Вот так я посидел, горестно поразмышлял о житии своем и что меня ожидает, а потом стал искать занятие, поскольку спать все равно не хочется, а до рассвета еще долго. В углу валялась какая-то книга, ставшая жертвой курильщиков, выдравших половину листов ее. Попытался почитать. Увы, читать ее оказалось невозможным: рассказывалось там об устройстве паровозных машин, да еще и дореволюционным шрифтом. Я еще не так оголодал по печатному слову, чтобы этим вот наслаждаться при плохом освещении. Сел снова в палисаднике и стал размышлять, как мпе дальше быть. Остатки ополченцев явно расформируют и всех передадут в Красную Армию. Не сейчас, так через месяц. Вот отправят меня в пехоту, если не буду рассказывать про свои глаза. А куда мне там податься? Мне уже пришлось быть и стрелком, и вторым номером на максиме, а сейчас вот и артиллеристом. Куда и кем теперь?
В артиллерию, рассказывая, что я там пару часов ящичным побыл- это только смешить знающий народ. Квалификация у меня там такая же, как и у любого другого, кого на мое место взяли и поставили. Вторым номером можно, хотя не мешало бы освежить в памяти все эти задержки, да и устройство самого пулемета. Здесь я, в отличие от ящичного, имею фору перед таким же взятым из ополчения, но максим видевшим только в кино. Но тут есть другая засада- в УРе мы особенно далеко пулемет от дота не таскали. А пехоте куда нужно, туда и поволочешь- хоть один километр, хоть полсотни. И проблема добычи воды для охлаждения пулемета сваливается на меня тоже. Хотя- а чего я беспокоюсь? В той же одиннадцатой дивизии был я вторым номером и ничего. Правда, станок у нас там был полегче. Или попроситься в саперы, как мне когда-то хотелось. В общем, размышлял я, размышлял, а так и не решил для себя, чего бы хотел.
И вышло так, что, не решив для себя, я переложил это решение на кого-то другого, включая судьбу. Они и решили за меня. Дня через три нашу команду расформировали и всех призывного возраста и не выглядящих откровенными задохликами отправили в занимающую город дивизию. Завернули только двоих: одного в очках с толстыми стеклами и второго с постоянным кашлем. Он, конечно, заявил, что это не туберкулез, а просто простыл и никак не получается выздороветь, но был изгнан к врачам за справкой, что здоров. Более хитрые типы вроде меня и скрывшего ревматизм Прокопа Окипного тихо улыбнулись и решили шифроваться дальше. А почему мы хитро улыбались? Потому что договорились, что когда комиссия врачей нас смотреть будет, то к терапевту пойду я под видом Прокопа, а к окулисту он под видом меня. Что мы чуть позже и проделали.
Со мной, правда, процесс несколько затянулся, потому как документов у меня не было. Я вдохновенно рассказывал, что тут совсем не виноват, что меня взяли сначала в истребительный батальон, потом передали в первый полк, потом во второй, ходил я из казармы в казарму, потом пристроили в батарею. В итоге всех этих блужданий мои документы где- то ухнули в нети, а где эти нети: на том берегу Днепра или на этом- точно неизвестно. Отсутствие документов- это не касалось одного меня, не у всех остальных бумаги тоже были. Но они либо бегали домой и приносили какую-то другую бумагу, что податель сего таки не Саша Егорычев, а Ефим Могилянский, либо приводили свидетелей того, что он Могилянский, а не прокуратор Понтий Пилат.
Мне же неоткуда было принести. Я проформы ради сходил и, вернувшись, сказал, что стройка завода сейчас прекращена, потому оттуда ничего доставить не мог, а с места жительства здесь- квартирная моя хозяйка подалась к родным в Григоро-бригадировку, потому недоступна. А залезть в комнату за вещами не могу, потому как могут счесть кражей со взломом.
В итоге обошлись без того- ребята из команды подтвердили, что я вместе с ними воевал на интендантских складах в Крюкове, а случайно встретившийся командир орудия с батареи по фамилии Булычев подтвердил, что помнит, что я был на батарее, правда, не в его расчете. В итоге меня зачислили в часть.  Я заявил, что знаком с винтовкой, ручным пулеметом. максимом, по артиллерии же у меня умений немного.Посему меня в батарею не послали, а отправили в стрелковую роту. Расчеты обоих ротных максимов были укомплектованы, поэтому меня пока зачислили в отделение сержанта Борули.
