Ну-с... основной аврал вроде как преодолели, кое что осталось еще, но времени должно быть побольше.
Возвращаюсь к текстам 
Будет много переделок.

Книга первая. Ворон.

Также и времени нет самого по себе, но предметы
Сами ведут к ощущенью того, что в веках совершилось,
Что происходит теперь и что воспоследует позже.
И неизбежно признать, что никем ощущаться не может
Время само по себе, вне движения тел и покоя.

Глава первая.
1724 год по Р.Х. 8 сентября.

Почти на самой середине Евразийского континента, от студеных берегов Северного океана, и почти до самого Каспийского моря протянулся уральский хребет – великий каменный пояс. Словно седой, но не потерявший силы воин-порубежник стережет он границу, отделяющую Европу от Азии и словно древний страж бережет неисчислимые сокровища, хранящиеся в глубине его недр. Богата уральская земля рудами, золотом и драгоценными камнями, а также плодородными землями, лесами и водами. Как буд-то плети в руках великана струятся от подножия его гор многочисленные ручьи, речушки и реки.
Одна из них – быстроводная Чусовая, издавна служила дорогой сквозь уральские земли. Издавна по ее берегам селились люди, по ней же поднялись струги славного казака Ермака Тимофеевича, что шел воевать сибирскую землю для русского царства.
Но нелегко покорилась людям красавица-река. Весной каждого года, почти два столетия, открывались заводские плотины, наполняя реку обильными водами для того чтобы сотни коломенок и дощаников груженых уральским железом могли по глубокой весенней воде спуститься до Камы и далее, через Волгу добраться до городов европейской части Российской империи, укрепляя молодую державу и наполняя ее казну. Но на среднем течении реки, по обеим ее берегам речные суда поджидали грозные скалы-бойцы, вздыбившие щиты навстречу смельчакам дерзнувшим нарушить их покой. О каменную грудь иных бойцов разбивались в день десятки кораблей. Нынче же, теплым осенним днем, они были спокойны. Вволю наигравшись по весне, взяв обильную дань железом и кровью, грозные скалы снисходительно смотрели на копошащихся у их подножия букашек, плывущих на своих хрупких корабликах, насмешливо глядели им вслед - дескать свидимся еще, а там и поглядим отпустить вас подобру-поздорову или закрутить стремниной разбивая о камни…

* * *
Вверх по течению Чусовой шел караван. Демидовские струги везли на заводы пеньку и порох, хлеб и полотно. А на одном из них, в небольшой каютке тяжко переносила путь беременная женщина. Ефимия, жена самого Акинфия Демидова не успела вовремя добраться до Невьянской вотчины и теперь опасалась, что роды застанут ее в пути. Как говорится, чего опасаешься - то и случается. Погода будучи до этого ясной и солнечной начал ухудшаться, небо затянуло тучами и хлынул ливень. То-ли из-за резкого движения судна, то-ли еще из за чего, но у супруги уральского хозяина начались схватки.
Роды были тяжелые и долгие, повитуха, взятая сопровождать роженицу, уже опасалась за исход и собственную жизнь - хозяин каравана был нравом крут и на расправу скор.
Погода тем временем окончательно испортилась, загрохотал гром и засверкали молнии. В какой-то момент времени, родовые муки прекратились и мир огласил плач новорожденного человека.
- Топор, топор давайте, пуповину резать!* И воду, воду несите! – выскочившая бабка, чьи усилия не прошли даром, обратилась к стоявшим около мачты людям, и получив требуемое, метнулась обратно в каюту, бросив напоследок – сын у хозяина родился, знатно кричит. Богатырь!
И никто из присутствующих не мог предположить, что перед моментом рождения, очередная молния хлестнувшая по случайно оказавшейся над стругом птице, из далекого будущего принесет сознание человека.
Колесо истории, переехав случайно оказавшуюся на дороге пылинку, казалось даже и на йоту не отклонилось от намеченного пути…

* * *
Небытие.
Тьма. Свет.
Боль.

