Фактически шире,но даже при таком раскладе дивизия два месяца в наступлении.
Проблема больше с подвозом,чем с основанием для выдачи водки.

Там чуть хитрее.Полный сухой паек( консервы, сухари, сушеные овощи, соль и кофе) возился в тылу подразделений.Обычно из него готовили в полевой кухне,но при нужде могли выдать солдатам на руки- готовьте сами.
А "железная порция"-это его усеченный вариант,действительно без кофе.Это как бы НЗ.
Так что  думаю,что гарнизону села могли выдать  сухпаи для самостоятельного потребления.  И части солдат при отходе.

Ну вы же читали текст. Описываются действия в условиях нестабильной лини  фронта. Мобильный отряд врывается в занятые отходящими немцами села. Поэтому раздать отходящим солдатам пайки с кухни-обычное дело.Не исключено и незаконное пользование пайками.   
В вермахте широко использовались горелки на сухом спирту,поэтому вскипятить эрзац-кофе -не есть что-то сложное.
Вот такие
--
Насчет же употребления сразу как получили- в Керченско-Эльтигенской операции вышло еще интереснее. Идущим  в десант был выдан трехдневный паек и в том числе 300 грамм водки или спирт в эквиваленте.
Многие ,сев на катера, тут же приняли выданное и закусили большей часть.

