- Не будем анализировать наших резонов, - попытался я как можно скорее его утихомирить и выпроводить, но не тут-то было:
- И вообще, юноша, раз вы так озабочены получением от нас взрывчатых веществ, то, несомненно, имеете представление об их использовании.  Не откажите в любезности поделиться познаниями с моими товарищами.
Вот так вежливо и глубоко обоснованно он съел меня с потрохами - отказать в подобной просьбе решительно невозможно. Тем более, человеку, не расставшемуся с партбилетом, находясь в оккупации.
- Ладно, - тут же сдался я. Приводите курсантов через полтора часа. Сколько человек будет в учебной группе?
- Все семеро и будут. Те, что залегли после пулемётной очереди.
Я призадумался. Признать в том, что на нас надето, вражескую форму весьма затруднительно. Мы ведь даже не в характерных сапогах с короткими голенищами, а в ботинках. Да, в каждом ранце обязательно лежит пара с вложенными внутрь сапожной щёткой и баночкой ваксы. Поэтому скрыть факт ношения на работу одежды Вермахта, получится без особого труда. Расположение наше уже обнаружено, к классу диверсантов мы сами себя причислили, проявив интерес к тротилу. То есть – ничего более секретного о себе мы не сообщим.
- Всё равно через полтора часа, - настоял на своём я. – Нам нужно составить учебный план и приготовить пособия.
- Хорошо, - кивнул бухгалтер и ушёл. А мы поспешили переодеться в штатское, спрятать в будке всё лишнее и разложить на брезенте то, что может потребоваться. Мы с Олей, как уже «засветившиеся» приняли на себя заботы о преподавании, а Ефим с Мишей спрятались, чтобы присматривать за нами и поглядывать по сторонам – мало ли каких сюрпризов можно ожидать от незнакомцев!
- О! У вас даже радиостанция имеется! – увидев антенны на крыше автомобильной будки, произнёс один из пришедших строем партизан.
- Давайте сразу договоримся – вы не видели нас, а мы – вас, - поспешил я прервать разговоры не по делу. – Рассаживайтесь кружком, да и приступим помолясь.
- Разве вы не комсомолец? – приступил к расспросам другой. Конечно, я ничего не ответил,  а принялся втолковывать этим немолодым мужчинам то, чему меня относительно недавно научили товарищи. Вот, вроде и нехитрое дело, а тонкостей в нём воз и маленькая тележка. Кроме того имеется достаточно много разного рода взрывателей, обращаться с которыми нужно осмысленно. Урок получился насыщенным. Через некоторое время меня сменила Оля, а я вдруг призадумался – эта группа, скорее всего, связана с местным подпольем. Или не подпольем, но людьми имеющими подходы к разным всяким железнодорожным службам. А значит, имеет смысл рассказать им об угольных минах. То есть о тех, что выглядят, как кусок угля и, попав в паровозную топку, взрываются.
Вот о них я и рассказал, когда подруга выдохлась и уступила «кафедру» мне.
- Поскольку тротил горит, если не инициирован капсюлем детонатором, то мину следует им снабдить, - вовремя подсказала моя «ассистентка». - Потом завернуть в чёрную бумагу, чтобы, если осыплется или отколется верхний слой, не сразу бросилась в глаза начинка. Ну и форму изделию следует придать неправильную, отрезав уголки или переплавив…. Пришлось переходить к теме выплавки взрывчатки из боеприпасов. Словом, быстро отделаться от учеников не получилось. К тому же люди они оказались не молодые – называли нас сынком и дочкой.
Ушли в сумерках и обещали послезавтра к полудню принести взрывчатки и несколько взрывателей, не похожих на те, что мы смогли им показать. Нас это устраивало, потому что Лючикина всё рано нужно дожидаться здесь.
- А зачем вам такая капитальная землянка? – на прощание спросил всё тот же бухгалтер. – Не зимовать же вы здесь собрались!
- Капитальная, потому что должна выдержать три зимы, а что мы собрались делать  – не скажем, потому что не положено, - отрезал я.
- Может быть, поделитесь сведениями о положении на фронтах, - продолжил расспросы этот неуёмный. – Вы ведь слушаете радио.
- Сведения неутешительные. Собственно, то, что сообщают немцы – правда. Соврут они только, если скажут, что взяли Москву.
- Драпает Красная Армия – вздохнул один из дедов.