* * *
Вновь ощущаю собственное существование. Какой-то вихрь несет меня, словно соринку в бурном потоке воды, а затем выбрасывает в мир полный ярких образов и ощущений.
Чувствую себя явно не в своей тарелке, тело словно не мое вовсе, и как буд-то бы чей-то донельзя удивленный и ошарашенный взгляд пытается проникнуть внутрь меня.
А затем вернулась боль. Странная и незнакомая – накатывающая волнами и словно распирающая поясницу, сопряженная с усталостью. Потом накатил страх и чувство безысходности, меня как буд-то мягко, но сильно сдавило со всех сторон. Наступающее удушье заставило забиться, задергаться, из всех сил рвануть куда-то вперед, еще и еще раз напрягая последние силы. И наконец пришла награда приложенным усилиям. В глаза хлынул свет тысячи солнц и миллионов звезд, воздух, жгучий и сладкий наполнил легкие, и последнее что я помню перед тем как перегруженное эмоциями сознание выключилось – яростный и сильный крик победителя.
Очнулся от того что было холодно и мокро.
Итак я родился. Родился, как поется в детской песенке «триста лет тому назад». Впереди детство, отрочество, юность – целая жизнь. Интересно мне так и придется жить в младенческом тельце, ощущая все «прелести» младенческой жизни или у той сущности что провернула это тело другие варианты имеются. Кстати чего же так неудобно-то так, и прохладно – я же по идее лежу уютной колыбельке, тепло укутанный в пеленки-распашонки? И тело, ну совершенно не мое. И темно почему-то. А так это у меня глаза закрыты. Ну-ка что там на белом свете?
Открываю глаза и начинаю выпадать в осадок, благо есть от чего. Во первых, я смотрю в воду, чего по идее быть не должно, не могли же меня на берег выбросить. А во вторых, то что я вижу мне определенно не нравится. Ибо как может понравиться собственное отражение если в нем имеются крылья, лапы и хвост?!
Меня что – в птицу засунули?!
-  Каррр.. Звук, который вырвался из моей глотки меня не то что поразил – шокировал. От такой подляны я впал в прострацию, не осталось  ни чувств, ни мыслей. А затем события, словно набирающие галоп кони, понеслись вскачь.
Птица, в теле которой я оказался, закаркала и запрыгала по урезу воды, при том что я этого делать не собирался. Получается я не только попал в птичье тело, но и еще и на птичьих правах тут.
Злоба и ненависть потоком хлынули в сознание, появилось дикое и непреодолимое желание вцепиться мертвой хваткой кому ни-будь в глотку, рвать зубами и когтями расплачиваясь за все то что пришлось пережить.
И в этот момент из прибрежных кустов на меня кинулся рыжий и огромный, по сравнению со мной, зверь. Не знаю как повел бы себя прежний хозяин этого тела – попытался бы отпрыгнуть, увернуться в попытке сохранить жизнь или повис бы безвольной тушкой в зубах хищника, но я это нападение воспринял с облегчением. Клокотавшее внутри бешенство спрессовалось в тугой огненный шар, распирающий разум и требующий выхода, и я радостно выпустил его наружу. Лисица, ощутив мой ментальный взрыв, словно натолкнулась на невидимую стенку, испуганно тявкнула и попыталась сбежать, но не тут-то было. Настигнув в два маха убегающего зверя, я вцепился ему когтями в загривок и со всей наполнившей меня яростью и злобой стал долбить ему голову. Лиса, заверещав от ужаса, кинулась наутек не разбирая дороги. Не знаю чем бы кончилось дело, но вставшая на пути ветка кустарника, поставила точку в этом событии, смахнув мою обезумевшую тушку со спины лисы, после чего я в очередной раз отключился.
В следующий раз я очнулся от ощущения некоего полета.
Хотя полет оказался никаким ни «некоим», а самым что ни на есть реальным. Птица, в которую меня забросило, летела куда то по своим делам. Птичья личность, в момент моего пробуждения, была отодвинута  куда то далеко на задний план, и я оказался наедине с собой где то под облаками (ну так мне в тот момент показалось). Я и в той то жизни с высотой не дружил, а в новой, после всего перенесенного – тем более. Естественно, первое что сделал - запаниковал и никем не управляемый организм полетел, кувыркаясь, вниз.
Страх парализовал все тело, вплоть до блокирования физиологических инстинктов.  Я наверное, в тот момент даже обделаться не мог. Это нас и спасло – бывший хозяин тела, скорее всего на чистом инстинкте выживания, вырвался на свободу, кое как выровнял полет и мы шлепнулись на землю (чувствительно, но не смертельно).
Человек -  тварь живучая и адаптивная. После того как отошел от шока мы с птицем стали бодаться у него в голове. Оба были напуганы, он – внезапным вторжением в его птичью жизнь чего-то ужасного и неведомого, я – всем пережитым, оба мы были голодны и хотели пить. Поэтому, спустя некоторое время, мы договорились (если это понятие применимо к птице), притерлись и пернатая тушка, в которой отныне обитало две личности, поковыляла к воде.