Людей в отделении имелся полный комплект, считая и меня, а вот ручного пулемета не было, потому до его получения оба номера воевали с винтовками. В двух других отделениях «дегтяревы» имелись. Боруле мой карабин не понравился,   и он хотел, чтобы его заменили на винтовку со штыком, но дать мне взамен ее было неоткуда. Посему замена не состоялась. Переобмундировали меня полностью, а сапоги свои я сохранил. Впрочем, сапоги сержанта не раздражали. Брезентовую куртку я сдал на склад, а остальную одежду ухитрился оставить у себя. Я уж их потаскаю, и не перегружу ими дивизионный обоз. Вообще отделение наше было укомплектовано людьми куда старше меня, моложе тридцати оказалось всего двое: я и первый номер, который без пулемета, Гавриил Полоцкий.  Отслужила раньше действительную половина народу, но никто до этого времени не воевал. Большинство моих сослуживцев жили либо в селах Лубенской округи, либо в самом городе. Поскольку я об этом городе только слышал, то мне с удовольствием рассказали о красотах тамошней природы, о реке Суле, о заводе «Коммунар» и фармацевтической фабрике, где работали лубенчане до призыва.
   Гавриил даже сказал, что когда-то Лубны были не меньше Полтавы,  и,  когда решался вопрос, какой город станет губернским, то Лубны выглядели даже предпочтительнее. Но чашу весов перетянула память о Полтавском сражении, потому губерния стала Полтавской, а не Лубенской.
Конечно, с тех пор Полтава сильно выросла и благоустроилась, и теперь ее не догнать. Но город Лубны тоже не является захолустьем, посмотреть там есть на что, и даже институт в нем есть.
Я о себе, как и прежде, рассказывал мало. Сказал, что из Питера, работал строителем в разных конторах, даже не про все и могу рассказывать, потому как в городе много чего для обороны делается.  А потом, из-за семейных дел попал в Кременчуг, строить завод по ремонту автомобилей. А тут война… Когда же спросили про эти семейные дела, я с нажимом в голосе сказал, что у меня жена пропала. Меня поняли и не стали продолжать.

Слухи насчет Дериевки не обманули. Немцы-таки там переправились, а спихнуть их с плацдарма не получилось. Плацдарм потихоньку рос, пока на него не переправили танки Клейста. Оттуда они и ударили на север, навстречу наступающим танкам Гудериана, с которыми они соединились возле городка Ромны или где-то около. В кольце оказались четыре армии Юго-Западного фронта и пробиться из него удалось немногим. В своем времени я про это много слышал, но оказалось, что этого недостаточно- что-то в роде того услышать. Тем более хватало всякого мусора: и обвинения комфронтом Кирпоноса в измене, и рассказы о том, что, дескать, красноармейцы так активно сдавались в плен, что немцы никак не могли предусмотреть столько лагерей и еды для них, оттого последующий мор пленных взваливается опять же на Красную Армию-она сама как бы во всем виновата.
Придумано хитро, но все это вранье. Особенно про то, что германские генералы не догадывались про то, что в котле будет много пленных. Так ведь они на это и рассчитывали, и именно для того и окружали. А раз окружали три- четыре армии, то, значит, в котел попадут триста- четыреста тысяч человек, и все будет сделано, чтобы они не смогли долго сопротивляться. Оттого они и сдадутся в плен. Отчего это произойдет?  Может, когда-то и были армии, где все свое носили с собой воины в заплечном мешке, плюс еще немного на захваченных или взятых с собою телегах. Оружие тоже было с собой, разве что некоторый запас стрел ехал в том же обозе. Теперь же деятельность войск зависит от того, что нынче обзывается словом «логистика», а раньше называлось снабжением. И от бесперебойного снабжения зависит, насколько войска будут боеспособны. То есть солдату в день нужно подвести его паек. В виде сухого пайка это полтора-два килограмма, в сыром, так сказать, виде куда больше. Те самые восемьсот грамм овощей, двести пятьдесят грамм мяса и рыбы, соль, специи и прочее. Да, чтобы выдать ему же хлеб, нужно привезти в дивизию муку, чтобы полевая хлебопекарня из нее хлеб испекла. Для десятка тысяч человек в дивизии это уже многие тонны муки, соли, и прочего. Даже считанные граммы приправ на десять тысяч в одной дивизии или четыреста тысяч в четырех армиях складываются в уже очень немалый груз. В каждой дивизии есть еще сотни лошадей, которые кушают овес и сено, и десятки машин, что тратят бензин и кстати, много расходуют.
То есть только на то, чтобы дивизия стояла в обороне и ничего особенного не делала, требуется нее должны прибыть десятки тонн грузов. Если она ведет хоть слабые боевые действия, то нужно подвозить боеприпасы взамен израсходованных. Мне перед попаданием попалась в руки старая книга от знакомого. Автор ее описывал события при подавлени Польского восстания в 1830-1831 годах. И говоря про действия русской армии, упоминал, что потом много было критики: отчего главнокомандующий не наступал в такой-то день, отчего он не так активно двигался вперед, и не спешил, затягивая кампанию. Вот автор и отвечал, что главнокомандующий и вынужден был не спешить и затягивать, потому что у него не было должного количества хлеба для армии, чтобы обеспечить этот резкий рывок вперед. Провиантмейстер ему говорил: « нету столько хлеба», и это тормозило главнокомандующего эффективнее, чем польские войска. Вот что скрывается под словом «логистика».