Я смолчал.
Только ушли партизаны – появился Лючикин. Шесть дней где-то пропадал.
- Немцев кругом много, - доложил он, не мешкая. - На всех дорогах посты, по лесам и полям сплошное прочёсывание. Я только и делал, что убегал и прятался. А больше рассказать-то и нечего. К местам, где спрятаны мотоциклы и другая машина я даже и не пытался подойти.
- Откуда ты про них знаешь, - удивился Фимка. Вернее, все удивились – он просто быстрее спросил. – Мы ведь тебе ни тебе, ни старшине, ни лейтенанту их не показывали.
- По следам нашёл, - как о чём-то очевидном ответил ефрейтор. Впрочем, в фашистской форме он называется гефрайтор – мы же изучаем военно-уставную часть немецкого, чтобы при случае скосить за своих. Налегаем, конечно, на произношение – оно, оказывается, очень неплохо у Михаила, который учил этот язык в школе. Ефим тоже – так что в нашей команде один я начинаю с азов.
На другой день мы внимательно слушали радиопередачу, в которой приятный женский голос называет цифры и, иногда, произносит непонятные фразы. Точно в ожидаемое время у микрофона оказалась другая дикторша, которая произнесла несколько фраз на неизвестном языке – это заняло около минуты, по истечении которой Лючикин подключил передатчик и сказал ровно четыре слова на том же самом языке.
- Что она тебе сказала? – первым спросил нетерпеливый Фимка.
- Передала приветы от папы и дедушки. Попросила найти новый аэродром и хорошенько его замаскировать. Всё.
- А что ответил ты?
- Здравствуй, мама. Конец связи.
- Он был в эфире всего четыре секунды, - пояснил я. – За такое время запеленговать нас просто невозможно.
- Твои родители, они кто по национальности? – полюбопытствовала Оля.
- Мама просто женщина, а папа – геолог.
- Информация о национальности – большой секрет, - вмешался я. - Лучше об этом не знать.
- Но ты-то знаешь! – с упрёком в голосе надавил на меня Миша.
- Это случайность, что я догадался. А вообще-то лучше бы и мне не знать.
- Не, это же жуть какая-то! – восторженно воскликнул Фимка. – Ведь мы все могли догадаться, что у Лючикина должны быть родственники, с которыми он разговаривает на незнакомом для нас языке.
- Не должно быть в отсталом языке слова «аэродром» - вдруг спохватилась Ольга. – Вернее, оно, конечно, есть, но заимствованное, то есть звучит так же, как на русском.
- Язык не отсталый, - вступился за родную речь Лючикин. – Он просто другой. В нем существуют понятия, о которых вы даже не слышали.
- Европеоид птица гордая, - поддержал я эвенка. – Не пнёшь – не полетит. А слово «аэродром» можно заменить, например, на «длинная поляна».
- Ты на «бремя белого человека» намекнул? – смущённо спросила Оля. – Извини меня, пожалуйста, Лючикин. Не подумав, ляпнула.

Забота о поисках аэродрома серьёзно нас обеспокоила. Внимательнейшим образом рассмотрев карты, мы нашли несколько мест, кажущихся подходящими, да вот веры в изделия топографов не было – имели случай убедиться в том, что многое на них устарело. Опять же – забота о маскировке. В общем, с одной стороны сам аэродром нужен, но хлопотать о его обслуживании… у нас тогда на основную деятельность времени не останется. Хотя, маленький самолёт, несущий во тьме ночной одну-единственную бомбу во многие разы эффективней, чем мы со всеми своими фугасами – он не станет мелочиться с уничтожением вагонов, гружёных камнями, а выберет непременно целый состав. И подкрадётся незаметно, и скорости уравнять сможет. Да хоть в тендер паровоза попадёт или в любой вагон на выбор. Хотя, лучше жахнуть по рельсам перед локомотивом, потому что последствия крупной железнодорожной катастрофы устранять приходится долго, а это важно для нарушения снабжения.
Наконец, родилась идея - трудоустроить давешних людей в чёрном, чтобы и полосу в порядке содержали, и о маскировке позаботились. Не дело им в их-то годы красться к железной дороге с фугасом наперевес – это и нам, молодым, даётся с трудом, а уж им.... Тем более что частенько приходится убегать.
Но, как убедить в необходимости подобного шага партизан?