* * *
Летим на рекой. Точнее летит ворон… или ворона (мои орнитологические познания так далеко не заходили, главное что самец), в общем весьма крупная птица темного окраса. Я лечу на правах пассажира, что дает мне возможность поразмышлять.
Птиц мне попался молодой и любопытный. После того как мы с ним слегка притерлись, попили, поели, и полетали в тестовом режиме, я направил своего «сожителя» к идущему вверх по течению каравану, и мы затихарились на крыше той самой каюты, где я пережил прекрасные и незабываемые мгновения своего второго рождения, а также судя по ярким воспоминаниям – прекрасные мгновения которые переживает роженица… бррр.
Слушая разговоры, я понял что в жизни, кроме невыносимой боли, ужаса и прочих неприятных вещей что мне пришлось пережить, существуют и светлые моменты. Попал я в то время и в то место куда и планировал – 8 сентября 1724 года, рядом с тем местом где родился третий сын самого влиятельного на Урале, по этим временам человека – основателя и владельца многих заводов Акинфия Демидова. Эх если бы еще в нужное тело... но не будем о грустном...

Демидовы. Именно с них началось в России горнозаводское дело и одна из самых известных династий русских промышленников, основавших в России многочисленные заводы и промыслы.
Началось все в уже не в столь далеком 1695-м году, когда тульский кузнец Никита, звавшийся в то время Антюфеевым, оказал услугу проезжавшему через Тулу «птенцу гнезда Петрова» - Петру Павловичу Шафирову. У Шафирова сломался дорожный пистолет, знаменитого немецкого мастера Кухенрейтера, и московскому чиновнику посоветовали отдать оружие в починку тульским кузнецам-оружейникам, среди которых самым умелым считался Никита. Спустя некоторое время, Шафиров вновь проезжал через Тулу и позвал кузнеца, для того чтобы забрать дорогой пистоль. Принесенное Никитой оружие было в полной исправности и царев порученец не мог нарадоваться, но когда он собрался достать кошель и расплатится с мастером, тот неожиданно остановил высокого гостя и сказал:
- Так что, ваша милость этот пистоль, не твоей, а моей собственной работы – и достав второй, точно такой же пистолет из под полы, продолжил – у того что вы мне изволили испортилась затравка и я ее исправить не мог. Не угодно или Вашему Превосходительству взять двух пистолетов вместо одного, потому что вина моя, так я и поплатиться должен!**
Шутить с влиятельным вельможей было небезопасно, но Никита рискнул и Шафиров по достоинству оценил его шутку. Осмотрев пистолеты, он убедился, что они ничем не отличаются друг от друга. В восторге от работы кузнеца были все присутствующие. Спустя некоторое время была встреча с царем (коему Шафиров рассказал о тульском мастере), который не побрезговал  зайти к кузнецу в гости испить вина и расцеловать кузнецову женку, а также поработать в его кузнице. Потом было исполнение царева заказа -  алебарды по иноземному образцу и первые фузеи, которые кузнец повез в Москву. Именно там, когда оказалось что привезенные ружья лучше чем хорошо выделанные иноземные, но при этом обойдутся казне гораздо дешевле,  царь, расцеловав Никиту в лоб, сказал: «Постарайся, Демидыч, распространить свое дело, а я тебя не оставлю».