К чему все это? А к тому, что раз танки противника перерезали окруженным коммуникации, то по ним уже не придет снабжение в нашу дивизию. Если немцы не будут сильно напирать на ее фронт, то боеприпасов пока хватит, и может, даже на неделю. А того же хлеба- вряд ли больше трех сутодач, то есть количества продуктов на три дня. Если мы будем стойко обороняться на прежней позиции, то через три дня придется питаться воздухом. Это в том случае, если наши дивизионные склады не попадут под удар прорвавшихся танков. Это ведь в крепостях заранее рассчитывали на долгую оборону в осаде, потому и держали там запасы. И. случалось, что загнанная в крепость полевая армия превращала эти запасы в нечто виртуальное. Вот представьте крепость, гарнизон которой в лучшем случае тысяч сорок. И в нее противник загоняет армию Базена- еще свыше сотни тысяч. И подумайте, надолго ли запасов хватит с Базеном? Совсем ненамного, если сама не прорвется или деблокируют ее другие армии- будет голод и мор от связанных с недоеданием болезней. А у нас в дивизии никто особенных запасов делать не будет, так что три дня. Ну четыре, если уж сильно повезет. А дальше сложно будет долго держаться. Но это еще не все гадости в окружении. Ведь противник вышел нам в тыл, обороны от его удара нет. То есть нам надо создавать круговую оборону против него. Встали, поднялись, пошли, стали строить окопы фронтом в бывший тыл.
Или начали отход. С отходом проблемы только нарастают. Пока мы стоим на месте - много нужного и полезного лежит на созданных складах. Теперь их надо брать с собой. А как?  Транспорт дивизии может не быть рассчитан на перевозку всего, что у нее есть, авторота оказаться отрезанной от главных сил и всякое такое…То есть приходится часть запасов бросать или уничтожать. Сейчас у нас нет возможности унести все патроны или муку, а через день-два они бы пригодились, но их уже нет. Ладно, отходим, с собой тот самый НЗ и одна сутодача еще, что есть в войсках. Идем на прорыв вне основных дорог, потому как немцы их тоже стерегут и своими отрядами, что их перекрывают, и своей авиацией, которую с неба сгоняет только гадкая погода, а так она утюжит дороги отступления…
Так она еще бы и не накрыла нашу артиллерию, что стоит по лесам и маскируется, а сейчас бери и попадай по ней на узкой дороге. А в разбитых взрывами бомб телегах и автомашинах тоже остаются продукты и патроны, которых не хватит завтра. Марш по обходным дорогам и потери в лошадях выматывают оставшихся и эти оставшиеся тоже не выдерживают. Значит, еще меньше орудий дойдет до кольца окружения. Да, еще раз напомню, что на дворе осень, войска отходят, ночуя, где придется, а потому все больше людей болеют. Питание на грани отсутствия, питаются тем, что осталось в вещмешке или подобрал по дороге (если вообще едят), пьют воду, какая найдется по дороге. тащат на себе артиллерию и пулеметы, идут лишние километры.И все это выматывает.
Даже если выход окажется удачным и пройдет почти без боев (ну, так звезды встали), то все равно будут большие потери в людях и вооружении. Бойцы- отстали где-то в мешанине лесов и болт, не пробились по этой дороге, свернули на другую, которая привела в самую пасть немцев, заболели и отстали… Оружие оставлено на прежнем рубеже обороны, не смогли протащить через болото, оставлено на крутом подъеме, который не смогли преодолеть ни ослабшие лошади, ни ослабшие люди…И,честно говоря,брошенное где придется.

Продолжение лекции.   

Получается, что боец, успешно оборонявший Киев, теперь должен покинуть позицию, пройти пешком в быстром темпе, скажем, до Пирятина (полтораста километров по прямой), протащив на оставшихся лошадиных и своих силах артиллерию и прочее. Про перебои со снабжением, т бишь недоедание, простуды и иное уже был сказано. То есть окружающие нас немцы уже точно рассчитывают на то, что на них выйдут ослабленные войска и в неполном комплекте. Дальше против нас будет работать нарушение управления войсками и быстро меняющаяся обстановка - если вчера этот заслон можно было и сбить, то сегодня сюда подошло подкрепление. И мы после неудачного боя пошли в обход. Еще лишние версты на уставшие ноги, а с едой и боеприпасами лучше не стало. То есть окружение рассчитано на то, чтобы резко снизить силы, как каждого бойца по отдельности, так и всех в целом. И все это немцы знают и на это рассчитывают. И уже не первый раз проводят такое окружение.
