружно набрали высоту, а затем коршунами бросились в атаку. Немецкие зенитчики, явно ошеломлённые внезапным появлением русских самолётов даже не пикнули, скорее всего они просто не успели отреагировать. А через мгновение стало уже поздно.
Стоявшие на путях эшелоны – один товарный, другой пассажирский, полили фосфором от души. Полыхнуло сразу. Да так, что сложилось впечатление, что на станции горит буквально всё. Пламя взметнулось высоко вверх гигантским костром, бьющим в разные стороны длинными языками. Казалось, что на земле внезапно разверзлось жерло вулкана.
- Вот это да! – потрясённо выдохнул Яблоков, когда их самолёт проскочил через огненную завесу. – Слушай, там натуральный ад! Интересно, что там могло в этих эшелонах быть такого важного?
- Хрен его знает. Не нашего этого с тобой ума дело. За воздухом лучше смотри.
- Да смотрю я, смотрю!.. Чёрт! Вправо, Петя, вправо!!
Горовой, повинуясь команде стрелка инстинктивно потянул штурвал, бросая самолёт в разворот. А за спиной уже басовито застучал пулемёт. Капитан кинул быстрый взгляд. На них стремительно валились сверху сразу две четвёрки «фоккеров». Видать из числа тех, что прикрывали станцию. Получается, прошляпила немчура, только сейчас спохватились!
Да, зато они сейчас на нас отыграются, мелькнула тревожная мысль. Петру было хорошо видно, что идущие впереди товарищи так же обнаружили угрозу и активно маневрируют, стараясь сбить атакующим истребителям прицел. В этом им активно помогали стрелки, посылающие навстречу немцам свинцовые очереди. В эфире то и дело звучали короткие команды-подсказки, благо, соблюдать молчание уже не требовалось. Небо разукрасили дымные жгуты выстрелов, чёрные шлейфы работающих на пределе моторов, ватные облачка разрывов.
- «Горбатые», встаём в круг, – прорезалась в разноголосице эфира уверенная команда Несмаченко. Советские самолёты быстро перестроились и заняли оборонительную позицию, позволявшую эффективно отбивать атаки истребителей. – Нам на выручку уже идут «охотники», держимся, ребята! 
Вдруг штурмовик Горового сильно тряхнуло. Попали! «Ил», вздрогнув всем своим немалым телом, сразу же стал каким-то чужим, вялым, практически не отвечающим на движения рулей. С левой стороны двигателя вырвалось пламя, сначала всего пара язычков. Но огонь стремительно разгорался, и вот уже наружу вырвалось чёрное облако дыма, растянувшееся в траурное полотнище, захлёстывающее кабину. А самое поганое, что Яблоков перестал стрелять. У Петра, лихорадочно пытавшегося заставить самолёт вновь реагировать на команды пилота, отсутствовала возможность оглянуться и посмотреть, что случилось с сержантом.
- Серёга, что с тобой?! – громко крикнул он в переговорное устройство, борясь с норовящей свалиться в штопор машиной. – Ты живой? Сержант!.. А, чёрт! – Несколько новых ударов по корпусу штурмовика заставили капитана вжаться в кресле. Немцы явно решили добить его.
«Ил» клюнул носом и пошёл вниз. Сначала медленно, но с каждой секундой всё быстрее и быстрее. При этом штурмовик ещё начал заваливаться набок, понемногу разворачиваясь вправо, в направлении пылающей вдалеке станции. «Фоккеры», заметившие, что замыкающий русский самолёт подбит и падает, наконец-то бросили его и устремились вслед остальным штурмовикам, поливая их длинными очередями.
- Горовой, прыгай! – резанул слух чей-то отчаянный крик. – Прыгай!
- Всенепременно! – Пётр стиснул зубы и ещё крепче вцепился в штурвал. Бросить товарища? Как бы не так! Пока есть возможность, надо бороться за спасение самолёта. Жаль только, что катастрофически не хватало высоты – «Ил» неотвратимо падал вниз. Земля стремительно приближалась, вырастая на глазах, заполняя всё пространство перед глазами. Горовой пытался найти взглядом какую-нибудь подходящую площадку, чтобы посадить штурмовик на вынужденную, но так, чтобы при этом не разбиться в лепёшку, врезавшись в дерево или кувыркнувшись в некстати подвернувшийся на пути овражек.
- Серёга, держись покрепче, будем на брюхо падать! – крикнул капитан на всякий случай стрелку, хотя надежда на то, что с Яблоковым всё в порядке, едва теплилась.
Ручку от себя, упереться во что-нибудь… Горовой подобрался, невольно зажмурился… Удар!.. Громкий треск, противный скрежет – видать, штурмовик несло по камням – «Ил» швыряло из стороны в сторону. Впереди неожиданно выросло, точно из-под земли, кривое деревце… Твою мать!.. Опять удар!..
Инерцией Петра бросило вперёд. Привязные ремни больно врезались в грудь, не давая вздохнуть, а перед глазами встало кровавое месиво всевозможных клякс и точек. Самолёт дёрнулся в последний раз и, наконец, замер, неловко перекосившись на левую сторону. От двигателя валил чёрный дым, а вся передняя часть кабины оказалась залита маслом из перебитого маслопровода так, что разобрать что-либо было очень сложно.
Одно можно было сказать точно: сели! Теперь следовало как можно скорее выбираться из повреждённой машины. Капитан привычно щёлкнул замками и, не удержавшись, застонал – грудь здорово пекло. Хорошо ещё, что под кожаную куртку он всегда надевал взамен гимнастёрки плотный шерстяной свитер.
Колпак заклинило и пришлось изрядно повозиться, чтобы открыть его. Горовой медленно выбрался на крыло. Глянул на кабину стрелка. И тут же быстро отвёл взгляд – после прямого попадания нескольких пушечных снарядов не выживают.
Едкий дым горящей обшивки противно резал глаза и лётчик, неловко спрыгнув на землю, побрёл в сторону. В горячке он сразу не заметил, а вот сейчас почувствовал в полной мере, что у него, оказывается, задета правая нога. Вроде не опасно – пуля прошла по касательной, но штанина потемнела от крови, да и ступать на раненую ногу было очень больно. Пётр кое-как проковылял пару десятков метров и в изнеможении рухнул на землю, зашипев от боли, пронзившей бедро словно электрический разряд. Приподнял голову и огляделся.
«Ил» грохнулся на оконечности большого поля, пропахав на нём длинную глубокую борозду, и затормозил, упершись в деревья небольшой лесополосы. Вокруг не было видно ни души. Капитан поднял голову. Воздушный бой давно сместился в сторону, напоминая о себе лишь далёким гулом моторов да треском пулемётных очередей, и в небе плыли лишь белые облака.
В этот момент горящий штурмовик вдруг гулко рванул. Капитана накрыло тугой волной, запорошившей глаза комьями земли и ломкой трухой прошлогодней травы. Удар оказался настолько сильным, что на какое-то время Горовой, похоже, потерял сознание. А когда он вновь пришёл в себя, сел и, ругаясь и отплёвываясь, протёр глаза, перед ним уже неподвижно стояли три человека в ненавистных мундирах мышиного цвета. Пётр даже не успел понять, как они умудрились подобраться к нему так незаметно и бесшумно и почему ему кажется, что с ними что-то не так.
А в следующую секунду короткая автоматная очередь, выпущенная в упор, больно ударила его в грудь, заставляя краски мира навсегда померкнуть…