Мы готовились к немецкому удару, и на рассвете пятого июля нас поднял гром артиллерии. Но она хоть и гремела, но не по нам, откуда-то с юго-востока. Через некоторое время ее удар повторился и снова грохотало там же, но на наши блиндажи и траншеи снаряды не сыпались. Так и прошел день пятого июля, жаркий и с доносящимся грохотом, как отдаленная гроза. Мало-помалу все разъяснилось - наступление немцев началось, но не в полосе нашей армии, а у соседей. Значительно позднее выяснилось то, что утренняя побудка от артиллерии- это был наш удар по подготовившимся войскам немцев, чтобы испортить им все с самого начала. А второй артиллерийский гром- это уже сама артподготовка вермахта, когда он-таки собрался наступать. День у нас прошел тихо, то есть в обычном режиме. Никто не наступал, мы ждали. Все же, даже если немцам сейчас совсем не понравится полоса нашей армии, то они могут передумать и перенести удар к нам, если у соседей дело пойдет не слишком весело для них. Конечно, нам не сильно хорошо было видно, какая мощь готовится в глубине наших позиций. Мы догадывались, что немцев есть чем встретить, а возвращавшиеся из госпиталей бойцы кое-что говорили про то, что они видели - и про строившиеся в тылу укрепления, стоящие там войска, про танки и артиллерию. Встретить немцев явно было чем, вопрос больше был в том, хватит ли этого, чтобы отбить немцев. Особенно, когда видели, сколько немецких самолетов летит туда или оттуда. Немцы действительно накопили огромную силу-сдюжим ли?
У нас многие побывали в окружении, некоторые даже не по одном разу. Самым «опытным» был Ефим Колесов, попавший в окружение в Западной Белоруссии, а вышедший к своим уже ближе к середине августа. А чуть позже- новое окружение. На сей раз, правда, дорога была покороче и побыстрее. Ефим был парнем веселым, и разговорчивым, но об окружениях ничего не рассказывал более трех слов, единственным нематерным из которых являлось слово «и». И я его понимал: мой скромный опыт выхода из окружения тоже был не веселым. Но стряхнуть с него пыль не пришлось. Немецкое наступление кончилось через неделю. До Курска они не дошли, и обе ударные их группировки не соединились. Летней победы вермахта не случилось. К концу месяца их оттеснили на исходные позиции. А с августа началось наше наступление, закончившееся уже на Днепре. Август прошел в боях за Харьковщину, а сентябрь за Полтавщину, дальше были опять плацдармы- букринский и ржищевский. Я почти что описал круг, почти вернувшись на Полтавщину и к Днепру. Почти, потому что до Днепра я не дошел. Километрах в пятидесяти от реки немецкий снаряд разорвался совсем недалеко от меня. Что это было за место- да кто его знает! Наверное, это была уже Киевская область, потому как мы наступали, потихоньку поворачивая на северо-запад. Собственно, от того же Букрина до Киева не так чтобы и далеко, километров сто птичьего лета.
Перед взрывом был хутор Дмитровщина, а до того село Пески. Или Возки? Сложно сейчас уже сказать, но что Днепр недалеко- это чувствовалось. Немцы держались только на отдельных, направлениях, поэтому стоило обойти их, так они
  спешили отойти. Ну, а поскольку число мостов через Днепр невелико, то немецкие войска невольно сбивались в сторону этих самых переправ. Чем иногда и можно было воспользоваться. Потом в госпитале со мной лежали ребята- танкисты, так они говорили, что Букринский плацдарм сначала достался почти даром. Ударив, попали в такое слабое и полупустое место и быстро проскочили к самому Днепру. На той стороне тот самый Великий Букрин, в котором серьезных сил немцев нет. А на это стороне партизаны, которые подсказали, где в реке лежит полузатопленный немецкий понтон, поскольку со своими переправочными средствами очень туго. Паром кое-как починили, нашли разные подручные средства, и к утру на том берегу был уже целый мотострелковый батальон. Танки и серьезную артиллерию переправить было не на чем, поэтому они могли подержать только огнем через реку. Река форсирована и практически без потерь. Бывает же такое везение. А другая дивизия, выйдя к Днепру, натыкалась на подготовленную оборону и такой же успех ей стоил большой крови. Собственно, говорили, что весь правый берег был немцами подготовлен к обороне, но вот их войска не всегда успевали дойти до нужного места. В Букрине не успели, там-то пришли вовремя. Наверное, на походах к Днепру была такая вот гонка: кто быстрее выйдет к реке. А потом, как расширяли этот Букринский плацдарм, сколько это сил и крови стоило!
Но я это уже не увидел, только слышал рассказы, потому что за тем вот хутором снаряд упал близко ко мне. А нас ведь раньше учили наступать за огневым валом, прижимаясь к нему так, чтобы нас осколки не доставали, но и не удаляясь далеко от него, чтобы немцы не успевали очухаться, когда вал уйдет дальше, то есть чтобы вместо следующего снаряда на голову немца свалился я. Должен сказать-тяжелая наука, нервная. Ведется она вслед за настоящим огневым валом, так что двигаешься и ждешь, что какой-то снаряд или мина вопреки расчетам, грохнется не туда, куда надо, отклонившись больше, чем рассчитали. А его осколки достанут тебя… Но по отношению к другим разрывам наука не помогала.
Да и наверное, не могла помочь. Ну вот только представить, сколько у немцев было каких-нибудь разновидностей тех же дивизионных гаубиц? До черта, разных стран и разных производителей. Как тут угадаешь, что за 105мм снаряд грохнется возле тебя и как повлияет материал его корпуса и сорт взрывчатки на то, достанет тебя осколок или нет? Лотерея. А тут был снаряд помощнее, меня, как щепку, взрывная волна швырнула и впечатала в берег невеликой речушки. Хорошо, что гранита там не было. Какое-то время я вообще не понимал, что со мною-просто все тело и весь мир были заполнены одною болью, в теле она была везде, даже там, где сроду не болело. Зрение и слух вроде как не выключились, но что я видел и слышал? Наверное, ничего. Спустя сколько-то время боль схлынула, и я с удивлением ощутил, что моя душа отделяется от тела. Что я как бы взмываю над полем, над этой паршивой речушкой, названия которой я и не знаю, над собой. Вижу, как поднимаются бойцы моего взвода после окончившегося артналета, как перевязывают раненых, точнее, как Павел Захаркин сам себе заматывает руку, а недавно призванный паренек из местных испуганно глядит, как ему Толя Брусков ногу перевязывает. И вижу я все это, как старом черно- белом кино, с небольшой высоты, да еще и без звука. Вижу и себя, лежащего на том склоне, раскинув руки и ноги, и глядящего вверх. Но взгляд мне самому свой не нравится, стеклянный он какой-то, невидящий, далекий от всего вокруг. Вот до чего дошел ушибленный взрывом младший сержант Егорычев - лежит, боевую задачу не выполняет, в небо смотрит, где с небес на него он сам и взирает, и взгляд его ему самому и не нравится! Вообразите такую картину. Чушь, дичь, сорок бочек арестантов и полный апофигей, доходящий до полного апофигеца. Я испугался, что со мной произойдет что-то такое: или душа совершенно отлетит от меня или я от отрыва души от тела сойду с ума. Сумасшествие или смерть. Такого выбора я не выдержал и отключился. Пришел в себя уже в заваленном раненным госпитале. Что произошло со мной? Общая контузия. Не только мозги, как это обычно считается, пострадали от удара взрывной волны, но и все тело. Ну, конечно, в разной степени. Но удовольствия было мало, разве что только в том, что переломов у меня не нашли.

Скорее всего. Длины понтона любого типа на 700 метров реки не хватит.
Прода.

