* * *
Струг идет вверх по Чусовой. Насколько я помню (спасибо прочитанным в процессе подготовки книгам) Акинфий, с женой и родившимся сыном возвращается в свои уральские владения. Идет 1724-й год. В следующем году умрет Петр Первый, а вслед за ним, ненадолго пережив царя, с которым многие годы был в дружеских отношениях, покинет этот мир и «отец-основатель» Никита Демидов, и Акинфий станет единовластным владельцем огромного дела.
Ему предстоят свершения и потери, тяжба и  «война» с известным государственным деятелем и историком Василием Татищевым. Расследование Демидовских преступлений, из-за которого Акинфий едва не лишится всего, ибо на руку уральский заводчик, скажем прямо -  был нечист и в выборе средств для достижения своих целей не стеснялся даже таких дел, за которые иному бы на его месте светила дыба и казнь.
Впереди Уральские горы, а пока заводчик предается заботам о новорожденном сыне и жене, по отношению к которой он, судя из их разговоров, самый настоящий подкаблучник.
На третий день путешествия, мне уже поднадоело следовать за стругом в режиме поспал-полетал-поел-догнал-послушал. Никитка большей частью спал, а меньшей – подбрасывал мне ощущения то голода, то сытости, то чего то мокрого и теплого… брр.. Ну и какие то цветные пятна перед глазами и временами – смутные образы происходящего вокруг. А на мою попытку напеть ему мысленно колыбельную малыш испугался и заревел так, что его долго не могли успокоить. Пожалуй стоит подождать пока младенец не начнет воспринимать мир более менее четко.

1724 год по Р.Х. Октябрь месяц.
Нижнетагильский завод.
Ну вот мы и дома. Из хороших новостей – мы с Никиткой привыкаем друг к другу, он уже не плачет когда я посылаю ему какой нибудь образ, а я все более чувствую его ощущения.
Из плохого – меня несколько раз чуть не прибили. Камни, палки, собачьи клыки – у птицы в месте компактного обитания «гомо злодеус» врагов оказывается немало. Надо как то выходить из ситуации.

1724 год по Р.Х. Декабрь месяц.
С жильем определился – недалеко от завода нашел дерево с большим дуплом, выгнал прежнего владельца – благо тот габаритами и силой поменьше меня был. В солнечные дни (если нет надобности искать еду) прилетаю к господскому дому, построенному Акинфием, сажусь на железный гребень украшающий конек кровли и жду, когда на меня обратит внимание «подопечный». Малыш со всем своим окружением, обитает в горнице на втором этаже, ему тепло. Если не спит, то «засекает» меня практически сразу, стоит мне присесть.
Он уже хорошо видит -  мы с удовольствием рассматриваем собственные пальчики, когда руки не примотаны к телу пеленкой, и начинает различать звуки.
А по ночам, в дупле мне холодно и тоскливо.

1725 год. Апрель.
Ну вот и долгожданная весна наступает, а то я уже думал что мне кирдык – под конец стало совсем голодно. Пришлось даже отменить на какое то время общение с Никитой – не хотел чтобы малыш чувствовал мое голодное и промерзшее чуть ли не до хребта брюхо.
Солнышко начинает прогревать землю, на белый свет выползают жучки, паучки и иные вкусные создания, а мой коллега по организму начинает испытывать смутные, но волнительные желания.
И вот на фоне просыпающихся природы и инстинктов, случилось примечательное событие. В один из особо ясных и солнечных дней, Евфимию с няньками, шествующими из церкви домой, встретил отец семейства. Я, по своему обыкновению, в это время сидел на крыше, и транслировал малышу картинку – свое мутное отражение от железной кровли. Акинфий, взял на руки моего подопечного, и в какой то момент картинка передалась и ему.
Какое то время мы втроем смотрели на одно и то же, а потом когда я это понял, то рванул с крыши так что только пятки, пардон, крылья засверкали, краем сознания отметив безмерное удивление неожиданного собеседника.
Честно говоря я порядком струхнул – а ну как заводчику пережитое не понравится, и он  прикажет отстреливать всю пернатую живность?!
Прошлявшись, по окрестностям завода два дня, и не заметив никаких тревожных признаков, на третий день прилетел на насиженное место. Семейство было в сборе. Дите почивало на руках у няньки, а папенька и маменька мирно беседовали за обеденной трапезой.
По окончании обеда, нянька передала драгоценный сверток Евфимии и удалилась. Никита, видимо почувствовав мое присутствие проснулся, завошкался и я уже готовился начать наше обычное общение, как меня торкнуло.
Пришла какая-то непонятная уверенность в том именно сейчас произойдет,  я слетел со своего насеста и уселся на раму приоткрытого окна.
- Кхарр – поздоровался я с оцепеневшими от удивления присутствующими.
Маменька, будучи женщиной решительной и не пугливой (а чего пугаться то, эка невидаль – ворона прилетела),  потянулась, чтобы запустить каким-нибудь предметом в нахальную птицу, но была остановлена Акинфием. Заводчик смотрел на меня внимательно и жестко. Вся моя уверенность улетучилась и я стал лихорадочно думать что делать дальше. Прислушался к себе, в животе от страха засосало… прислушался к Никите, ощутил нечто похожее на удивление и смутное чувство голода…
О! Ребенок голоден! С трясущимися поджилками влетаю в горницу, аккуратно присаживаюсь на краешек стола. Очень, очень медленно подхожу к удивленной матушке и деликатно тюкаю ее в грудь, и показываю клювом на ребенка, благо в этот момент он радостно улыбается, и отхожу чуть в сторонку.
Ноль реакции, на меня все также удивленно пялятся. Повторяю операцию. Потом еще раз. Кажется начинает доходить. Первым до смысла пантомимы дочухал Акинфий.
- Мать, а ну покорми дите – приказал глава семейства и той ничего не оставалось как выполнить указание. Никитка, которому видать передалось мое голодное состояние (а я был голоден почти всегда), вцепился в материнскую титьку и жадно зачмокал. Посчитав что для первого раза общения хватает, я решил откланяться и прихватив со стола кусочек хлебца, рванул наружу.