- Никого ни в чём убеждать не нужно, - развеял наши сомнения Лючикин. – Я передам в центр, а оттуда прикажут. Только сначала нужно дождаться, когда эта дивизия отсюда уберётся – ну не могут немцы бесконечно держать её в тылу. А потом – подобрать подходящую площадку.
Этим же вечером Миша, Ефим и ефрейтор ушли в сторону железной дороги, чтобы выяснить, продолжают фашисты нас ловить, или уже перестали и уехали. А в полдень пришли несуны от подпольщиков без взрывчатки, но с творогом и сметаной.
- Тротил нам теперь самим нужен, - сообщил тот из них, что старше возрастом. – А вы питаться должны хорошо. Молодые потому что, растёте ещё. И вот вам яблоки – кушайте с аппетитом. Кстати, бают, ушёл фашист из лесов, потому что от его стараний никакого толка нет – пока они за вами гоняются, взрывы на дороге продолжаются в точности так, как и раньше.
Вот так-то. Ничего мы не добились, а только ребят напрасно отпустили в такую-то даль. Зато получили мешок яблок, по которым, оказывается, сильно изголодались. Ещё капусты, моркови и свёклы – дядьки даже редьки принесли и солёных огурчиков. Видать, мы им глянулись.
Потом достраивали землянку, хотя вероятность вернуться в неё теперь, после обнаружения этого места партизанами, стала совсем ничтожной. Но уже не так много оставалось до того, чтобы закончить. Наконец, дождались возвращения разведчиков.
Операцию по нашим поискам фашисты свернули, и теперь по полям и лесам больше не шастали большими толпами. Мотоциклы они отыскали, грузовик тоже, но не нашли захоронок, что мы оборудовали во вкопанных в землю ящиках. То есть инструменты и кое-какая приятная мелочёвка сохранились. Как и минно-подрывные принадлежности, которые мы рядом с собой не держали.
А вот с аэродромом вышло неожиданно – никто его не бомбил, и вообще следов присутствия кого бы то ни было, не обнаружил даже многоопытный Лючикин. По всему выходило, что до него просто не успели дойти цепи, прочёсывающие местность. Что же касается результатов работы авиаразведчика, то ведь кроме гипотезы, высказанной капитаном, ничто не указывало на факт обнаружения этой посадочной полосы.
Мы ещё припомнили, что дело было с утра при низком солнце и длинных тенях, а пучки травы способствуют созданию целой кучи полосок на изображении, видимом сверху. Получается, что нам просто повезло. Или дело в том, что немцы не аэродром выискивали, а просматривали местность с целью обнаружения людей в малопосещаемых местах? Не знаю, потому что не понимаю в таких делах, но автомобили или заметные группы людей в окрестностях аэродрома не появлялись.

После доклада по радио о том, что старая хорошо зарекомендовавшая себя взлётно-посадочная полоса противником не обнаружена, нас обязали встретить на ней транспортник буквально этой же ночью – мы снова внаглянку катили на грузовике через оккупированную территорию, потому что иначе не успевали. Прилетевший борт доставил две тройки в маскхалатах, которые сразу ушли, и ещё троих мужчин в немецкой форме рядового состава, сообщивших, что остаются с нами. Среди них был тот самый старшина, про которого мы прекрасно знаем, что он майор Кирмасов по имени Георгий. Он выкатил к самолётной двери замотанный в брезентовые чехлы длинномер и спросил:
- Это ты, Ференц , ружьё просил? Получи и распишись.
Мы аккуратно сняли посылку на землю и отвезли её в укрытое от взглядов сверху место. Самолёт улетел, доставив нам обидно мало тротила – опять полсотни килограммов привезли. Противотанковое ружьё, которым нас осчастливили, оказалось мне незнакомо – вот не такой у него приклад, как я видел в кино. Да и колёса от мотоцикла смотрятся лишними, и дульный тормоз какой-то не такой.
В общем, это совершенно не то, чего ждал. Но, если снять эту штуку с колёс и поставить на сошки, то получается похоже на ожидаемое.
- Так, товарищ старшина, - обратился я к майору по старой памяти. – Скажите, хоть, как оно называется?
- Обыкновенно называется – противотанковое ружьё образца одна тысяча девять тридцать девятого года. Мы его еле выклянчили. Если бы не внимание, которое ваша группа привлекла к себе на самом верху – ни за что не достали бы.