Но и без переломов много чего было. Руками и ногами я несколько дней двигать почти не мог из-за болей. Голова не своя- ну, это понятно, а тут подкралась еще одна тихая радость: периодически с кашлем отходили сгустки крови. Как и бывает после ОРЗ приступы кашля, только там мокрота отходит обычная, а у меня с кровью. Доктор сказал, что это после удара воздухом в легких образовались небольшие кровоизлияния, оттого такое и есть. Кровоизлияния при контузии бывают и в мозг, про это мне уже не раз говорили раньше, и, чтобы они рассосались, после сотрясов и назначают постельный режим. Можно и не лежать, только потом будет хуже- скажем, упорные головные боли или психопатом станешь, что взрывается с полуоборота и даже может без стимуляции взорваться. Начнет дождик собираться, моча в голову ударит, и вот на тебе,- накуролесил.
Руки -ноги, наверное, тоже болели от этого. Ну да, когда глаз подобьют, так что происходит кровоизлияние под кожу, которое, кстати и болит. А у меня так кровь излилась в мышцы, потому они и болят. Вот бывают ли при контузии кровоизлияния в печенку и селезенку? Не знаю, может, и были, но там не болело. Впрочем, если рассосется в мозгу или в мышцах, то должно так же быть и в печенке. И тоже при помощи постельного режима.  Значит, надо рассасывать все сразу и все в положении лежа.
Но так хорошо не получилось. Как оказалось, при рассасывании этих излияний в легких там развилось воспаление. Здравствуй, детство и бывшее тогда воспаление легких! Правда, сейчас было полегче, чем тогда, и температуру выше тридцати восьми не гнало. Но это в сочетании с последствиями контузии так соединилось, что и ощущал себя паршиво. Впрочем, таких, как я, было немало, даже мест в хатах не хватало. И всем было в той или иной степени нехорошо. А куда денешься, больница или госпиталь - место скорби и даже смерти, радуются там больше тому, что здесь, на койке, а не наспех зарыт в воронке или совсем незнамо где.
Раненые поступали и поступали. Они расказывали, что наступление идет туго-от кочки до кочки. Силы нам подбрасывают, но немцы их тоже получают, оттого идет медленное прогрызание обороны и все никак она не прогрызется окончательно. Полуостров, что образован излучиной реки, уже вроде как взят, но впереди еще есть высоты, а вот их- ну никак... И после каждой атаки у нас в госпитале населения прибавляется. Ну, и в других местах тоже. Плацдарм небольшой, народу много, значит, снаряду легче найти жертву на нем. Саперы же, не покладая рук на переправе трудятся, исправляя повреждения от огня- ну и понятно, что после работы у холодной воды и в холодной воде же что-то у них заболит. Так что медикам работы хватало. А я лежал, боролся с собственной кровью, что собралась в неположенных местах, и ощущал себя, как герой фантастической литературы. Собственно, я уже дважды это повторил, попав в прошлое, а теперь еще и осваиваю вот это ощущение отрыва души от тела. Лежишь и ощущаешь, что мир пред тобой собрался в какую-то трубу или тоннель, в конце которой свет и какие-то непонятные образы. И в этом свете и образах меня ждут. И душа летит туда, оставляя здешнюю оболочку. Представляете, как это ощущать?! Прямо как шаг к Святому Петру, вот как. Сейчас выйдет старый рыбак и скажет, ченго я там заслужил за все хорошее. Подумал раз, что это дьявольское наваждение, помолился, но не помогло. Значит, это так и есть.
Бывало, воспарял дух мой к потолку и глядел на окружающих оттуда, как это уже случилось на берегу речки. Словно душа вроде детского шарика, что привязан ко мне тонкой нитью за пуговицу пальто. Сейчас нить его удерживает, потом он под ветром колеблется, но не отлетает. А вдруг дунет чуть посильнее… Так вот и жилось на грани разрыва. Хорошо, хоть не виделось что-то из жизни эльфов и не слышались их песнопения по случаю их праздника «Цветение старого мэллорна на фоне молодого месяца». Потом шарик стал отрываться. Глаза закрывались, и меня уносило куда-нибудь. И, закрывая глаза, я не мог быть уверенным, что вернусь сюда, а не останусь где-то во тьме или свете.   Потом сестричка делала укол камфары (эх, и болючая же, зараза) под кожу, и я возвращался, ощущая, что я вновь здесь, а не где-то средь волн мирового эфира или в своих переживаниях. Возможно, это была вновь какая-то магия, возможно, все было целиком материально- у меня ведь под Кингисеппом от контузии падало давление, отчего я и в обморок падал. Вот и здесь снова та же история, только вдарило чуть сильнее и у меня опять оно валится, не один раз и много. А укол сделали, давление поднялось, и я вновь в сознании. А где я был в результате этого полета или падения (кому как нравится) -ой, куда только не уносило…
Часть видений я мог соотнести с разными фантастическими книгами, читанными мной, потому и не подумал, что это так развивается сумасшествие. Хотя много чего виделось, не проходящего ни в какие ворота.
Вот увидьте шотландцев, которые от свинины отказываются, словно они не тамошние ковенантеры, а мусульмане- что это такое? Начало конца здоровья психики, реальность или какая-то хрень из-за падающего давления? Или Карельский национальный район и газета на карельском языке в Калининской области, то бишь сейчас Твери? Откуда там карелы? И почему центр района карелов не какое-то там Кимас–озеро, а Лихославль? Чудны дела твои, Господи,не по моим мозгам…