Настенные часы «Ф. Винтеръ» на переборке музыкально бренькнули - девять тридцать. Эссен сел во главе стола, водрузил перед собой обшарпанный бювар и принялся вытаскивать кожаный язычок. Марченко и Лобанов-Ростовский переглянулись и тоже подсели к столу. За ними один за другим начали подтягиваться другие авиаторы. Буфетчик засуетился, унося тарелки и недопитые стаканы с чаем,; вестовые наскоро обмахнули столешницу полотенцами. Совещание началось.

- Итак, господа, мы с вами имеем бледный вид. - подвёл итог лейтенант. - Из шести аппаратов исправны два, ещё два нуждаются в длительном ремонте. Моторы все хорошо бы на переборку. «Тридцать вторая» вообще никуда не полетит, придётся пустить на запчасти. Простите, Борис Львович, Константин Алексаныч, говорю, как есть.
Марченко лишь пожал плечами; вконец расстроенный Лобанов-Ростовский помотал головой. После вчерашнего «проворота» в кают-компании он не пошёл спать, а вместе с мотористами до утра провозился у аппарата. Князь собирался заменить верхнюю плоскость и стойки, разбитые английским ядром, но не вышло - в несущих балках обнаружились трещины, а это уже не лечилось, во всяком случае на авиатендере. Оставалась надежда на «алмазовскую» мастерскую, но в любом случае, наши доблестные разведчики остались пока безлошадными.
- Последние бомбы мы высыпали на британский ордер. - продолжал Эссен. - Есть, правда, ещё два ящика гранат Новицкого и подрывные патроны. Ну и зажигалки, спасибо Кобылину.
Увидев плоды творчества эссеновского летнаба, я попробовал внедрить в широкие авиаторские массы термин «коктейль Молотова». Но успеха не имел: острослов Марченко окрестил их «ромовыми бабами» (Кобылин разливал импровизированную огнесмесь в бутылки из-под трофейного пойла) а Эссен называл по простому, «зажигалками».
- Да куда нам воевать-то, Реймонд Федорыч, второй день болтанка. Аппараты не то что в воздух поднять - на воду спустить немыслимо.
Корнилович был прав. Погода испортилась уже к середине памятного дня набега на караван. Гидропланы садились уже с трудом, а покалеченный «тридцать второй» «Завидный» еле-еле сумел дотянуть до авиатендера, причём по дороге аппарат, и без того пребывавший в плачевном состоянии окончательно лишился верхней пары плоскостей и получил целый букет повреждений, «несовместимых с жизнью».
- Значит, окончательно решено в Севастополь? - осведомился с дальнего конца стола прапорщик Энгельмейер, пилот аппарата номер четырнадцать.
- Решили - подтвердил Эссен. - И не переживайте вы так, Владимир, навоюетесь ещё...
Экипаж «четырнадцатой» не участвовал в атаке на караван - их М-5 была отведена роль резервной машины, и мичман чрезвычайно переживал по поводу вынужденного бездействия.
- А англичане точно уходят? - спросил Корнилович
- Насколько мы знаем - да. - ответил фон Эссен. - Конечно, хорошо бы слетать, посмотреть, но погода не позволяет. Вчера «Заветный» сбегал на разведку; говорят, линейные повернули на зюйд-вест и теперь ползут к Варне. С ними ушла колонна транспортов, тоже под британскими флагами.
- А французы с турками? Это-то почему не повернули?
- Сергей Алексаныч полагает, что они могли не понять, что произошло. Расстояние от места боя было всё же изрядное - мили три, если не больше, да ещё и за английскими транспортами. Возможно, как услышали пальбу - прибавили ход и в итоге, оторвались.
Час назад командир крейсера подробно изложил фон Эссену по радио результаты разведочной вылазки. "Заветный" действительно нащупал хвост британского ордера и даже обстрелял концевой пароход. Без особого, впрочем, результата - видимость стремительно ухудшалась, моросил дождь, и командир миноносца, старший лейтенант Краснопольский, не стал впустую разбрасывать драгоценные снаряды.
- Так что ж, выходит, они до сих пор не знают, что англичане их бросили?
- Могут и не знать. Вряд ли в такой суматохе англичане подумали о посыльном судне - им бы только ноги было унести. А теперь - поди, догони караван! Я так думаю, французы с турками сообразят, что случилось, только когда доберутся до мыса Тарханкут, где у них назначено рандеву с разведчиками.
Эссен говорил об отряде, посланном в разведку от острова Змеиный, где армада союзников собиралась для перехода в Крым. Всего ушло четыре корабля - парусный линкор «Карадок», пароход «Самсон» и французский фрегат «Примогэ». Возглавил отряд адмирал Лайонс на винтовом «Агамемноне»; разведка имела задачей обследовать побережье на предмет места для высадки.
- Да, ушёл от нас «Агамемнон». - вздохнул Марченко. - Да и «Санс Парейль» отделался, можно сказать, легким испугом. Подумаешь, мачту потерял...
За столом завздыхали. Винтовые линкоры англичан, ударная сила эскадры, предполагалось топить в первую очередь. И на тебе - оба сумели уцелеть. Как и «Наполеон», самая мощная боевая единица союзников.
- Ничего, Борис Львович, достанем ещё этих господ, не переживайте. Зато вы с князинькой уж как отличились - дома за такое вам непременно по «Георгию» перепало бы! Ну-ка, князь, расскажите, как вы «Тайгер» чуть не потопили!
Лобанов -Ростовский расцвел:
- Ну, вы и скажете, Реймонд Федорыч - «потопил»! Куда мне... Мы, как увидели, что он к нам повернул, решили - всё, пропадай наши молодые годы. Сами понимаете, сдать аппарат бриттам решительно невозможно. Борюсик полез в мотор - не взлететь, так своим ходом, по воде уйти от этого клятого «Тайгера». А я на него посмотрел и говорю - «поздно, господин лейтенант, придётся нам на воздух взрываться, дабы не сдать врагу военные секреты». И полез за подрывным патроном - мы парочку с собой прихватили: мало ли, на палубу кому закинуть. Вот, думаю, и пригодятся, наши бессмертные души к Николаю Угоднику отправить малой скоростью...
- Вы этого балабола больше слушайте, господа, - лениво произнёс Марченко. - Наш сиятельный князь встал в полный рост, аки памятник адмиралу Макарову перед Морским собором, навёл на супостатов «люську» и собрался дорого продавать свою жизнь. А я и правда, попытался уговорить «Гнома», но тот не изволил снизойти. А до «Тайгера» уже четыре кабельтовых - тут-то я о подрывных зарядах и вспомнил. Перегнулся через правое сиденье - они у князиньки в ногах были запрятаны - а он как влупит у меня над ухом! Верите ли, час, не меньше, ни пса не слышал, да две гильзы за шиворот попали, а они горячие... Я князиньку матерю, на чём свет стоит, а он знай, поливает из своей драгоценной «люськи». И физиономия, изволите заметить, такая зверская, что разгляди его лаймы - сбежали бы со страху!
- От миноносников не сбежишь! - хохотнул прапорщик. - Боренька уж и фитиль обрезал, и зажигалку свою американскую достал, чтобы, как «Тайгер» вплотную подойдёт, взрываться, а тут на тебе: «Заветный», так и чешет на всех оборотах! Англичане, как его увидели, сразу поняли, что им аппарата не видать, как своих ушей; обозлились и давай из пушек садить, чтобы, значит, ни себе ни людям. А с двух кабельтовых поди, промажь! Уже третьим ядром левую плоскость снесло подчистую, спасибо хоть в мотор не попали...
- А с «Заветного», как англичашки пальбу открыли, сразу пустили торпеду.  - добавил Марченко. - Чуть в нас не угодили, саженях в двух прошла, я аж обмер. Ничего, обошлось; а «Тайгеру» под мидель ударило, он сразу переломился и затонул. На миноносец из воды только восьмерых подняли.
Я вспомнил спасённых англичан - шестеро матросов, офицер и мальчишка лет двенадцати, из числа «пороховых обезьян». Вид у них был такой, словно только что выбрались из самого ада - безумные глаза, перекошенные физиономии, срывающийся голос. На нас они смотрели, как на выходцев из преисподней.
Новых пленных не стали даже допрашивать - зачем? Матросы присоединились к товарищам по несчастью в носовом трюме «Морского быка», офицерика сдали на «Алмаз», а «пороховой обезьян», оказавшийся ирландцем с редкой фамилией O’Лири и не менее редким именем «Патрик»,  прижился на миноносце. Тамошний боцман, узнав что парнишка не питает к англичанам тёплых чувств и пошёл на флот единственно чтобы не помереть с голодухи,  приставил его к делу и теперь не нарадуется на сообразительного, шустрого паренька. Матросы называби его "Петькой" и подкармливают, как могут. Зачем - непонятно: юного падди зачислили на полное корабельное довольствие, а  казённые порции не  всякий взрослый осилит. За исключением, конечно, самих матросов.