- А, может быть что-нибудь поновее…? – заканючил я.
- Берите, что дают. В действующей армии и этого пока нет – перестаньте капризничать. Вы же сознательный… пионер. Должны понимать.
Делать нечего – надо учить матчасть.
За день мы наготовили фугасов, я поковырялся с очередной идеей взрывателя, а вечером мы двинулись к железке – на этот раз отошли к западу километров на тридцать, рассчитывая, что здесь лес вокруг путей ещё не вырублен. Так вот – он оказался вырублен. Движение поездов шло интенсивное, а подложить мину до наступления темноты даже и думать нечего, потому что коротенькие составы из паровоза, толкающего впереди платформу с камнями и ещё одну платформу с пулемётчиками, защищёнными мешками с песком – так и снуют.
Вот один из таких паровозиков я из этого самого противотанкового ружья прямо в котёл и продырявил. Проехав с километр, сцепка остановилась, а тут следом настоящий поезд нагоняет и надрывается гудками на всю округу. Остановился, конечно, задолго до столкновения, но котёл паровоза под мой выстрел пришёлся тютелька в тютельку. В нём я тоже сделал аккуратную дырочку. А потом мы драпали, потому что немцев повылазило из вагонов видимо-невидимо. Поначалу-то казалось, что удержим их огнём из пулемёта и точными винтовочными выстрелами, но – не судьба. Команду смываться подал Фимка, а выполнили её не только мы, но и взрослые дяденьки – полуторапудовое противотанковое ружьё, четыре семикилограммовых фугаса и десятикилограммовый эмгач, когда нужно сматываться – большая помеха.
- Ерунда получается, дяденьки военные, - жаловалась Ольга, посматривая на наших незваных помощников. – Нам дяденьки железнодорожники рассказали, что ни один машинист не займёт перегон, если не получит жезла. Ну, штучки такой, которую выдаёт дежурный по станции. И на каждый перегон между разъёздами этот жезл один-единственный. То есть их не один, потому что если поезда идут следом друг за другом, то в пункте отправления жезл выскакивает из ящичка после того, кок другой жезл, полученный от предыдущего поезда, в такую же коробочку вставят. Такая вот автоматика придумана ещё с незапамятных времён, с той поры, как изобрели электричество.
А тут, выходит, что фашисты эти же самые правила нарушают. А ведь они такие все из себя правильные и аккуратные. Что это за беспорядки?
- Бардак, - кивнул старшина. – Везде, где вы появляетесь, наступает  одно только полное безобразие. Вот вы, товарищи, сержанты, обращаетесь друг к другу не по званиям, не по официально присвоенным вам кличкам, а упоминаете подлинные имена.
- Простите, милостивый государь, - повернул голову к старшине Миша. – А нельзя ли подробней относительно воинских званий?
- После окончания диверсионной подготовки считается правильным присвоить выпускникам сержантское звание. Но, поскольку курс у вас был сокращённым, сочли, что будет достаточно и младшего сержанта. Вы что, не знали об этом?
Мы переглянулись и пожали плечами.
- Такая спешка была, товарищ майор. Нас среди ночи подняли, велели одеться в штатское и запихнули в грузовик. А потом два дня возили по неведомым дорожкам – развёл руками Фимка.
- Ну, так вот – недавно вас повысили в звании – теперь вы сержанты.
Мы переглянулись и в один голос негромко произнесли:
- Служим трудовому народу.
Оба пришедших к нам со «старшиной» бойца заржали, - но быстро затихли под строгим взглядом своего начальника.
К этому моменту мы успели удалиться километров на пять, и снова приблизились к железной дороге. Как раз вдали показался одинокий паровоз, торопящийся к месту созданного нами затора. Я вышел на пути и подал сигнал остановки – круговые движения рукой. На мне ведь немецкая форма. Подошёл к локомотиву и забрался в будку, где отдал винтовку одному из немцев, а потом из парабеллума всех перестрелял. Там и было всего трое.
Подкинул в топку угля, открыл сифон и до упора передвинул регулятор. Торопливо спрыгнул, пока паровоз не набрал хода. Всё – теперь будет знатное столкновение с хвостом состава, у которого мы повредили локомотив. Да, пяти километров как раз хватит, чтобы хорошенько разогнаться.

Отредактировано Сергей_Калашников (18-12-2016 23:17:28)