Поэтому разговоры о том, что они не рассчитывали на поток пленных-эт вранье. На него рассчитывали.  Если немцам надо было просто отбросить фронт с рубежа Днепра, то можно было создать угрозу окружения и затормозить, предоставив фронту «ворота» для отхода. Потери он все равно понесет, не успев вытащить все из намечающегося кольца. В сорок пятом Конев, чтобы сохранить Силезский бассейн для Польши от разрушений при ликвидации котла, который он мог создать, так и сделал, оставив «ворота» противнику для отхода. Немцы и повалили в эти «ворота», не обороняясь на территории заводов и шахт. 
Ну и еще несколько слов про плен. Опять же многие треплются, что вот, настолько не любили Советскую власть, что толпами сдавались. Это тоже обман, маскирующийся под некое правдоподобие.особенно если начнут сравнивать потери пленными сорок первого года и четырнадцатого. Ну вот и пусть вспомнят, что окружение армии Самсонова дало полсотни тысяч пленных- вполне себе армия сорок первого года. Только в четырнадцатом году войска кайзера Вильгельма не всегда могли окружить противника, хотя и очень старались, а к сорок первому они все и лучше отработали, и техника стала это позволять. Если окружающую самсоновцев кайзеровскую пехоту можно было и обогнать пешком, уходя от охвата, то в сорок первом году это куда сложнее. Месяц назад, под Острой Могилой немцы появились, отрезав армии Музыченко и Понеделина под Уманью. Поле этого танковые дивизии рванули на восток. Пятого августа был сдан Кировоград. А уже шестого августа передовой отряд немцев вышел практически к Днепру. То есть за сутки с небольшим прорыв на сто тридцать километров. Вот.  И обходи тринадцатую танковую, отходя от Кировограда пешком! Где-то по лесам и болотам уйти можно, если они есть. В степи- уже нет. Так что перед уставшим и голодным солдатом стоит невеселый выбор: опрокинуть танковый заслон немцев, имея только носимый запас патронов и ту пушку, которую удалось протащить на себе или сдаваться в плен.
Современный человек не всегда может представить себе, что такое выматывающий бесконечный пеший марш, которому не видно конца.Разве что некоторые туристы экстремалы, ходящие по необжитым местам смогут это ощутить. Дошли до какой-то Семеновки, а теперь надо снова вставать и идти и сколько- бог весть, потому как через нее не пройдешь. Встали и снова пошли, устало передвигая ноги во тьму. К концу марша от перегрузки и недоедания уже полностью не работает голова, оттого и устало бредешь вперед, с трудом передвигаясь, а куда и зачем непонятно. Так и зайдешь в засаду и не заметишь, куда пришел.
Есть правда, как бы промежуточный вариант: пристроиться   в примаки или в зятьки (кто как это называет). Были и такие, и довольно много, что пристраивались к мирному населению, чтобы переждать опасное время. Когда в реальные зятья, когда так замаскировавшись. Но от судьбы не уйдешь. Кто захотел уйти- к тому она явилась сама в образе полевого военкомата. К кому в марте сорок третьего, кому в сентябре того же года. А уж что конкретно она им приготовила при личном визите - наверное, каждому свое. Я все же считаю, что суд небесный наступает еще до кончины. Нам это не всегда видно и кажется, что неправедные благоденствуют, а мы, не столь грешные, живем плохо. Да, так кажется нам со стороны. Ибо издали не видно, что в доме- полной чаше у грешника сын- наркоман. А это значит, что богатство только ненадолго, зато жизнь грешника адом становится еще до его кончины. Так что ад в элитном поселке плавно переходит в тот самый ад, о котором все слышали. 
Да, такое постигает не только всем видных грешников, с этим соглашусь. За что им такое, тем самым не настолько грешным? Я лично не знаю. А у них будет возможность лично задать этот вопрос Творцу нашему. Правда, возможно, ответ им не понравится, ибо мы многое себе прощаем и о многом забываем, а забытое тоже может вспомниться. Но не буду много говорить об этом- у каждого свои грехи, и свое воздаяние за них.
А за что мне двукратное попадание в не свое время? Не знаю. Наверное, за то, что долго жил как «цветок бездумный и безмозглый», пока не родился заново, перейдя через реку Смородину (она же Луга) и вырвавшись из могильной ямы под Гатчиной. Надеюсь, теперь адское пламя меня не коснется. А что мне еще остается делать, как только надеяться на то, что хоть часть своих грехов я искупил или начал искупать...