- Сколько же, выходит, англичане всего потеряли, Реймонд Фёдорыч? - спросил Энгельмейер. - «Тайгер», «Трафальгар» - миноносники, они же в начале боя разбили «Нигер»...
- «Алмаз» потопил фрегат «Хайфлауэр», потом угробил «Британию». Мы с вами изрядно растрепали ещё троих - «Лондон», «Беллерфон» и «Санс Парейль». Ну и... «Родней».
Разговоры как обрезало. Рана была слишком свежа; мичман Цивинский и его наблюдатель Иван Скирмунт, штабс-капитан, попавший в авиацию из  Кавказском конно-горном артиллерийском дивизионе, сгорели вместе с аппаратом на шканцах британского линкора. Что случилось, почему «девятка» вдруг потеряла управление и врезалась в «Родней», так навсегда и останется тайной.  Рубахин, узнав обстоятельства гибели экипажа орал, что виновата лопнувшая тяга руля высоты, и даже полез с кулаками на Эссена: зачем не позволил снять тягу с разбитого аппарата?
Лейтенант потемнел лицом и ушёл, а  моториста скрутили, влили глотку пол-бутылки джина. Придя в себя, Рубахин снова впал в буйство: рыдал, размазывал слёзы по небритой физиономии, выбросил за борт щегольскую английскую кожанку и порывался прыгнуть вслед. Пришлось прибегнуть к испытанному средству, и теперь бедняга отсыпается в каюте под присмотром бдительного Кобылина.
В кают-компании упорно не вспоминали о погибших. Но я заметил, что два стула, обычно занимаемые Цивинским и Скирмунтом, весь день оставались пустыми; во время трапез вестовые ставили перед ними чистые приборы.
- Ладно, господа... - Эссен захлопнул бювар, из которого не извлёк за всё время совещания ни единого листочка. - Будем считать, что итоги мы подвели. До восьми склянок - отдыхать, а потом всем за ремонт аппаратов. Нельзя ударить в грязь перед предками - к Севастополю чтоб все четыре поставить на крыло!

Отредактировано Ромей (18-10-2016 19:09:29)

Да, спасибо, поправил.
Заодно - маленькая вставочка (выделил курсивом).

Нет, именно так. Этот термин был в ходу.