С этого и началось возвышение тульских кузнецов: первый завод на реке Тулице, на котором Антуфьевы производили оружие и боеприпасы, а затем в 1702-м году, царь Петр пожаловал мастерам (коих уже назвал Демидовыми) Невьянский и Верхотурский казенные заводы на Урале (бывшие в ту пору, из-за плохого управления, в совершенном разорении). Так было положено основание  огромной торгово-промышленной империи, просуществовавшей без малого три сотни лет. Демидовы основали десятки рудников, заводов и фабрик, владели домами и землями по всей России, десятками тысяч работных людей. Они строили мосты и дороги, судоходные каналы и пристани. Поставляли в казну оружие и боеприпасы, торговали железом как в России, так и за ее пределами.
Об их успехах, кои достигались зачастую путем преступлений и злодеяний, ходят легенды. Династия Демидовых дала миру известных немало выдающихся личностей. Среди них были промышленники и государственные деятели, меценаты и ученые, моты и чудаки, были и такие что породнились с королевскими домами Европы.
Судьба (о! придумал как называть сущность, которая отправила меня в это «приключение») связала меня с третьим сыном Акинфия – Никитой, самым достойным представителем третьего поколения Демидовых, родоначальникам ни в чем не уступавшем. В «той истории», он унаследовал только третью часть основанного  отцом и дедом богатства. При этом, к концу жизни выпуск железа на его заводах превышал по объему все демидовские заводы до раздела между сыновьями. Вот только жестокостью нрава он превосходил и отца и деда – работных и крестьян он давил со страшной силой. Крестьяне, которых он покупал целыми селами,  предпочитали смерть и шли на бунт лишь бы не попасть в демидовскую кабалу.
А в своих уральских владениях он вел себя как типичный барин-самодур того (а если подумать, то и нашего) времени – кутил, жестоко наказывал за малейшие провинности, обманом закабаливал людей. При этом слыл человеком просвещенным, переписывался с Вольтером, интересовался археологией, а также покровительствовал искусству и наукам.
Сейчас будущий магнат лежит в люльке, пускает пузыри и непрерывно присутствует у меня в голове в виде главного вопроса русского человека – что делать?!
Кое какая коммуникация между нами имеется - Никита «радует» меня своими
младенческими ощущениями, которые я перестаю чувствовать, лишь отлетев от струга на изрядное расстояние. Что-же, если этот процесс обоюдный, то общаться мы с ним сможем. Вот только прожить всю оставшуюся жизнь в этой пернатой тушке мне очень, очень неохота.

--------------------------------
*    По одной из традиций пуповину мальчиков резали на топоре, у девочек на прялке – чтобы приохотить их с рождения к мужским или женским делам.
**  Для того чтобы понять юмор кузнеца, надо знать, что затравкой в кремниевых пистолетах называлась не деталь, а расходный материал, с помощью которого в каморе поджигался порох. С таким же успехом кузнец мог сказать: «В пистолете при починке промок порох, а я порох ремонтировать или производить не умею».

Отредактировано Дачник (12-12-2016 14:50:38)

Дык я и не возражаю. Как никак впереди у нас времена "Очакова и покоренья Крыма". То бишь и в РИ в это время у России все складывалось неплохо, поэтому никакой особой надобности в попаданце толкающем военный прогресс нет - матушка государыня, вкупе со славными полководцами и флотоводцами и без нас управится. А значит можно спокойно направить  усилия на восток. Ну и бонусы состричь можно - морская торговля по Черному, а при большой удаче и Средиземному морю (надо будет замотивировать царицу на то чтобы проход ТОРГОВЫХ кораблей через проливы выцыганить при любых обстоятельстивах), поставки для армии и флота, вложения в новые земли - там плюшек немеряно будет, причем таких которые других и не заинтересуют по первому времени.

Отредактировано Дачник (12-12-2016 19:13:29)