Отредактировано Дачник (04-10-2016 15:18:08)

* * *
На следующий день прилетаю в благодушном настроении с намерением продолжить знакомство. В горнице, окромя родителей присутствует еще одна персона, знакомая покамест только визуально, а именно пастырь людских душ. Или, если говорить попроще – поп Спасо-Преображенской церкви. То что первая в Невьянске церковь была Спасо-Преображенской я помнил еще из «той» жизни, когда изучал материалы по Уралу, а то что это поп понятно из разговора. И чем дольше длился разговор, тем меньше он мне нравился.
Акинфий делился с попом семейными тайнами, точнее одной пернатой тайной, которая должна была быть по идее, строго для семейного употребления.
- Чтож ты творишь, дубина?! Сейчас он тебе наговорит.. вот вот это самое и наговорит… и это то же. Что-о-о?! Бесовская птица?! Ах тыж пенек бородатый, что бы ты понимал… Изловить говоришь.., ага так я и дался, чтобы ты потом на мне свое знание свое экзорцизма проверял практикой.
Заворочался и заплакал потревоженный Никитка, что перевело разговор в более практическую плоскость. Запахло ладаном – похоже поп приступил к исполнению своих прямых обязанностей, дом оне освящяют после меня видите ли…
Улетал в крайне поганом настроении. Забился в свое дупло. На душе было тяжело и муторно.
Вот так оно и бывает – вроде начало что то получаться и хлоп, человеческая придурь спускает все достигнутое в выгребную яму. Хотелось найти Акинфия, подлететь и вцепившись в морду всеми когтями, раздирая ее в мясо и яростно долбя клювом орать: «Что же ты натворил, дурень?! Тебе для долгой и счастливой жизни только  обвинения в колдовстве не хватает, а? Али ты другие грехи замолил и тебе каяться больше не в чем? Небось про то как серебро тайком плавил или людей пачками топил в подвале невьянской башни попам не рассказываешь, чурбак уральский? Или как варнаки, тобою прикормленные,  людей, места рудные нашедших, на тот свет спроваживают?
На другой день, долго летал вокруг завода в раздраенных  чувствах и злился. Краем сознания отметил что летаю сам - сосед по организму забился куда то в дальний угол и не отсвечивал. Похоже становлюсь единоличным владельцем пернатой тушки.
Под конец дня придумал месть и полетел на завод. Аккуратно пробрался на свое место.
Ага, старший Демидов был дома и рядом с сыном. Ну чтож - получи фашист гранату. Сформировал сложный образ: сперва себя смотрящего на Акинфия с немым укором, затем нарисовал картинку (в основном из кадров старого советского фильма «Высота») – огромная домна и полыхающая огнем чугунная река. Привязал картинку к мирно сопящему Никитке и отослал через него дурному папаше. Затем еще раз укоризненно посмотрел на заводчика, коего полученный образ пробрал до самой глубины его кузнецкой души и взмахом крыла стер картину будущих свершений его наследника.
Улетал удовлетворенный и довольный оттого что не мне одному теперь гадко.
Неделю не появлялся в пределах невьянской вотчины – летал на юг, в сторону Нижнего Тагила. Что то во мне изменилось – хищник подлетевший ко мне с гастрономическими целями, после того как я на него чуть не набросился с целью выместить злобу, шарахнулся прочь так как будто перед ним пушка выстрелила.
Спустя некоторое количество дней потянуло обратно, на сердце навалилась тоска и скука по подопечному. Прилетел, уселся на свое законное место, пообщался с обрадовавшимся Никиткой, чувствую он тоже скучал.
Пока жил вольной перелетной птицей придумал план, как втереться опять втереться в доверие – буду использовать во благо Родине людские предрассудки.