- …Что там такое?
- Пустяки, герр оберст, просто русский пилот. Теперь всё чисто, дорога свободна.
- Отлично. Продолжаем движение.
- Слушаюсь! - Вся правая половина лица фельдфебеля была напрочь сожжена, а вместо глаза зияла наполненная кровью и гноем впадина. Но полученное ранение совершенно не сказывалось на его действиях – солдат двигался быстро, энергично и совершенно бесшумно, с грацией хищного зверя. Два его товарища уже выдвинулись вперёд, бдительно осматривая окрестности, готовые стрелять в случае малейшей опасности. Один из них оказался рядом с догорающими обломками штурмовика, равнодушно глянул в сторону полуразрушенной кабины, где ещё виднелась страшная почерневшая фигура тела стрелка, и упруго обошёл-обтёк самолёт, пройдя прямо сквозь низко стелящийся над землёй густой чёрный шлейф дыма.
Следом за ним двинулась небольшая – человек в десять – цепочка солдат в изрядно повреждённой огнём форме парашютистов. На спине у каждого плотно набитые ранцы. Почти у всех видны следы ранений и страшнейших ожогов, на которые, впрочем, они совершенно не обращали никакого внимания. Двое вели под руки полного человека в офицерском мундире с Железным крестом первого класса, распахнутом на груди. Виднелись обильно пропитавшиеся кровью бинты.
В отличие от своих подчинённых, оберст шёл очень тяжело, на подламывающихся то и дело ногах, запалено дыша и жадно глотая воздух широко открытым ртом. В левой руке он сжимал небольшой портфель чёрной кожи, от которого к запястью офицера тянулась блестящая металлическая цепочка.
Порыв ветра швырнул ему в лицо облако копоти и раненый зашёлся в тяжёлом, мучительном кашле. Парашютисты застыли рядом с ним неподвижно, точно изваяния, ожидая, пока он придёт в себя.
- Герр оберст, вы можете идти? Нам необходимо добраться до условленного места как можно скорее. – Фельдфебель мягко, но настойчиво теребил согнувшегося в три погибели офицера за плечо. – Мы должны уйти отсюда, не ровён час, русские пришлют новую группу бомбардировщиков!
- Да-да, ещё минутку! – Офицер с трудом разогнулся. – Не волнуйтесь, мы доставим документы по назначению.

Чудненько! наконец-то продолжение. Несколько ма-аленьких замечаний.

Запятую - убрать. Поскольку по-смыслу предложение вопросительное, в конце - знак вопроса.

Хитро завернуто! а если чуть-чуть упростить?

Какой? необмятой. Пишется слитно. А вот то, что из тыла - не факт. нельзя по форме делать такие выводы, тем более, что раньше было написано:

Хотя для профи такого уровня признаем, что маскировка фуфлыжная, раз все видно.

Странно звучит. Окинул взором - понятно. Пробежал взором - приемлемо. Но вот пробежать глазами? Обычно, когда говорят про бегающие глаза понимают нечто иное (например, отягощенную чем-либо совесть).

Очень интересно звучит. Что гвардейские полки имели на Боевом знамени "Гвардию" - знаю. Но что и какие-то "коки"... (это не о яйцах?   шЮтка!)
Явно надо вставить "коки винтов". (для особо одаренных  )

Ни. А может - на кого им предстоит охотиться? Как правило, охота идет на кого-то. А за кем-то следят, наблюдают. ИМХО.

Кидают обычно... Ну, ясно! А взгляд - бросают.

После такой "пороши" глаз не останется. Просто землей - и никаких вопросов.

Дим,          

Отредактировано svtsar (09-04-2009 14:50:49)

Дык эта...,мы чо, мы завсегда пожалуйста. 

Да шутка это! просто обыграл слово "коки". В детстве, помню, так бабушка яйца называла. А тут - пасха на подходе. Вот и вспомнилось.
Как говорится, "Ничего личного" (с).
А что коки винтов то красным красили, то спиральки наводили - было, не спорю.